В третью стражу. Трилогия (СИ)

   От утренней боли осталось только ужасная слабость во всём теле. И ещё - очень хотелось есть. Да так, что Фиона задумалась: а не заказать ли обед в номер? Но в последний момент отдёрнула потянувшуюся к телефонной трубке руку.

   "В конце концов, я леди или корова? Неужели я не могу стать выше собственной слабой природы? Нужно лишь приложить немного усилий..." - стиснув зубы, она откинула одеяло, подавив стон, встала с постели и направилась в ванную комнату.

   4.

Татьяна Драгунова и Виктор Федорчук, Гренобль, Французская республика, 9 января 1937

,

утро

   - Принцесса! - вскричал тогда Карл-Ульрих. - Принцесса!

   Слава богу, что это карканье не услышит публика. И просто замечательно, что фильм будет черно-белый - у "принца" с перепою глаза, как у кролика. Но ей все равно. Когда она хотела - а сейчас она этого хотела - Таня могла вообразить себе все, что угодно. Никогда раньше за собой такого не замечала, и за комсомолочкой своей не помнила, но вот же оно, - вот! Стоит перед ней охрипший, не выспавшийся и не очухавшийся с бодуна средних лет мужик, с глазами законченного алкоголика, каковым он на самом деле и является, и никакой грим этого скрыть не может, хотя зрители, конечно, ничего такого и не заметят. Но она-то, Татьяна, всего в двух шагах от него - даже "выхлоп" и тот до нее доносится - а ей все едино: сейчас она видит перед собой совсем другого мужчину, и сердце ее полно любви и благодарности...

   - Принц мой, принц... - шепчет, а камера берет крупным планом ее огромные, совершенно невероятно распахнутые в объектив глаза. - Ты, знаешь, что ты мой принц? Мой король... император...

   - Твой раб... - шипит потерявший голос принц.

   - Мой друг, - поправляет она, раздвигая губы в улыбке, той самой, что сведёт с ума миллионы мужиков во всех странах мира. - Мой милый друг...Mon bel amour!

   - Снято! - кричит режиссер, и все заканчивается.

   "Уф..."

   - Ты гениальна, моя прелесть! - Виктор смотрит на нее поверх дужек спустившихся на кончик носа круглых очков. Его глаза...

   - Ты понял? - она все еще не может привыкнуть к тому, что он способен читать ее мысли.

   "Ну, не все, положим!"

   Положим, не все, но многие и особенно тогда, когда она думает о нем.

   - Мне стало жарко от смущения...

   - Да, уж...

   Но договорить им не дали: у публичности имеются не только плюсы, но и минусы. Большие жирные минусы: цветы, улыбки, автографы, и лица, лица, лица... Поклонники, праздные зеваки, члены киногруппы...

   Заканчивали съемки не в павильоне, а прямо на улице, благо, в Гренобле солнечно и снежно, вот и народу "поглазеть" собралось столько, что даже странно: откуда здесь так много идиотов?

   Впрочем, все когда-нибудь заканчивается.

   "Ну, вот и "Золушка" закончилась", - усталость накатила волной, съела силы, выпила счастье. И Таня обмякла вдруг в кресле, и даже подремывать было начала, но тут дверь распахнулась, и в номер вошел Виктор.

   - Рей! - встрепенулась она.

   Вообще-то у него было множество имен: официальное из фальшивого паспорта, литературное, которое многие принимали за настоящее, и еще прозвища. Она называла его на американский манер: Рей! Звучит совсем неплохо, хотя для французского языка и уха "Раймон" - тоже отнюдь не "Васисуалий". А вот Баст зовет Витю "Райком" на свой германо-фашистский лад. Но круче всех, как всегда, выпендрилась тогда Олька:

- О! Раймонд! Великолепное имя. Ты знаешь, откуда оно произошло?

- Догадываюсь. - Усмехнулся в ответ Виктор.

- Ну, и славно. Я буду звать тебя Мундль

, не возражаешь?

   "Оля..."

   - Ну! - требовательно поднялась из кресла сразу же проснувшаяся Таня.

   - Похоже, Герда сказала правду, - пожал плечами Виктор в ответ. - И они же подруги, вроде бы... Ей виднее.

   - Значит, ничего нового.

   Это было ужасно, и это длилось и длилось, и никак не хотело заканчиваться.

   Первое сообщение о гибели Ольги они услышали накануне отъезда из Фогельхугля. Сидели вечером у приемника, пили глинтвейн, слушали музыку, а в новостях передали:

Убита... фронт... Саламанка

...

   Что сделалось с Вильдой - словами не описать. Таня даже представить себе такое не могла. Супруга фон Шаунбурга казалась ей женщиной не просто сдержанной, а скорее даже холодноватой по природе, но впечатление оказалось неверным. Это было воспитание, а не темперамент. Но, с другой стороны, что Вильде до любовницы мужа? Ведь не могла же она не знать, какие отношения связывают Баста и Кейт? Ну, хоть догадаться, почувствовать, должна была? Но если знала, с чего вдруг такие эмоции?

   Такие странные отношения удивляли Татьяну несказанно, и любопытство мучило, но ведь и не спросишь! Ни Олега, ни Ольгу, ни, тем более, тихую интеллигентную Вильду. И вот вдруг это сообщение... Как камень на голову, как земля из-под ног. Когда услышала, у самой в глазах потемнело, и так сжало низ живота, словно приступ аппендицита или родовые схватки... Но это были всего лишь спазмы. Нервные спазмы, - таких у нее не случалось даже во внутренней "гостинице" разведупра, когда жизнь и судьба действительно висели на волоске. Но Ольга...

   "Оленька! Прости дуру! Прости..."

   По сравнению со смертью подруги, все прочее виделось мелким и унылым. Все эти их подколки, и негласное соревнование на право быть самой-самой...

   "Глупость какая... Оля..."

   Возможно, она и не справилась бы с ужасом той ночи, если бы не пришлось приводить в чувство Вильду.

   "Второй раз за три дня..."

   Ну, второй или третий, а рождественские каникулы не задались, но не в этом дело. Неизвестность - вот что выматывало душу больше всего. Сообщения были редкими и противоречивыми:

убита... жива... ранена... умерла от ран

... и снова -

жива

...

находится в госпитале... выздоравливает... умирает...

   В конце концов, им все равно пришлось уехать. Контракт предусматривал закончить "Золушку" к Рождеству, но ни к Рождеству, ни к Новому Году не получилось. Но это не значило, что затягивать съемки можно до бесконечности. И дело даже не в штрафных санкциях...

   "А в чем?"

   В планах гастролей, например.

   - Вот что, - сказала Таня, глядя Виктору прямо в глаза. - В Бельгию мы поедем в феврале, а сейчас я хочу в Испанию...

   5.

Атташе посольства СССР в Испанской республике Лев Лазаревич Никольский

, Мадрид

,

Испания, 9 января 1937

,

вечер

   - К сожалению, мы опоздали, - Никольский откинулся на спинку стула и коротко, остро взглянул в глаза Володина, как бы спрашивая, понимает ли тот, о чем идет речь.

   - Что вы имеете в виду? - Алексей Николаевич Володин умел владеть лицом ничуть не хуже своего начальника, хотя он-то как раз знал, насколько плохо обстоят дела. Что называется, из первых уст знал, так как оказался по случаю, вероятно, последним сотрудником НКВД, кто разговаривал с представителем Коминтерна - не считая, разумеется, "кротов" в окружении Марти, - разговор этот состоялся два дня назад. А вчера товарища Андре Марти не стало... Такова жизнь на войне.

   "Сегодня ты, а завтра я..." - но умирать никто не хочет.

   - Троцкисты совершенно очевидно перешли теперь в наступление по всему фронту, - построжев лицом, ответил на вопрос Лев Лазаревич. Разумеется, все это была, как на театре, - одна лишь игра, но оба собеседника сознавали, что доверять сейчас нельзя никому. А раз так, лучше перебдеть, чем наоборот. Кое-кого из тех, кто все еще жил по старым правилам уже повыдергали - словно редиску или турнепс - из Испании в Москву, и где теперь они все?