Агент

— Танки идут! — едва расслышал оглохший Авинов.

Огромные, громоздкие ромбы «марков», оплетённые гусеницами, тяжко пёрли вперёд. Это были «самцы», [42] ворочавшие орудиями в боковых спонсонах. Рокоча и лязгая, давя проволочные заграждения, танки разошлись вправо и влево, расстреливая красноармейцев, в панике бегущих перед стальными ящерами.

Кирилл шёл в атаку рядом с поручиком Димитрашем. Фуражку у поручика сбило пулей, и ветер трепал его рыжеватые волосы. Обернувшись к Авинову, Димитраш осклабился — сухо засветились его зеленоватые глаза — и вышел с пулемётом перед цепью. «Льюис» ровно застучал, срезая бегущих «товарищей».

Откуда ни возьмись, на белые цепи ринулся красный эскадрон. Штабс-капитан очень чётко увидел незнакомое серое лицо всадника в нахлобученной богатырке с синей звездой, [43] вздёргивавшего маузер.

— Даёшь золотопогонников!

Брякнул выстрел, пуля пробила Кириллу тулью фуражки, устроив волосам «прочесон». Авинов выхватил верный парабеллум — и похолодел, вспомнив, что в стволе нет патрона. Кузьмич вчера чистил, вытащил. «Патрон! — билось у Кирилла в мозгу. — Дослать патрон!..»

Конник прицелился — и тут же за спиной Авинова грохнул выстрел. Оскаленный, бледный Исаев часто дышал, успев одной рукой вскинуть карабин — и убить. Чалдоны не промахиваются — краском [44] свесился с седла вниз головой.

— Успел! — выдохнул Кирилл.

— Будьте благонадёжны… — хрипло выговорил Кузьмич.

— Братцы, за мной, ура!

Бронепоезд «Товарищ Ленин» ударил с насыпи вслепую, разбивая снарядами сухую землю. Около Авинова осколком смертельно ранило вахмистра Носова. В одной руке тот сжимал значок 3-го Офицерского, другую жал к груди — между его загорелыми крупными пальцами в серебряных кольцах затекала полосками кровь. Носов всё пытался перекреститься, да не выходило — кончался вахмистр.

— За правду, — еле выговаривал он, — за правду…

И умер. Бранясь, побежал к путям полковник Бабиев — сухопарый, черноволосый, с ногами истого кавалериста — малость колесом, с перерубленной правой рукой. В конных атаках полковник хлестался левой, но ныне его Гнедка изрешетило шрапнелью. Обернувшись к железной дороге спиною, Бабиев махнул артиллеристам стеком.

Пушки, припрятанные в деревянном вокзальчике, ударили почти в упор, с визгом раздирая сталь. Бронепоезд, в грохоте разрывов, с пробитыми железными боками, из которых вырывалось пламя, попятился, сотрясаясь, но следующим залпом разворотило паровоз. В отверстие броневой башни, под красным флажком, просунулась чья-то скрюченная рука, машущая белой тряпкой.

«Красное и белое… — вертелось у Кирилла в голове. — Красное и белое…»

Он и сам не заметил, как миновал ту неясную черту, что отделяла степь от города. Просто в какой-то момент Авинов оглянулся, запаленно дыша, а по сторонам — угрюмые депо из тёмно-вишнёвого кирпича, покосившиеся телеграфные столбы, пыльные окна, некрашеные заборы… Окраина.

— Шире шаг, вторая рота! — прикрикнул Петерс. — Шире шаг!

Впереди задолбил пулемёт, выбивая пыльные фонтанчики на мостовой, но капитан даже не пригнулся, так и шёл во весь рост, с погасшей папиросой в зубах.

Броневик «Верный», скрипя рессорами, разворачивая башенку, объехал белогвардейские цепи — и ударил из двух стволов, выжигая пулемётное гнездо, как осиное.

Красные бежали, иногда огрызаясь одиночными выстрелами, сдавая, сдавая, сдавая город у Волги.

И снова Кирилл проглядел взятие Царицына — постоянные сшибки с неприятелем отвлекали его, забирая всё внимание разом. Только что 3-й Офицерский штурмовал улочки-взвозы на оврагах, облепленных саманными хибарами, и вот уже потянулись трёхэтажные дома с мансардами, выложенные узорной кладкой из кирпича. Правда, вид общий не менялся, оставаясь свалочным: бесхозные кони, бредущие табунами; брошенные пушки, перевёрнутые автомобили, костры и пожарища; железнодорожное полотно, забитое на десятки вёрст вереницами вагонов, и трупы, трупы, трупы…

А когда вторая рота вышла на Привокзальную и свернула на Гоголевскую, Авинова словно обморозило — приблизился его час. Вплотную.

Подходил срок стать перебежчиком, водиться с совдеповской властью, уйти с головкой в красную муть, в червонную мглу…

Укрывшись за трамваем от придирчивых глаз Петерса, Кирилл обернулся к Исаеву.

— Пора, Кузьмич! — выдохнул он.

Ординарец всё понял. Пригорюнился, насупил седые брови.

— Смотри, — быстро заговорил Авинов, вытаскивая из кармана наган, — он заряжен холостыми. Когда буду перебегать к «товарищам», я тебя из него пристрелю понарошку, а ты уж изобрази геройскую гибель, ладно?

— Не сумлевайтесь, ваш-сок-родь, лягу как подкошенный. Кхым-кхум…

— Тогда вперёд!

На углу гостиницы «Люкс» Кирилл высмотрел разбитый «рено». Шоффэра на месте не было, а на заднем сиденье полулежал чин из чрезвычайки, убитый в голову. Авинов не побрезговал, снял с чекиста его кожаную куртку и переоделся.

— По одежке встречают, — прокряхтел он, натягивая жаркую кожу. — Вперёд!

Случай перебежать на сторону врага представился на Александровской площади. Из магазина, заколоченного досками, выскочил вдруг невысокий кавказец в жёлтом френче и красноармейских шароварах. Штудии у полковника Ряснянского не пропали даром — Кирилл сразу узнал недоростка. Эта пышная чёрная шевелюра, эти усы, жёлто-зелёные рысьи зрачки… Сталин!

Наркомнац [45] побежал, пригибаясь и отстреливаясь, пока не юркнул в подворотню.

— За ним! — крикнул Авинов, выхватывая наган.

Метнувшись следом за наркомом, он тотчас же прянул влево. Грохнул выстрел из маузера, гулко отдаваясь под аркой. Прикинув, сколько большевик уже растратил патронов, Кирилл швырнул на свет фуражку. Пуля разнесла её в клочья. «Последний!»

— Товарищ Сталин! — заорал штабс-капитан. — Не стреляйте! Я свой!

Холодея, он выбежал во двор. Нарком стоял у стенки, согнув кривые ноги и держа пистолет перед собой. Клацнул боёк. Пусто. И ещё раз. Пусто! Патроны кончились.

— Не стреляйте! — крикнул Авинов, подбегая к ощеренному Сталину, как никогда походившему на злобную рысь, загнанную в угол.

— Стой, краснюк! — загремел голос Исаева.

Резко обернувшись, Кирилл трижды выстрелил из револьвера. Елизар Кузьмич изобразил, как его отбрасывает к стене. Прижимая руку к животу, он сполз на землю и вытянулся. Готов.

— Уходим! — выдохнул Авинов.

— Кто такой? — каркнул нарком, отбрасывая ненужный маузер.

— Да большевик я! Работал в тылу у белых, партийная кличка — Эфенди!

Сталин расплылся в недоброй усмешке и протянул руку:

— Коба!

Глава 6

ПЕРЕБЕЖЧИК

Кирилл Авинов бежал от своих. «Вика Юрковский», по зову долга спасший наркома и раскрывшийся при этом, драпал на север под хилой защитой рабочего полка «Грузолеса». Матерившиеся пролетарии, грузчики и портовики, отступали под натиском добровольцев, потихоньку разбегаясь. Всей толпою они устремились на огромный пустырь в окружении военных складов — и напоролись на казаков. Затеялся странный бой — работяги метались, мешаясь в кучу, то наступая, то отбегая, швыряя оружие в пыль и сдаваясь пачками.