Стрелка (СИ)

Под запрет подпадают и техники прерывания, и «кипячёные яйца по-самурайски», и «мазь из красных муравьёв» османских султанов, и однополый секс во всех формах вообще — детей-то от него не рождается!

В Англии при Эдуарде I Длинноногом (1272–1307), который активно применял юридическую норму преемников Константина Великого, процессы против «грешников содомских» имели массовый характер. Это было следствием, в первую очередь, личной драмы короля: гомосексуалистом был его сын и наследник — Эдуард II Карнарвонский.

В России сексуальные контакты между лицами одного пола были распространены у славян-язычников, имели место (в том числе среди знати) и впоследствии, однако до времен Петра I никакого наказания для гомосексуалистов предусмотрено не было. Петр, копируя шведский опыт, ввел его исключительно для солдат: с 1706 года замеченных в «противоестественном блуде» военных — по-европейски сжигали на костре. Однако это настолько не соответствовало русскому представлению о «правильно», что императору пришлось, начиная с 1716-го, ограничиться телесным наказанием. Для гражданских лиц гомосексуализм стал уголовно-наказуемым только с принятием в 1832 году «Уложения о наказаниях» Николая I.

Жестокость западного христианства, форма казни (сжигание на костре) восходит к борьбе христианства с язычеством. На Руси, где соотношение христианства и язычества было иным («вера русская — не христианство с суевериями, а двоеверие»), отношение в обществе к вариациям сексуального поведения было не-европейским. С тех ещё времён.

Забавно, что «ревнители возрождения духовности предков», славянского язычества, типа разных «Союз волхвов» или «Братство Перуна», пропагандируют, тем самым, толерантность к гомосексуализму.

Не они одни: любителям ниндзя и у-шу следует помнить, что в Китае и Японии гомосексуализм имеет богатую «народную традицию», отраженную в исторических источниках, в сказках, песнях, рисунках и других видах творчества. Приблизительно до середины второго тысячелетия гомосексуализм в принципе не считался чем-то предосудительным или аморальным, тема сексуальных контактов существовала параллельно с представлениями об идеальном и гармоничном браке между мужчиной и женщиной. То есть: «мухи — отдельно, котлеты — отдельно».

Не буду тыкать пальцем в Шао-линь или иную «школу мудрости», но у ряда народов, в рамках национальной педагогики, сексуальная связь между взрослым мужчиной (наставником) и юношей (воспитанником) рассматривался как инициация последнего, его переход во взрослую жизнь, нередко носила обязательный характер.

Интересно видеть определённую «противофазность» между Европой и Русью в отношении к явлению. То они своих «ненормальных» жгут живьём, и Петру Первому приходится сначала заимствовать «гуманистические» шведские нормативы, а потом хоть как-то их смягчать. То — наоборот.

Может, не надо догонять «просвещённую Европу»? Может, подождать, пока их в другую сторону кинет? Вместе с «цитаделью демократии»: один из «отцов-основателей» США Томас Джефферсон предлагал наказывать за мужеложство — кастрацией, а за лесбиянство — прокалыванием перегородки носа. По меркам существовавших на тот момент в США воззрений на «половой вопрос» — весьма либерально.

Не является ли поддержка ЛГБТ-сообществ евро-американскими обществами и государствами — завуалированной формой покаяния? Попыткой искупить почти полтора тысячелетия костров и виселиц? Инстинктивным ощущением вины и попыткой загладить содеянное?

И как быть обществам с другой историей, в которых подобного маразма не было?

К каким трагедиям приводит противоречие между свойствами человека, реальностью окружающего его мира и «канализацией любви», вошедшей в основу христианства, в таких заведениях как католические и православные монастыри, какие случаи случались в Советском Союзе, когда масса взрослых женщин осталась после Отечественной вдовами, как решали свои проблемы француженки после Первой Мировой, «обескровившей Францию до голубизны», что ждёт Китай, с учётом тамошнего демографического перекоса, сложившегося к началу 21 века…

Когда христианство не соответствует реальности — взрослые люди его… отодвигают. К счастью для потомков. То есть — говорят нужные слова, исполняют нужные ритуалы, но думают и делают по-своему. Похоже на жизнь при коммуняках.

«Хоть бы и трижды правильное слово не должно мешать полезному делу».

Смерды в своих общинах видят священников нечасто и следуют исконно-посконному, «как с дедов-прадедов заведено». А вот юноши и девушки из «хороших семейств», воспитываемые под постоянным присмотром духовных лиц, отделённые от основной народной массы своим социальным статусом, более подвержены идеологическому влиянию. Они в это верят. Пока. Потом, бог даст, «жизнь сама таких накажет строго». Некоторых ещё и научит. Иначе бы — вымерли.

Лазарь наступил на грудь лежащему парню, приставил к горлу меч. Руки Лазаря на рукояти меча дрожали, лицо раскраснелось в праведном гневе. Прирежет. Прирежет исключительно из лучших побуждений и благородных устремлений. Потом будет мучиться и раскаиваться. Если доживёт.

– Погоди. Мы ж с тобой не иудеи какие-нибудь, не католики-схизматы. Это у тех — сразу смерть всем обоим. А у нас… Бог — милостив. А мы чем хуже?

Парень, с ужасом скосив глаза на упёртый ему в шею клинок, быстро залепетал:

– Ребятки… люди добрые… воины православные… не надо… не надо нас убивать… что хотите возьмите… все отдам… только отпустите нас… не убивайте… пожалуйста-а-а…

Насчёт — «всё отдам»…

«Жаба» моя при мне, никуда не делась. Рефлекторный вопрос: «А что я с этого могу поиметь?».

Судя по одёжке — парнишка не из простых. Кафтан тёмного хорошего сукна, тонкого полотна рубаха, сейчас задравшаяся на пояс и обнажившая нервно дрожащий низок животика молочно-белого цвета и выпирающие тазовые кости. Сапоги… хорошей новогородской работы, воинский пояс очень неплохо вышит цветными нитками…

Интересно, сколько будет его «всё отдам» в денежном эквиваленте?

– Что у тебя есть — мы и так возьмём. Что ещё дашь?

Парнишка всхлипнул и неуверенно предложил:

– Я… я сам… я вам… Тело своё. Вам на утехи. Делайте со мной что хотите — слова не скажу, все ваши хотения исполню.

Второй персонаж резко забился, начал что-то активно мычать, Сухану пришлось врубить чудаку по рёбрам. Между тем, наш «соблазнитель» собрался с духом и, уже относительно твёрдым голосом, принялся успокаивать своего мычащего партнёра по нелегитимному соитию:

– Шух, ты не тревожься, я ж ничего, я ж привычный. Потерплю малость. Они ж не звери какие, они ж… ну… а потом нас отпустят. Правда, ребята? Простите нас. А мы больше — не! Мы больше — никогда! Дурак я, дурак. И зачем я сюда тебя привёл. Надо было в том месте, которые ты выбрал… Ребята, вы как? Вам как… ну… хочется?

Я перевёл глаза на Лазаря.

Он был багровеющь, пыхтящь и сглатывающь. Заметив мой вопросительный взгляд, боярич отпрыгнул на пару шагов, яростно замотал головой и стал отмахиваться во стороны мечом и крёстным знамением: «Чур меня! Чур!!!». Сама мысль, что к нему могут обратиться с предложением:

– А ты не хочешь?

вот в таком контексте — потрясла его. Весь его вид выражал страх: «Нет! Не был! Не состоял! Не привлекался! Даже рядом и в мыслях — никогда!».

Забавно: столь мощная эмоция хорошо подходит для «поводка на душу». Для Лазаря в этом нужды нет. Он и так меня слушается. Но он же — типичный. Значит, и другие местные представители из этого социально-религиозно-возрастного кластера… Надо запомнить.

– Слышь ты, трахнутый, садись да рассказывай. Как ты дошёл да жизни такой. И не вздумай врать — я лжу нутром чую. Но-но. Штаны не подтягивать, рубаху держать у горла. Мы любоваться будем. Может, у кого и встанет на тебя.

Парнишка, постепенно успокаиваясь, развязал пояс, снял опояску, аккуратно сложил их рядом, уселся по-турецки, подстелив полу своего кафтана, по моему жесту, убрал вторую полу, которой попытался прикрыть свой срам, продёрнул рубаху через ворот, развёл пошире отвороты кафтана на груди, демонстрируя ряд выпирающих рёбер, подсобрал спущенные штаны на сапогах и, в очередной раз тяжко вздохнув, приступил к повествованию.