Гроза 3

Гладышев положил прочитанные листы и посмотрел на интенданта, тем взглядом, который всe объясняет подследственному.

- Документы будут переданы прокурору корпуса для ознакомления и проведения соответствующих мероприятий.

- Можете арестовать эту мразь немедленно! - Взорвался командир корпуса генерал Крейзер.

- Вы, товарищ генерал, меня неправильно поняли. - Повернулся к нему подполковник Гладышев. - Арестовывать и судить его будете вы. Юридически он уже подданный другого государства, пусть пока и не существующего. К тому же, обворовал он ваших солдат, а не бойцов Красной Армии. Пусть ваши подчинeнные его и судят.

За столом наступила неловкая тишина, которую нарушил майор Драгунский. Танкист прибыл в корпус раньше остальных членов комиссии для встречи со старыми друзьями и сослуживцами, провeл здесь более суток и сейчас сидел мрачнее любой тучи.

- Дожили. - Начал он злым голосом. - Мы на фронте кровь проливаем, в танках горим, гибнем тысячами - ради чего? - Майор вскинулся и посмотрел на другую сторону стола, где сидели офицеры Еврейского корпуса. - Чтобы вы тут жрали, пили, воровали, баб щупали и от фронта прятались.

Большинство офицеров, знавших, что у Давида Абрамовича под Штетином погиб брат, стыдливо опустили глаза. Только генерал Крейзер одeрнул его.

- Ты, майор, говори, да не заговаривайся. - Гневным голосом попытался он поставить на место младшего по званию. - Я от опасности никогда не прятался. И боевых наград у меня не меньше твоего. - Генерал кивнул на грудь майора, украшенную звездой героя и четырьмя орденами.

- А я, товарищ генерал, вас в трусости и не обвиняю. - Приподнялся из-за стола майор Другунский. - Но кроме вас тут хватает и других людей, которые меня, боевого офицера, дураком и гоем обзывали из-за того, что я на фронте свою Родину защищаю. - Танкист замолк на короткое время, скользнул взглядом по груди генерала и добавил. - А насчeт наград. Не вижу я их, товарищ генерал. Ни орденов, ни звезды героя. Стыдитесь носить? Или ваши новые друзья запретили?

Генерал просто онемел от такой наглости, а танкист окинул взглядом противоположную сторону стола и продолжил свою отповедь.

- Да и у вас, товарищи офицеры, наград не видно. Не успели Родину поменять, как от советских орденов и медалей открестились. Из «товарищей» в «господа» переквалифицировались.

- Да ты как со старшими по званию разговариваешь, майор? - Наконец-таки нашeл нужные слова генерал Крейзер. - Под арест захотел?

- Я, господин генерал, к вашей армии не принадлежу. И на ваше генеральство мне наплевать. - Отпарировал Драгунский. - А ещe я сделаю всe возможное, чтобы никто из моих родственников и друзей в вашем войске не оказался.

Майор Драгунский повернулся к генералу Зайцеву, спросил разрешения покинуть совещание. Виктор только сдержанно кивнул. Майор отдал честь и отправился к выходу.

На этот раз тишина наступила надолго. Приходил в себя генерал Крейзер. Вертели в руках различные предметы присутствующие офицеры, переваривая отповедь танкиста Драгунского. Размышлял Виктор.

Нет слов, майор устроил неожиданный сюрприз, который не лез ни в какие ворота. Конечно, следовало напомнить офицерам Еврейского корпуса о том, какая страна их вырастила и воспитала. Но не в такой оскорбительной форме. Что же именно произошло у него при встрече с друзьями? Что эти идиоты наговорили храброму и бескомпромиссному майору?

Но дело сделано. Первая встряска произошла, пусть и не в том виде, как хотелось генералу Зайцеву. Пора переходить и к серьeзным вопросам.

- Я думаю, что текущие дела могут решить и ваши заместители, товарищ генерал. - Обратился Виктор к командиру Еврейского корпуса. - У нас есть более серьeзный разговор. Для него достаточно будет вас и генерала Хацкилевича.

Ещe не отошедший от спора с танкистом Драгунским, генерал Крейзер отдал команду и все остальные офицеры его корпуса встали и направились к выходу. Поднялись и пошли вслед за ними и члены московской комиссии, как было обговорено заранее. За исключением самого генерала Зайцева, полковника Зенковича и подполковника Гладышева. Уже за дверью с проворовавшегося интендантского полковника двое еврейских офицеров торопливо оторвали погоны, сняли портупею и повели куда-то в сторону. Кажется, это дело не оставят без последствий.

- Так о чeм у нас будет серьeзный разговор, товарищ генерал? - Повернулся к Виктору генерал Крейзер.

- О заговоре, который зреет в вашем корпусе, товарищ генерал. - Ответил ему генерал Зайцев и не удержался от того, чтобы добавить. - Или господин генерал?

Крейзер дeрнулся, как от пощечины, встал со своего места.

- Товарищ генерал, я не понимаю на каком основании меня оскорбляют? Вначале этот майор. Теперь вы. Прошу дать мне объяснения. - Генерал наливался гневом. - И какие доказательства вы можете предоставить в подтверждение столь тяжкого обвинения о заговоре?

- Успокойтесь, Яков Григорьевич. - Виктор перешeл на имя отчество, как и принято в русской армии между офицерами при приватной беседе. - Мы не карать вас сюда прибыли, а помочь командованию корпуса разобраться с возникшей проблемой. - Он повернулся к полковнику Зенковичу. - Семeн Наумыч, ознакомь, пожалуйста, товарищей генералов со своей информацией.

Полковник Зенкович положил перед собой первую папку и начал с самого незначительного материала. Донесений контрразведки корпуса и агентов госбезопасности, конечно же присутствующих среди военнослужащих данного воинского соединения. Речь, в основном, шла об антисоветских разговорах, ведущихся среди солдат и офицеров корпуса. К чести командования корпуса, львиная доля данной болтовни велась в батальонах Третьей Варшавской и Четвeртой Интернациональной бригад.

Генерал Крейзер со скучающим лицом выслушивал эту информацию, показывая всем своим видом, что не воспринимает еe всерьeз. В общем-то был прав. Невоздержанных на язык дураков хватало везде. Они вели подобные беседы с друзьями и сослуживцами, делились взглядами в семейном кругу, болтали, чаще всего по пьяни, с посторонними людьми, надеясь что всe сказанное останется там, где было произнесено. Святая наивность. Большая часть этой болтовни вскоре становилась известна работникам НКВД, ну а те уже решали - привлечь болтливую личность к ответу или же оставить пустопорожний трeп без внимания.

Полковник Зенкович продолжал перечислять имена, фамилии, звания, смысл речей, а Виктор задумался о природе еврейского недовольства. Казалось бы данному народу жаловаться не на что. Благодаря Советской власти, а точнее своим соплеменникам, оказавшимся в передовых рядах руководства данной власти, смогли вознестись из грязи отверженных в элиту общества, захватили большинство тeплых мест в управлении страной, составили костяк творческой, и не только, интеллигенции, а всe равно недовольны. Невольно вспомнился анекдот рассказанный полковником Баневым о еврее, попавшем в рай и с ходу начавшем высказывать претензии на качество обслуживания.

Хотя, проблема не в недовольном брюзжании, а в том, что слишком много представителей данного народа переходит от антисоветских разговоров к прямому участию в заговорах и диверсиях. И не подозревает о том, что является всего лишь глупыми марионетками в умелых руках заграничных руководителей, выставляющих себя благодетелями «отверженного и угнетаемого» народа.

Виктору по долгу службы уже два года приходится бороться с умело законспирированным сионистским подпольем, которое старательно вредит Советскому Союзу, хотя сами деятели этого подполья мало представляют, что же именно они творят. Большинство просто приходит в ужас, когда им подробно объясняют к чему могла привести их деятельность, но, вот ведь парадокс, начисто отметают свою вину в происходящем, когда их деятельность уже принесла плоды. Впрочем, это свойство любого истинного интеллигента.

Радует хотя бы то, что некоторые из арестованных по делу сионистского подполья не только демонстративно раскаялись, но и на самом деле постарались искупить свою вину. Впрочем, чаще всего это были те, кого подставили «втeмную» их же соратники, использовав излишнюю доверчивость последних к своим соплеменникам. Взять, к примеру, Льва Захаровича Мехлиса. Просидев во внутренней тюрьме Лубянки полгода, Лев Захарович не только рассказал всe что знал и о чeм догадывался, но и по собственной инициативе подключился к следствию, предлагая всe новые и новые кандидатуры виноватых. Будь на дворе тридцать седьмой год, цены бы ему не было. Но на носу была война, хватало и реальных дел, никакой другой вины, кроме излишней доверчивости, за подследственным не было и его выпустили на свободу, чтобы не мешал поиску подлинных врагов. Товарищ Сталин не только не пожелал допускать замаранного подозрениями соратника к реальным делам, но и не посчитал нужным видеть его ближе, чем в нескольких тысячах километров от Москвы, и поехал товарищ Мехлис редактировать одну из сибирских газет. Впрочем, поиски Львом Захаровичем реальных и мнимых врагов на этом не закончились. Как сообщало управление НКВД Красноярского края, ни одного из работников газеты еврейской национальности на прежнем месте работы Лев Захарович не оставил. Все были или уволены, или переведены в такое место, где они никакого влияния на работу главного редактора оказать не могли. Воистину, обжегшись на молоке - дуют на воду.