Вид на доверие (СИ)

— Сначала сутки на детоксикации, потому под наркозом, потом еще сутки на восстановлении, — подтвердил Виктор. Лгать о месте, где все произошло, было бесполезно — Шульц, конечно, знал, откуда приехал на неотложке пациент, и Кайл наверняка этим поинтересовался. Если нет — то мог.

— Из клуба, — ответил Хил. — Он позвонил, когда почувствовал, что все плохо.

Кайл поджал губы. Помолчал немного и сказал:

— С Эштоном всегда было все сложно. В подростковом возрасте он не давал покоя, потому что считал, что мы на него совершенно не обращаем внимания. Так что наркология — это еще не конец.

— Он упрям, — кивнул Виктор. — Сложно доверяется. Делает все наперекор, даже если осознает, что творит бред. И в большинстве случаев… он действительно это осознает, но не может пойти против себя. Потому главный вопрос — обойти упрямство.

Виктор снова глотнул виски и посмотрел на Кайла.

— С ним нельзя напрямую, я напрямую и не действую, — это не было совсем правдой, Виктор, обычно, пытался помочь Эштону с помощью логики переступить через нелогичную упертость. Иногда выходило, что уж. Правда, касательно отказа от наркотиков было именно не напрямую. — Думаю, мне хватит сил удержать его от необдуманных и “упертых” поступков.

Виктор помолчал. На фоне упущения с Маргарет его слова звучали, наверное, не очень убедительно. С другой стороны, он занимался клиникой, а когда “запахло керосином”, был рядом, готовый вмешаться. Дергать Эштона в процессе все равно было бесполезно, это Кайл должен был понимать и сам Эш на зло бы сбежал/скрылся и тогда, в случае проблем, ни за что бы не пересилил себя, чтобы позвонить и попросить помощи.

— Кроме попытки самоубийства есть еще что-то, что мне стоит знать? Я уже обжегся, — кивнул Хил в сторону, имея в виду передозировку Эштона, — не хочу снова попасться.

— Виктор, — Кайл прямо посмотрел на него. — Меня мало интересуют ваше общение с Эштоном. Признаться, я уверен, что все его влечение к парням — чистой воды фарс, очередной повод обратить на себя внимание. В конце концов, он перебесится и женится. Потому мне не хочется, чтобы вы питали какие-то иллюзии по этому поводу. И тратили свои деньги на то, что, в принципе, его отношением к вам не окупится. Просто не теряйте свое время, нервы и деньги.

— Позвольте уточнить, Кайл, — поинтересовался Виктор, отвечая на взгляд, — вы сейчас говорите, что у меня нет перспектив “радостной старости” с Эштоном и потому мне стоит в ближайшее же время от него отказаться? Чтобы больше не терять крупных сумм на заведомо провальные “отношения”?

— Вы правильно меня поняли, — почти незаметно кивнул Кайл. — Может, сейчас вы этого не понимаете, но в дальнейшем вы еще сможете меня отблагодарить, — он допил свой чай и глянул на Виктора. — Эштон сложный человек и ветреный, к тому же.

— Я знаю и о сложности, и о ветрености. Но не понимаю вашей заботы обо мне, а не о сыне и о себе.

Впрочем, Виктор подозревал, что явно не о нем печется Кайл, и даже не об Эштоне, потому и выложил расклад, понятный, в общем-то, им обоим, отстаивая хоть какое-то расположение Кайла. Хотя бы со стороны бизнеса.

— Скажите мне честно, — предложил Виктор, удерживая взгляд, — как вы считаете: если я сейчас, например, или после клиники откажусь от него, решив не тратить ни время, ни нервы, ни деньги, то кому из нас троих (а беря в расчет вашу супругу — четверых) станет от этого лучше? В особенности, если это чистой воды фарс, чтобы понервировать вас.

Виктор допил виски и отставил стакан.

— Я не питаю иллюзий в отношениях с ним, я рационал, к тому же, состоял в браке, пусть и неудачном. Если Эш перебесится и решит жениться — я не стану ему препятствовать. Но пока что, если он будет _совсем_ свободен, Эштон сбежит и отправится в какой-нибудь клуб (на зло всему миру и вам в частности) — трахаться, — извините за вульгарность, — сразу с тремя купленными там же жеребцами, которые не будут тратить ни деньги, ни нервы; которым плевать на перспективы старости с ним; и которые каждый день будут новые. А вы будете наблюдать за роликами на ютубе и краснеть перед партнерами.

Потому вам определенно будет спокойнее, если рядом с Эштоном будет кто-то постоянный, способный его контролировать, и чей контроль он не отвергает так рьяно, как ваш. Так как перебесится он не через год и, может, не через два, а вот окончательно испортить себе (и вам) жизнь может уже завтра.

Эштон “в свободном полете” добесится до психушки, в которой родители его в конечном итоге и запрут точно так же, как он уже добесился до наркоклиники. В конечном итоге, он со своими заскоками загремит именно туда, как в самое надежное место изоляции, откуда он не сможет сбежать и портить родителям и окружающим кровь эксцентричными выходками. Сломать его уже не получится, а если запереть — никакой свадьбы не будет. Беситься ему придется на воле, в любом случае.

— А за меня можете не волноваться. Мне нравится тратить и нервы, и время, и деньги. Да и его отношение — уже окупилось, говоря вашим же языком.

Кайл молча слушал этот монолог, поджав губы — сразу было ясно, откуда у Эштона эта привычка.

— Это ваше дело, — сказал он наконец. — Если вам хочется так проводить время, то я ни в коем случае вам не препятствую. Это не в моей компетенции. Я вас просто предупредил. Эштон… — он прервал речь. — Впрочем, вы достаточно знаете для того, чтобы делать выводы. Если вам нравится бегать за ним по непонятной для меня причине — ваши проблемы. Думаю, на этом мы можем закончить наш разговор. Пришлите мне свои реквизиты банковского счета и счет из клиники.

— Оставьте визитку, куда присылать, — кивнул Виктор, которому теперь количество сказанного показалось излишним. Ему так казалось в любом случае, когда приходилось говорить более десяти предложений за раз.

Кайл положил на стол визитку и купюру.

— Считайте, я вас угощаю. Всего доброго, — он быстрым шагом вышел из бара, не смотря больше на Виктора.

Виктор повертел в руках визитку и спрятал во внутренний карман куртки. Больше пить не стал — и так мозг понемногу начинал залипать, а нужно было еще успеть сделать пару вещей перед наконец-то нормальным сном.

Расплатившись, мужчина вернулся в больницу и, накинув на плечи халат, вошел в палату.

— Как самочувствие? — кивнув, поинтересовался он. — Пришел в себя?

Эштон откровенно скучал — телефон ему не дали, телевизора в палате не было. Вообще ничего не было.

— А как ты думаешь? — парень вернулся в не самое лучшее расположение духа.

Виктор хмыкнул.

— Пришел, значит, — мужчина сбросил свою куртку на соседнюю койку. Шульц великодушно разрешил остаться в палате с учетом скорого перевода пациента и двухсуточного дежурства. — С отцом твоим пообщался. Судя по всему, от меня в твоей жизни он не в восторге, потому на воскресные визиты можешь не рассчитывать.

— Я не особо расстроился, — скривился Эштон. — Слушать вечные нотации не по мне. Он успел рассказать, какой я ужасный, безответственный и не достойный чужого внимания?

— Предложил мне не терять на тебя время, нервы и деньги и пообещал, что я еще спасибо ему скажу, — Виктор усмехнулся и устало помассировал переносицу, цепляя внутренние уголки глаз. — Потому что ты очень ветреный, но однажды одумаешься и женишься.

— Да? — Эштон усмехнулся. — Забавно он пытается сделать.

Парень откинулся на подушку и посмотрел на Виктора.

— Что ты ему ответил?

— Согласился тайком свалить сегодня ночью, конечно, — отозвался мужчина просто и серьезно, — и еще попросил компенсировать себе моральный ущерб.

— М, — Эштон выразительно посмотрел на любовника, не веря ни единому его слову. — И сколько ты попросил за свои труды?

— А во сколько ты сам оценил бы нанесенный мне ущерб? — приподнял бровь Виктор.

— В пару сотен потраченных на секс калорий, — усмехнулся Эштон. — Нет, я тебя серьезно спрашиваю. Просто ты не первый, кому он предлагает отказаться от меня, потому что я такой мудак и не ценю ничего, что творится рядом со мной. Я делаю сравнительный анализ, можно сказать.