Выживший. Покорение Америки (СИ)

А не прикинуться ли вообще немым? По-моему, неплохая идея, буду мычать, как Герасим, а если заставят писать… Гм, с писаниной у меня некоторые проблемы, могу легко допустить где-то ошибку. Опять же, заставят писать, как меня зовут и где я живу. Тогда лучше уж прикинуться и безграмотным, думаю, в США люди, не умеющие читать и писать, не такая уж и редкость.

Манхэттен встретил меня людской толчеёй и сумасшедшим автомобильным трафиком. Мимо меня в обе стороны, бешено сигналя и распугивая пешеходов, мчались «шевроле», «форды», «бьюики», «понтиаки», «крайслеры», «доджи»… Звенели трамваи, неспешно пробивали себе путь в этом скопище машин грузовики и автобусы. Все это мне резко напомнило Москву будущего, да и то годы спустя движение будет хоть и таким же интенсивным, но куда более упорядоченным. Кто знает, возможно, какое-то время спустя и я окажусь за рулем одного из этих лакированных красавцев. Плавные обводы автомобилей 1930-х радовали глаз, с ужасом заставляя вспоминать «мыльницы на колесах» вроде наших «Жигулей» и «Москвичей» эпохи застоя.

Я вспомнил, что улицы в Нью-Йорке обознаются по одной и той же схеме. На том же Манхэттене авеню тянутся вдоль острова с юго-запада на северо-восток, а перпендикулярно им располагаются стриты.

— Небоскрёбы, небоскрёбы, а я маленький такой, — невольно пропел я строчку из шлягера Вилли Токарева.

Действительно, уже в это время Манхэттен был заставлен небоскребами, поражавшими воображение своей внушительностью. Нет еще такого обилия стекла, придававшего высоткам будущего какую-то легкость, и оттого нынешние небоскребы казались каменными исполинами, столпившимися в деловом центре Нью-Йорка. С непривычки они давили, я уже и забыл, что значит бродить среди таких железобетонных колоссов.

И не пора ли мне уже поменять имидж? А то в своем потрепанном прикиде я выгляжу каким-то бомжом. Но цены здесь кусались, как я вскоре выяснил, за приличный костюм, сорочку, шляпу и ботинки пришлось бы выложить около 50 долларов. Оно и понятно, райончик не из простых, беднота тут не ходит.

В животе заурчало. Зря я не позавтракал на судне, а сейчас вон кишка кишку жуёт. Может, перекусить? Тем более разного рода кафешек по пути попадалось предостаточно. Вон симпатично как смотрится пиццерия под названием «Маленькая Италия», расположившись на первом этаже монументального 6-этажного здания, рядом с адвокатской конторой «Маккормик и сыновья». Три окна, через которые можно было разглядеть часть заведения, например, сидевшую за столиком у одного из окон парочку. Приветливо звякнул колокольчик над дверью, впуская меня в царство ароматов, от которых я тут же сглотнул слюну.

— Здравствуйте, мистер!

За прилавком расплывалась в широкой улыбке, демонстрируя крепкие, белые зубы, девица лет двадцати пяти. Несколько упитанна, но это придавало ей дополнительный шарм, особенно выдающаяся грудь, примерно 5-го размера, выглядывающая в декольте. Ярко-красный передник с маленьким изображением флага Италии и живая роза в волосах дополняли этот праздник оптимизма и жизнелюбия.

— Здравствуйте, мисс… Или миссис?

— Пока еще мисс, — хохотнула толстушка. — Но обычно меня называют просто сеньорита Филумена. Я вижу, вы у нас впервые?

— Да, я вообще первый день в Нью-Йорке, мне нужно добраться на Уорбертон-авеню. Пока шёл от порта, немного проголодался.

— О, уж голодным я вас точно не оставлю.

В итоге через 15 минут на моем столике стояло блюдо с огромным куском пиццы и чуть ли не полулитровый стакан одуряюще пахнувшего кофе со сливками. Да-а, мне и в будущем, наверное, не доводилось пробовать столь обалденной пиццы с кусочками сыра, грибов, ветчины, помидоров, зелени и ещё чего-то на тонком, тающем во рту тесте. А большой стакан изумительного кофе со сливками дополнял этот радующий глаз натюрморт. И за всё про всё — 75 центов!

Пока я ел, весело щебетавшая за стойкой Филумена поведала мне, что пиццерия принадлежит её отцу Энцо Трапаттоне, а открыл заведение ещё его отец — Джованни Трапаттоне, которого не стало два года назад. Что сестра отца и ее тётя Кармина удачно вышла замуж за владельца виноградных плантаций и уехала жить к нему в Ломбардию, нарожав уже троих детишек. Что цены у них вполне приемлемые, а качество пиццы высочайшего уровня, так что даже местные дельцы не брезгуют заходить сюда на ланч, а вечером в пиццерии так и вообще не протолкнуться.

— Спасибо, было очень вкусно, — обворожительно улыбнулся я этой разговорчивой милашке, оставляя на столике долларовую бумажку. — Сдачи не нужно. Кстати, где тут можно недорого, но прилично приодеться?

Через минуту я стал обладателем весьма полезной информации. Оказалось, что буквально в квартале отсюда во дворах есть магазинчик, где я смогу приобрести все, что мне нужно, за весьма приемлемую цену. В итоге еще минут сорок спустя я выходил из магазина с неприметной вывеской вполне прилично одетый в костюм-тройку с неброским галстуком, новенькие лакированные ботинки и модную по нынешним временам шляпу. Таким образом, мой бюджет на тот момент составлял чуть более 50 долларов.

«Зря только спарывал ярлыки», - подумал я, выбрасывая сверток со старой одеждой и обувью в мусорную корзину.

На относительно тихой и спокойной Уорбертон-авеню я оказался почти ровно в три пополудни, если судить по башенным часам на одном из зданий. Мне нужно было найти антикварную лавку Абрахама Лейбовица, и я не без труда, но всё-таки отыскал это заведение, находившееся на первом этаже 2-этажного здания постройки явно не свежее середины XIX века. Из-за витрины на меня смотрели пара бронзовых настольных часов — одни с херувимами, а вторые с фигуркой какой-то одалиски, старинный светильник, не менее старинная гравюра с изображением морского боя, полуметровая модель парусника и ещё разная мелочь, на которой я не стал фокусировать своё внимание. Толкнув дверь, снова, как и в пиццерии, я переступил порог под звон колокольчика, только этот уже, казалось, звучал как-то более торжественно и монументально. И тут же оказался в царстве антиквариата. Потемневшие от времени полотна в тяжелых рамах, холодное и огнестрельное оружие, многое чуть ли не времен покорения Америки, самая разнообразная посуда от чашек тончайшего фарфора до помятой железной плошки с симпатичным орнаментом, предметы интерьера, парочка глобусов, статуэтки, подзорные трубы… Отдельно под стеклом были выставлены старинные монеты. За их разглядыванием меня и застал, судя по всему, хозяин антикварной лавки.

— Доброго дня, мистер! Что вас интересует?

Это был высохший, сгорбленный старик с выдающимся, крючковатым носом, из ноздрей которого высовывалось несколько седых волосинок. Тонкие губы сжаты в ниточку, худое лицо изборождено морщинами. Чем-то он мне напомнил героя «Рождественской истории» по фамилии Скрудж, или гоголевского Плюшкина. Не хватало только истёртого до дыр халата и колпака на голове. Самыми живыми на его лице были глаза, которые хитро поблескивали.

— Добрый день, вы, вероятно, Абрахам Лейбовиц? — учтиво спросил я.

— Истинно так! — воскликнул антиквар. — Так что привело вас в это царство старины?

— К сожалению, пока ничего у вас приобретать я не планирую, хотя, не исключено, со временем и стану вашим клиентом. Мне вас порекомендовал капитан Сэмюель Джейсон Уолкер, просил передать вам привет и вот это.

Я протянул старику записку, и прежде чем её прочитать, Лейбовиц натянул на нос круглые очки.

— Да, это почерк Уолкера, — кивнул он, почесав желтым, словно у курильщика, ногтем кончик носа. — Называет вас Филом, и просит оказать подателю этой записки посильную помощь, поскольку человек вы здесь новый и с местными реалиями, как он выразил предположение, совершенно не знакомы. Более о вас ни слова.

— Если сможете чем-то помочь — буду весьма признателен, если нет… Что ж, тогда извините за беспокойство.

Я сделал движение, словно собираюсь покинуть лавку.

— Не торопитесь, молодой человек, я ещё ничего не сказал. Давайте-ка присядем и спокойно поговорим. Может быть, кофе?