В третью стражу. Трилогия (СИ)

видит бог

- "больше и глубже". Такая вот негегельянская диалектика.

   А после бани, хозяева пригласили на "кофе с ликерами", и разговор - не Баст его инициировал, но таким поворотом беседы был вполне доволен - зашел о последних событиях в Чехословацкой республике.

   - Если бы вы видели то, что видел я, - Вольфганг Шенк, зять хозяина дома, оказался весьма эмоциональным и легко возбудимым субъектом, но он знал, о чем говорит, и за это ему многое можно было простить. - Если бы вы только видели, Себастиан! В Кульмбахе и окрестностях мы развернули пять временных лагерей для беженцев. Люди уходят из долины Егера в чем были, без денег и вещей...

   - Это их выбор, Вольфганг, - а вот Матиас, шурин герра Шенка, более сдержан. - Их никто не заставлял бежать с родины. Они ведь там всегда жили...

   - Но не всегда были меньшинством, - возразила Кайзерина, с благодарной улыбкой принимая поднесенный Бастом огонёк. - Как подданные австрийской империи они принадлежали к правящей нации. Но в восемнадцатом году...

   - О, да! Восемнадцатый год, - Клаудиа фон Фогельвейзен перевела взгляд на окно гостиной, словно ожидала увидеть там трагические картины прошлого. - Вы, молодежь, даже представить себе не можете, что мы пережили, когда рухнули устои, и под руинами двух империй исчезла наша прошлая жизнь. Вы были слишком малы...

   "Н-да, вишневый сад..."

   - А с той стороны что-то есть? - спросил Баст вслух и пыхнул сигарой.

   - Рейхенберг еще держится, - ответил Вольфганг. - А из Егера и соседних городков отряды фрайкора ушли в горы, но если чехи не прекратят творить насилия, наверняка последует новый взрыв.

   - Не думаю, - покачал головой Матиас. - Люди напуганы... Если они уходят в Германию, значит не верят, что что-то еще можно сделать.

   - Почему же мы не вмешиваемся? - спросила Петра - жена Матиаса.

   - Потому что чехи сильнее, - пожал плечами Баст. - Сейчас они сильнее, - объяснил он удивленной его словами Вильде. - У них не было ограничений...

   - Вчера в Рейхстаге выступал рейхсканцлер...

- Баст сразу же обратил внимание, что Матиас не называет Гитлера по имени, и фюрером не называет тоже.

- И хотя он был весьма красноречив, по сути, его выступление сводилось к констатации простого факта: мы ничего не можем, а другие - прежде всего англичане - ничего для нас, немцев, делать не хотят. Не говоря уже о французах.

   - Да уж, Матиас, лягушатники очень болезненно отреагировали на нашу попытку денонсации Локарнских соглашений, - напомнил Баст. - Возможно, Судеты, как и щелчок по носу "цыганскому капралу" в Рейнланде - это наша плата за возвращение Саара.

   - Возможно... но согласитесь, Себастиан, как все это не вовремя.

   - Да, - кивнула Кайзерина, только что пригубившая ликер из хрустальной рюмки. - Им бы стоило подождать пару лет, и все могло бы случиться по-другому.

   - Но история не знает сослагательного наклонения, - улыбнулась Кайзерине Вильда. - Ведь так?

   - Как знать, - загадочно улыбнулась в ответ Кейт. - Как знать... Но вот мне по-настоящему любопытно: что такое вдруг случилось, что наши братья в Судетах так воспламенились?!

   - Как, Кайзерина! - Баст даже головой покачал от удивления. - Разве ты не знаешь? Все это из-за покойного Генлейна.

   - Но чехи утверждают, что его убили вы, немцы, - надменно подняла бровь Кейт.

   - И кто же им поверит, кроме вас... болгар? - откровенно усмехнулся Баст, а Вильда совершенно неожиданно для остальных присутствующих прыснула в ладошку. Она знала несколько больше остальных об отношениях, связывающих ее мужа с Кайзериной Кински. Однако даже она не знала правды. Всей правды.

   Интермеццо

   Москва, Кремль. Июнь 1936 года

   Музыка нравилась всем. Это отражалось на лицах людей, сидевших в кремлёвском кинозале, и не очень внимательно следивщих за экранным действом. В какой-то момент показалось даже, что люди эти просто наслаждаются хорошей музыкой, не особо интересуясь сюжетом и уж совсем не обращая внимания на титры сделанного на скорую руку перевода...

   Впрочем, "зрители" по долгу службы смотрели фильм не в первый раз, и больше косились в центр зала, наблюдая за реакциями сидевшего в среднем кресле Сталина.

   Многое бы они отдали, чтоб узнать, что на самом деле творится в голове человека, взявшего на себя ответственность за одну шестую часть суши.

   А в янтарных глазах вождя - кружится планета. Летит сквозь пустоту космоса то ли под песенку Максима - "Крутится, вертится шарф голубой"... - то ли под "Парижское танго": Танго, в Париже танго... Или все иначе - вращают ее марширующие батальоны солдат грядущей войны? Он не знает ответа, и дорого бы заплатил за правильные вопросы. Впрочем, кому их задавать? Богу? Или, быть может, призраку коммунизма? Но кружится планета, летит из прошлого в будущее и пока еще не горит...

   "Танго, в Париже танго... Шэни дэда!"

   Вслух прозвучало лишь негромкое:

   - Это... она?

   Ответ очевиден - именно поэтому и смотрит товарищ Сталин этот фильм сейчас. Тогда, зачем спросил?

   Но Штейнбрюк не удивился обращённому именно к нему вопросу. Он его ждал.

   - Так точно, товарищ Сталин.

   - Виктория... Интересно, чья это виктория?

   Кроме Сталина и Штейнбрюка, в зале ещё двое: Урицкий и Берзин. На шутку никто не улыбнулся. Но вождя не интересует чувство юмора военных разведчиков. У них другие достоинства, если, конечно, они у военных есть...

   "Есть? Возможно..."

   Он смотрит и не без удовольствия эту фильму, пытаясь понять, что и зачем здесь сделано, и почему так, а не иначе. И - самое главное - его интересует женщина, актриса, Виктория... Потому что, возможно, через нее ему удастся, наконец, разглядеть и понять того, кто известен Сталину только по нескольким фотографиям и весьма лаконичной справке, предоставленной несколько недель назад.

   А актриса... Объективку на нее он посмотрел: француженка, бакалавр философии, активная комсомолка, сотрудничала с "L'HumanitИ", ушла на нелегальное положение, переправлена в СССР, разведшкола, короткие командировки в Европу в качестве переводчицы различных делегаций и курьера. Оперативный псевдоним - "Галатея"; присвоено воинское звание лейтенант. Благодарности... Краткая характеристика.

   "Симпатичная... можно даже сказать, красивая".

   И снова вслух:

   - Не велика... Виктория... но и не мала...

   Не фигура актрисы интересует Сталина - глаза.

   "Кто сказал что глаза - зеркало души? Толстой? Нет... Сейчас... не это главное".

   Галатея играет "роковую женщину", и взгляд ее отражает именно то, что ожидают увидеть в нем зрители, что захотел показать режиссер, и смог - оператор. Мгновение - и Сталину кажется, что он уловил основное. Увидел то, что не заметил никто другой. Стержень. Незаурядную личность, скрытую под маской "продажной женственности". Вот уж, воистину, продажной... женственности.

   "Остальные - только портят... а должны оттенять... подчёркивать... её внутреннюю красоту. Особенно этот суетливый... Одно слово - жопник! Но похож!"

   - И у нас полно таких бездельников... - ткнув незажженной трубкой в экран. - Полагаете, сходство этого... Филососа... с товарищем Ежовым не случайно?

   - Никак нет, товарищ Сталин! Не случайно.

   - А... что сообщила... товарищ Галатея?

   - Идею сходства персонажа с секретарём ЦК товарищем Ежовым режиссеру подбросил кто-то из знакомых. Предположительно - английский журналист. Выяснить подробности не удалось, и Галатея решила не рисковать, - на все вопросы по-прежнему отвечает "удачно" севший слева от Сталина Штейнбрюк. Отвечает уверенно. Коротко. По существу.

   "Хорош, хоть и австрияк. Поставить его вместо Слуцкого? А стоит ли овчинка выделки? Слуцкий на своем месте, а военным тоже нужны профессионалы".