Коридор

– наша Ахиллесова пята. Поэтому и стремятся во что бы то ни стало взять нас за горло. – На лице оберста вдруг появилось выражение отчаянной ярости по отношению к тем, кто каждые сутки высыпал сотни тонн бомб на эту землю, разрушая ее города и инфраструктуры. Хотя на Францию ему было по большому счету глубоко наплевать. Ведь большая часть сил устремлялась дальше на восток, к его родной Германии. И с каждым днем их силы все более и более крепли. Теперь они уже летали и днем, а он никак не мог этому помешать.

– Но пока у нас в Люфтваффе есть такие отчаянные парни, как вы, Карл, им нас не сломить. – Кюстер подошел поближе и, взявшись за дужки кровати, стал походить на оратора в сенате древнего Рима. Поправив “тогу”, которую ему заменял больничный халат, он продолжил. – Досадно только, что вас сбили наши, но…

– То есть наши?

– По словам ведомого, недалеко от вас разорвался зенитный снаряд. Это и послужило причиной всех бед.

– «Вот это номер, я-то во всем американцев клял за меткую стрельбу. А тут оказывается, комплименты были не по адресу»

– Но вы все равно молодец, блестяще справились с заданием. Если бы не ваша атака, которая отвлекла янки, то паре майора Бренеке навряд ли удалось сбить этого монстра. Две летающие крепости за один день – это совсем неплохо. Один самолет, правда, сбили эти олухи-зенитчики. На обратном пути… – его праведный гнев неожиданно сменился раздражением, а Отто за его спиной стоял, не дыша, во всю сдерживаясь, чтобы не улыбнуться.

– До города с бомбами дошел только один «Б–17 [6]» . Двое других были повреждены и сбросили груз еще на подходе. К нашему счастью, их штурман-ковбой оказался не таким уж и метким. Бомбы легли в трех километрах от складов, уничтожив целый рабочий квартал.

– И что, много человек погибло? – тут же участливо переспросил доктор Хубер.

– В этой части города никто не расквартирован, поэтому среди наших только двое раненых. А что касается гражданских, то там погибло около сорока человек, это вместе с пропавшими без вести. Завалы до сих пор разгребают.

– Майор Бренеке очень высоко о вас отзывался, – продолжил Кюстер – Правда это касается только вас, а не ведомого.

– А что с ним не так?

– Майор написал на него рапорт о “недостойном поведении во время боя”. Я его завизировал, так что Хольцера в скором времени ожидает трибунал.

– Подождите, о каком трибунале идет речь. Что он совершил?

– Только сейчас до него дошло, что “ведомый” и есть тот человек, которому Он обязан жизнью.

– После того, как вас ранило, он, не доведя атаку до конца, вышел из боя.

– Хорошо, а причем здесь майор, ведь это мой ведомый, а не его, к тому же майора поблизости тогда не было.

– Какая разница, чей ведомый. Вы что, забыли, что оба являетесь подчиненными майора Бренеке. Его никто еще не снимал с должности замкомполка, – интонация оберста приняла раздражительный тон. По-видимому, он был еще тот служака и не любил, когда подчиненные нарушали субординацию.

– Я хотел сказать другое, – неожиданно в голову пришел аргумент, который тут же пошел в дело.– Он выполнял мой приказ.

– Какой приказ? – Кюстер повернулся вполоборота к доктору Коху, растерянно поглядывая то на него, то на Карла.

– Я приказал ему выйти из боя, после того как был ранен,

– замешательство Кюстера придавало еще больше уверенности, от чего его речь становилась более убедительной. – У него одного не было никаких шансов.

– Но постойте, как вы можете помнить о том, что отдавали приказ, если у вас амнезия и вы вообще ничего не … – Кюстер осекся на полуслове.

– А я не говорил, что я ничего не помню, – спокойно ответил Карл – После взрыва я действительно потерял из своего сознания большую часть того, что со мной было в прошлом. Но потерял-то я ту часть, которая произошла до взрыва, а не после. Ведь после него я еще сам умудрился посадить самолет. Не так ли?

Кюстер вопросительно уставился на доктора Коха, ища у того поддержку. Но доктор, к его изумлению, только кивнул головой, подтверждая тем самым слова Карла, чем окончательно вывел его из равновесия.

– Хорошо, а почему тогда вашего приказа не слышал майор Бренеке?

– У него, если я не ошибаюсь, были какие-то неполадки с рацией, он сам сказал, что принял наш радиосигнал на расстоянии около километра. Не так ли, Отто?

После реплики, обращенной к нему, Отто заметно изменился в лице. По-видимому, он был еще тот жук. Это хорошо чувствовалось еще тогда, при их первом разговоре в воздухе. Сейчас же, оказавшись между двух огней, ему ничего не оставалось, как засунуть свою лояльность куда подальше, что, судя по “кислой роже”, делать ему совершенно не хотелось.

– Да это так, майор говорил, что их разговор он принял на расстоянии одного-двух километров.

– А вы в течение боя хорошо принимали радиосигнал? – не унимался Кюстер.

– Да, господин оберст.

– Хорошо, тогда скажите, вы слышали, как оберлейтенант Маер отдавал приказ о выходе из боя оберлейтенанту Хольцеру?

Разговор стал принимать странный оттенок. Создавалось такое впечатление, что это была не госпитальная палата, а заседание суда, где оберст Кюстер выступал одновременно в роли прокурора и судьи, Карл был адвокатом, Отто свидетелем, а все остальные присяжными.

– Нет. – Отто сделал небольшую паузу, – но, возможно, я этого просто не услышал. Ведь шел бой. И я был весь занят предстоящей атакой.

– Но я ведь тоже ничего не слышал, хотя все время находился на командном посту, – Кюстер сделал паузу. Он сейчас был в тяжелом положении: после того, как так восхвалял Карла, тот перевернул все с ног на голову. И теперь ему надо было принять какое-то решение. – Я надеюсь, что вы сейчас не выгораживали своего бывшего друга, а были с нами честны и откровенны. Не так ли?

– Именно так.

– Хорошо, я еще подумаю над этим делом. Но Хольцер все равно будет наказан, у него и без рапорта майора все личное дело во взысканиях, так что гауптвахта ему обеспечена, – интонация Кюстера была скорее примирительной, нежели порицательной. По-видимому, он пришел к компромиссу и теперь пытался “сохранить лицо”.

– Ну, нам пора, – произнес он, бегло взглянув на часы. – Рад был видеть вас, Карл, в добром здравии. Надеюсь, что к выздоровлению техники отреставрируют вашу старушку, и вы, так сказать, с новыми силами сможете дальше громить врага.

От последних слов Кюстера к горлу опять подкатил ком. Но тут неожиданно на помощь пришел доктор Кох.

– Ну, я бы не стал сразу уж так говорить о полетах. Рано еще делать какие-то выводы. Все покажет время…

– Да ладно, знаем мы вас, – с наигранным раздражением прервал его Кюстер – Вам ведь только и надо, как бы нас на землю списать. Показать, кто здесь главный. – Кюстер артистично указал пальцем в пол. – Но знайте, его мы вам не отдадим.

Он уже было пошел к двери, но, резко остановившись, опять обратился к Карлу.

– Ах да, чуть не забыл, зачем пришел. – Улыбнувшись, Кюстер отдал дань собственному остроумию. – Вчера пришел приказ из Берлина, так что хочу вас поздравить. За тот Веллингтон [7], который сбили в начале прошлого месяца, вас наградили “Крестом военных заслуг” 2-го класса.

Последняя новость окончательно лишила “новоиспеченного асса” дара речи. Такой оборот ему трудно было себе даже представить.

– «Да… Дед мог бы мной гордиться»

В комнате воцарилась гробовая тишина. Все присутствующие, приветливо улыбаясь, ожидали, когда “счастливчик” наконец-то закроет рот и что-то скажет.

– Извините, какого класса?

– Да, да, Карл, я и сам знаю, что вы заслуживаете большего. Ваши былые заслуги, а также исполнительность и самоотверженность при выполнении воинского долга были мной приняты во внимание, когда я подавал наградной рапорт. Но эти жопоголовые штабисты, – Кюстер мельком оглянулся на медсестру, компания которой его явно раздражала, мешая изъясняться на привычном для него языке, – решили, что вы недостойны “Железного креста” 1-го класса. Как же! Для них это не подвиг. Вот если бы вы разбомбили Букингемский дворец вместе с королем или штаб-квартиру королевских ВВС в Фарборо, тогда пожалуйста, – последние слова он почти выкрикивал, обращаясь к кому-то свыше.