Стратегия обмана. Политические хроники (СИ)

— Не здесь, конечно, — поспешили успокоить её, — южнее, ближе к Синаю.

Тут из трюма неспешно поднялся «Джозеф». Алекс еле сдержалась, чтобы не охнуть от неожиданности — в первый раз ей довелось увидеть Кэпа без бороды. Полностью обритый, лицом он больше не походил на фидаина или лихого человека, но и на себя он теперь тоже не был похож. Было заметно, что он немало взволнован и напряжён. Но Алекс и это посчитала плюсом — пусть пограничники думают, что это несчастный муж, морально задавленный чересчур активной молодой женой-болтушкой.

— Джозеф, — начала она распекать его по-английски, — я же говорила тебе, это не Хайфа. Дядя Моше уже, наверное, перестал нас ждать и решил, что нас потопили египтяне. Офицер говорит, тут по-прежнему воюют…

— Американец? — спросил Кэпа офицер.

— Да, — буркнул тот, подходя ближе к «жене».

Офицер протянул руку, и Кэпу пришлось ответить на рукопожатие.

— Америка очень помогла нам, — кивал офицер. — Без неё мы бы не выстояли в прошлом году.

Другой пограничник принялся излагать сионистскую пропаганду:

— Не для того мы завоевали право строить свое еврейское государство, чтоб так просто отказаться от нашей двухтысячелетней мечты. Всё это время наш народ был окружен врагами, потому мы и должны отстаивать с оружием в руках право иметь собственную землю. Без американского оружия наша маленькая страна не выстояла бы против двадцати двух арабских государств. США — вот наш главный союзник.

Все пограничники поочередно принялись жать руку растерявшемуся Кэпу, будто это он лично привез в Израиль американские танки и истребители. Как ни странно, после этого военные неспешно покинули яхту и взобрались на свой катер, на прощание напутствовав, как без приключений дойти да Хайфы. Незадачливая «семейная пара» последовала их совету, пока катер не скрылся из виду. Тут капитан без лишних раздумий взял курс на запад. Побывать ещё и в Хайфе ни ему, ни Алекс вовсе не хотелось. Сделав небольшой крюк, яхта поплыла на север.

— Я понял, в чём твой фокус, — хитро сощурился Кэп, разглядывая молчаливую Алекс. — Читал когда-то, что язык европейских евреев произошёл от верхненемецкого, а в письменном виде от современного немецкого почти неотличим. Ты откуда родом, из ФРГ или ГДР?

Алекс никогда не говорила с ним о своём прошлом и сейчас тоже не собиралась.

— Не угадал, — мрачно кинула она.

— Ну да, небось, родилась во время войны. Родители бежали, осели или в Египте или в Тунисе? Или ты на самом деле еврейка?

— Это любопытство или обвинение?

— Если честно, мне плевать, кто ты на самом деле. Сегодня ты вытащила нас из такого… что и думать не хочется. Я даже прощаю тебе Монте-Карло.

— Да ты что! — Алекс игриво обвила его шею руками и попыталась чмокнуть в гладковыбритую щеку, — мой муженек.

— Лучше скажи, — увернувшись, спросил он, — где ты родилась, женушка.

— Я не еврейка, Кэп, — твёрдо заявила она, — и не немка в том смысле, в каком ты это понимаешь. Я, если хочешь знать, человек неопределенной национальной принадлежности. Все мои дедушки и бабушки происходили из разных народов.

— И тем не менее немецкий идиш ты знаешь.

— Это просто нам повезло, что нашёлся офицер, который захотел со мной говорить на диалекте немецкого. Тот парень, видимо сам не особо разбирается в идиш. Да это и не важно, у нас с ним был не конгресс лингвистов. У меня просто получилось внушить израильтянам простую и важную для нас с тобой мысль — мы для них свои, а для израильтян есть только свои и все остальные. А остальные, кроме американцев, как ты слышал, могут быть только врагами. Считай, я умело сыграла на сионистской паранойе.

До Эн-Накуры они дошли без приключений. Встретившей их делегации палестинцев они не стали говорить о причине опоздания — их могли не так понять, а то и вовсе принять за израильских шпионов.

— Как добрались? — спрашивал на ходу молодой араб по имени Халид, пока выносил с товарищами ящики из трюма. — Израильтяне не зверствовали?

— Да нет, — беззаботно пожала печами Алекс, — всё прошло спокойно, и на воде и на суше.

— Им сейчас не до нас, — согласно кивнул Халид, — воюют с иорданцами. Им мало тех земель, что они отобрали у палестинцев, им нужен ещё Синай и Голланы и всего побольше. Зачем? В мире нет столько евреев, чтоб заселить эти земли.

— Аннексируют с местными жителями, — парировала Алекс.

— Местные им не нужны.

Сказано это было с нескрываемой обидой и злобой. Алекс поняла, что задела парня за живое и смягчилась:

— Знаю, Халид, на собственной шкуре знаю.

— Серьёзно?

— Своими глазами видела, как израильские пограничники расстреливали женщин и детей на границе. А те хотели только вернуться в собственные дома, откуда их выгнали.

Халид снова согласно закивал:

— А всему миру израильтяне говорят, что те женщины и дети были боевиками и шли они устраивать в Израиле диверсии.

— Военщине же надо что-то соврать в оправдание.

— В том-то и дело, что они постоянно только и делают что врут. Вся их политика — это ложь, — разгорячился Халид, желая высказать всё наболевшее. — Нам говорят, что евреи сильно пострадали от Гитлера и поэтому у них должно быть собственное государство, чтобы Освенцим не повторился. Но при чём тут палестинцы? Мы, что ли, растапливали печи крематориев? Мы даже не были союзниками Гитлера, не участвовали в той войне. Всё это было в Европе, не у нас. Мы жили себе спокойно и знать не знали ни про какой холокост. С чего вдруг после него сионисты решили строить из себя единственную и абсолютную жертву, которой всё позволено? Не мы устроили холокост, но расплата пришла в наши дома только потому, что якобы две тысячи лет назад здесь был Древний Израиль. Но что-то я не слышал, чтобы кто-то захотел возродить Древний Египет или античную Грецию. Что было, то прошло, история должна развиваться вперед, а не возвращаться к первобытной дикости. Наши предки жили на этой земле испокон веков, но потом её захватили сначала одни европейцы-англичане, а потом отдали другим европейцам-сионистам, будто мы никогда и не были хозяевами своей земли и своих жизней. Это же Герцль заявил: «Земля без народа — для народа без земли». Видимо палестинцы для него людьми не были, раз он их тут не заметил. Вот теперь все сионисты и говорят, что Палестина всегда была безлюдной пустыней, пока пятьдесят лет назад не пришли они и начали облагораживать свой Израиль, а арабы потом слетелись на всё готовенькое. Ну не смешно ли? А оливковые рощи чьи? Их за десять лет не вырастишь, это века ухода, это труд многих поколений. Кто как не палестинцы их выращивали? — и Халид усмехнулся. — Может англичане, пока владели мандатом на Палестину?

— Вот именно, всё дело в британцах, Халид, — напав на излюбленную тему начала вещать Алекс, — в этих чёртовых островитянах. Это они в 1948 году отдали вас на растерзание террористам из «Иргуна». Сионисты, по сути, такие же революционеры, как и все, что были до них — народовольцы, большевики, нацисты — все они хотели разрушить старый мир, чтоб создать новый, какой им покажется правильным, а на остальное плевать. Ведь были же до Второй мировой разные еврейские движения, которые были согласны переселиться хоть на Мадагаскар, хоть в Уганду. Тот же Бунд с лозунгом «Там, где мы живём, там наша страна», не прочь был остаться в Европе. Но нет, после войны из всех этих движений отчего-то выкарабкались только сионисты, да ещё присвоили себе монополию быть единственным политическим движением всех евреев. И это с их-то расистскими идеями о превосходстве евреев над остальными народами, о народе, избранном Богом, о единой всемирной еврейской нации, о греховности ассимиляции с другими народами, которые всё до одного юдофобы и враги, а Израиль это единственное место спасения. Хотя, чего это я удивляюсь, что при нацистах выжили только сионисты? Один расист ведь другого не обидит. По мне, так Израиль — это утопия, какой-то социальный эксперимент в масштабах одного небольшого государства. Это всё равно, что собрать со всего мира цыган, сказать, что настало время вернуться на земли прародины и отправить их в какой-нибудь Кашмир, а этот самый Кашмир отхватить у пакистанцев и индусов разом. Вот и получится страна с недружелюбными соседями и население с разной культурой, языком и вероисповеданием, если только идеологи не сделают государственным языком санскрит, а верховной религией — солнцепоклонство.