Истребители. Трилогия

– Мать моя женщина! Суворов! Как есть Суворов! – вытаращился на меня ближайший узник.

– Действительно. Суворов! – повернулся один из бывших командиров с седым ежиком.

Меня рассматривали с таким жадным любопытством, что становилось не по себе.

– Проходи, что в дверях встал? – приглашающее махнул рукой один из сидельцев.

Судя по следам в петлицах, капитан, как и я. Был.

Подойдя к нарам, я бросил немногочисленные пожитки, и плюхнулся на тонкий тюфяк.

Быстро познакомившись с присутствующими, я спросил:

– Как тут вообще?

– Жить можно, – ответил седой. Бывший начальник ПВО Керчи, бывший полковник Стропин.

– Понятно.

– А ты‑то как сюда попал?! – озвучил Стропин общий не высказанный вопрос.

– Как‑как? По дурости! Как все!

– Как выводит, а? – тихо пробормотал один из охранников. Не смотря на то, что он говорил тихо, на него все равно зашикали.

«….Это был воскресный день, но мусора не отдыхают:

У них тоже – план давай, хоть удавись, –

Ну а если перевыполнят, так их там награждают –

На вес золота там вор‑рецидивист.

С уваженьем мне: «Садись! –

Угощают «Беломором». –

Значит, ты – рецидивист?

Распишись под протоколом!»

И это был воскресный день, светило солнце как бездельник,

И все люди – кто с друзьями, кто с семьей, –

Ну а я сидел, скучал, как в самый грустный понедельник:

Мне майор попался очень деловой.

«Сколько раз судились вы?»

«Плохо я считать умею!»

«Но все же вы – рецидивист?»

«Да нет, товарищ, я – Суворов»…»

(Владимир Высоцкий)

Известный всему Союзу летчик и певец Вячеслав Суворов уже двое суток находился в Керченской крепости превращенной в тюрьму. Это было шоком не только для всей охраны, но и для других сидельцев. Однако отношение начальника тюрьмы к этому заключенному были настораживающие. Старожилы с сомнением покачивали головами, наблюдая, как все пожелания элитного узника выполнялись по первому требованию.

Захотел музыкальные инструменты, пожалуйста. Сам начальник тюрьмы подполковник Юртаев лично принес их. Что‑то тут не то, это начали понимать многие. А песни, что постоянно поет Суворов? Взять хотя бы эту.

Через смотровое окно было плохо слышно, но все равно десяток охраны спрессовавшись, вслушивались в слова, что выводил молодой тенор.

…Гоп‑стоп мы подошли из‑за угла.

Гоп‑стоп ты много на себя взяла…

(А.Розенбаум)

Никто не знал почему, но песни, которые постоянно звучали по радио, Вячеслав не пел, все его песни были одной тематики. Хотя почему он их исполнял догадывались многие.

Отложив в сторону гитару, я откинулся на шконку и поморщился. Шансон я не любил, и это еще слабо сказано, но пел из принципа. Раз посадили, пусть и репертуар будет в том же духе. Правда была небольшая проблема, я помнил только около десяти песен, да и то не очень точно. Приходилось в тех куплетах, где память подводила вносить легкие изменения. Из‑за недостатка репертуара я уже шел по второму кругу. Но народу, как в камере, так и за ней все равно нравилось. Совсем уж блатняк я не исполнял, просто не знал. Песни были скорее жизненными.

Вздохнув, осмотрелся. Нужно было что‑то делать. Гнить в тюрьме я не собирался, значит, выход один. Бежать. Как ни горько это сознавать, но в Союзе для меня все кончено. Только куда бежать? Англия? Оккупированная Франция? Америка? В реальности побега я не сомневался. Свалить сумею, есть ниточки за которые можно подергать, да и Денисов должен помочь – обещал. А он не тот человек, который бросает слова на ветер.

Я принес Мехлису информацию, показывающую, что в высших кругах командования не только царит растерянность, некомпетентность и бардак, но вполне возможно предательство. Он не принял ее, назвал чушью. Что это? Предательство? Замешан? А это, в свою очередь, означает, что надеяться на какое‑либо справедливое рассмотрение нечего, и капитана Суворова, то есть меня, закатают в асфальт без суда по любому, задним числом выдвинутому обвинению.

Сидеть и ждать, пока придут расстреливать «при попытке к бегству» я не намерен поэтому и начал готовить себе запасной выход.

Мысленно я снова пробежался по всей этой истории, которая забросила меня в тюрьму, на эти самые нары.

– …выложить карты на стол. Удивляешься, что делает полковник на обычном складе?

– Удивлен, не скрою.

– Я две недели назад служил в оперативном штабе фронта, отвечал за разведку. Давай расскажу все сначала, как мы ступили на эту землю, сбивая немцев с позиций, и гоня их вглубь перешейка…

Я слушал Денисова мрачнея все больше и больше. Только сейчас понимая в какой жопе находиться фронт.

…Чтобы оттянуть силы врага от Севастополя, советским командованием было решено осуществить высадку морского десанта на Керченский полуостров, открыв тем самым в Крыму новый фронт. Ставка ВГК утвердила план операции, разработанный штабом Закавказского фронта, дополнив его предложением командования Черноморским флотом – кроме намеченных мест высадки в районе Керчи, высадить десант также в Феодосийский порт. Высадившись в Феодосии и закрепившись в ней, наши войска начали продвижение из города на запад и юго‑запад (Старый Крым, Карагоз, Коктебель) и на север – на Владиславовку, являвшуюся крупным узлом дорог.

За несколько дней стремительных и активных боевых действий советская морская пехота, сухопутная армия, парашютисты, Черноморский флот смогли решить важнейшую стратегическую задачу: заставить немецкие войска прервать штурм Севастополя в самый критический момент и полностью отвлечься на парирование свежей угрозы в лице открывшегося на востоке Крымского фронта.

В ходе операции советскими войсками были освобождены важные крымские порты Керчь и Феодосия и множество других населенных пунктов. Были взяты ценные трофеи, в том числе порядка 100 различных орудий и минометов, а также свыше 800 грузовиков и автомобилей. Было нанесено тяжелое поражение 42‑му армейскому корпусу. Его командующий граф фон Шпонек за паническое оставление Керчи был снят с должности и предан суду, который приговорил генерала к расстрелу.

28 января Ставка приняла решение о выделении войск, действовавших на Керченском направлении, в самостоятельный Крымский фронт под командованием генерала Козлова.

Благодаря нерешительности комфронта, в ряде мест не было достигнуто успеха, из‑за чего войска были вынуждены отступить, или занять невыгодные позиции.

На этом все остановилось…

Позже в сопровождении группы офицеров прибыл в качестве представителя Ставки армейский комиссар 1‑го ранга Л. З. Мехлис.

– … Я докладывал и самому Козлову и представителю Ставки, в каком мы положении…

– Мехлису? – поинтересовался я.

– Нет, он позже прибыл. И знаешь что они сделали, когда я стал докладывать об обстановке на фронте?

– Отправили склад охранять, – вздохнул я.

– Именно. Успел только прихватить пятерых своих людей. А я ведь по полочкам разложил все просчеты и ошибки. Даже указал на отсутствие госпиталей. На малое количество средств ПВО, на малое количество войск на перешейке. Их можно сбить одним ударом, большая часть войск охраняет побережье от десанта…

– Поэтому и выслали, что правду говорите. Кому это понравиться? Вот вы товарищ полковник, все‑таки опытный командир, а такой просчет совершили.

– Я не о себе думал, представь, что будет, когда фронт рухнет. Представил? Вот и я… За соломинку ухватился.

– Да понимаю я все. И доводы меня убедили, и карты с документами тоже. Но что я могу сделать?

– Ты можешь связаться с кем‑нибудь выше Козлова?

– С товарищем Мехлисом только, я его хорошо знаю. Не раз встречались.

– Вот и я об этом. Если ты передашь ему все эти документы и карты, то может что‑нибудь и получится.