Loving Longest 2 (СИ)

— Не получается у нас с вами сделки, — покачал головой Гватрен. — Что же делать, когда вторая сторона не готова платить? Разве что проявлять добрую волю и щедрость, надеясь на то, что благоразумие к вам рано или поздно вернётся. И взывать если не к вашему разуму, то хотя бы к родственным чувствам!

Гватрен протянул руку и снял капюшон с головы второго всадника, сидевшего на мелкой, сухой рыже-золотистой лошадке. Животное нервно топталось на месте; Маэдрос, очень любивший лошадей, с горечью подумал, что для лошади такой породы здесь и сейчас слишком холодно.

На серебряные складки плаща упала тёмно-золотистая коса, и на Маэдроса испуганно взглянула хрупкая девушка-эллет — почти девочка. Майтимо настолько удивился, что не сразу вспомнил, где он раньше её видел. Впрочем, даже если бы они не встречались раньше, большие серо-зелёные глаза, тонкий нос, слегка наивно сложенные, будто готовые робко улыбнуться, губы так напоминали сыновей Финарфина — Финрода и Ородрета, — что можно было сразу предположить, с кем он имеет дело.

— Финдуилас! — воскликнул Амрод. Он сбежал с крыльца и помог ей сойти с коня.

Остальные молчали.

— Питьо, не будь идиотом, — обратился к младшему Келегорм. — Финдуилас, дочь нашего двоюродного брата Ородрета, короля Нарготронда, умерла. Её убили орки. Убери её отсюда. Посади на коня и отправь восвояси.

— Откуда ты знаешь? — воскликнул Амрод. — Это она. Ты просто её плохо помнишь. Это она.

— Мне виднее, я ведь жил в Нарготронде, — сказал Келегорм, хватаясь за маленький кинжал у себя на поясе. - Да, это она. В других обстоятельствах я поклялся бы, что это Финдуилас, что это та Финдуилас, которую я знал. Но зачем нам сейчас привезли её, даже если считать, что она осталась в живых? Что случилось с её разумом и с её фэа после двадцати пяти лет в Ангбанде? Есть столько свидетелей тому, как она умерла, как её хоронили. Это оборотень в её обличье. Кто-то, кто воспользовался её телом.

— Если она не умерла… — начал Маглор.

— Я умерла, — тихо сказала Финдуилас. — Я умерла. Это было очень больно. Я умерла, но я решила родиться снова. Я так хотела снова увидеть Турина Турамбара. Я хотела помочь ему. Поэтому я пробыла в чертогах Мандоса совсем недолго. Я умолила вернуть меня в Средиземье, чтобы родиться снова. Но было слишком поздно. Век людей короток. Я не успела найти его… А потом меня разыскал Саурон. Но в его владениях я пробыла совсем недолго. Он узнал от меня всё, что хотел, и я ему больше не нужна. Я попросила вернуть меня родным. Саурон не знает, где найти сестру моего отца, Галадриэль, да и если бы знал, вряд ли его посланник смог бы добраться до неё. Других родственников, кроме вас, у меня в Средиземье нет. Все родные моей матери погибли при падении Нарготронда или оказались в рудниках Ангбанда.

Келегорм молчал.

— Я не очень верю всему этому, — сказал Маглор.

Маэдрос спустился с крыльца и подошёл к ней поближе. По сравнению с ним она казалась совсем крошечной; он наклонился к ней, опираясь на седло её коня и посмотрел ей в глаза.

— Останься, — сказал Маэдрос. — В конце концов, у нас действительно ничего нет и у нас уже ничего не отнять. Ну может быть, кроме этого злополучного ключа, — тихо добавил он.

— Не делай этого, — обратился к нему Келегорм. — Не пускай её в дом.

— Да какой это дом, — сказал почти беззвучно Маэдрос; его услышали только Гватрен и Финдуилас. — У тебя всё? — обратился он к Гватрену.

— Да, — сказал он. — Хотя… Я хотел попросить тебя дать слово не причинять ей вреда. Я тоже это обещал, когда забирал её из родительского дома. Я сдержал своё слово.

— Твоё слово ничего не стоит, — ответил Маэдрос. — А своим я не намерен разбрасываться. Если…

— Тогда, — обратился Гватрен к девушке, — ты вернёшься в Ангбанд. Прости, но иначе я не могу.

— Я дам слово, — Амрод протянул руку к Финдуилас. Он хотел было коснуться руки девушки, но его пальцы дрогнули и он неловко подхватил ленту, которой был завязан её серебристый плащ. — Я даю слово, что этой женщине никто не причинит никакого вреда.

— Спасибо, — ответил Гватрен и тронул поводья своего коня.

— До свидания, — сказала ему Финдуилас.

— Лучше скажи «прощай», — покачал головой Гватрен. — Я вряд ли ещё здесь появлюсь. А ты, надеюсь, никогда не вернёшься в Ангбанд.

— Ты всегда был добр ко мне. Я же… я же знаю, что ты не плохой, — сказала ему девушка.

Гватрен затянул завязки своего плаща. Показалось красное зимнее солнце, и ткань стала отливать тёмным золотом и пурпуром.

— У Тар-Майрона я выучился истинному милосердию, — холодно сказал Гватрен. — Удачи тебе.

И, отъехав подальше от дома, он воскликнул:

— О, вы не хотели договариваться с Тар-Майроном! Может быть, вы ещё пожалеете об этом! Может быть, ты ещё пожалеешь об этом, Маэдрос! Сколько же в вас злобы, сыновья Феанора! Вот тебе безвозмездный дар всесильного Мелькора!

И Гватрен швырнул что-то прямо в Майтимо; оно ударилось ему в лоб, слегка оцарапав, и упало на крыльцо, отскочило от обледеневшей доски, упало на затоптанный снег, засверкав кровавой искрой.

Гватрен поскакал прочь.

Маглор с ужасом взглянул на эту вещь. Маэдрос упал на колени, закрыл её левой рукой, сжал пальцы над ней, не в силах взять её. Келегорм не сводил с него глаз; ему так хотелось, чтобы старший брат заплакал, поскольку смотреть на эту сгорбленную спину, судорожно прижатые к телу локти, натянутые мышцы на шее, которые просматривались сквозь облако рыжих волос, было невыносимо.

Наконец, Маэдрос сжал кулак, повернул его, раскрыл ладонь; он оглянулся, глядя туда, куда ускакал посланник Саурона; Маглор подумал, что он сам бы сейчас его взгляда не выдержал.

Маглор помнил, что когда-то, давным-давно, за несколько месяцев до того, как пропала сестра Фингона Аредэль, Фингон потерял подаренное Маэдросом ожерелье. Фингон счёл это дурным предзнаменованием, и хотя ожерелье в конце концов нашлось, он больше его не носил. Рубиновую подвеску он переделал в кольцо, которое постоянно носил на левой руке.

Перед глазами Маглора сейчас была картина: за несколько часов до коронации Фингон у себя во дворце стоит в углу, думая, что его никто не видит (Маглор подошёл к нему, чтобы что-то спросить) и снова и снова пытается снять кольцо. Оно уже не снималось.

На ладони Маэдроса лежало кольцо Фингона — искорёженное, растоптанное, три из восьми рубиновых лепестков были разбиты.

Дар Мелькора.

Маэдрос некоторое время не понимал, где находится; потом Маглор помог ему вернуться в дом.

— Мне кажется, мы даже ещё не обедали, — заставил себя сказать Майтимо. — Давай я пойду помогу Тьелко.

Келегорм лежал, отвернувшись к стене.

— Как же тут холодно, как будто окно открыто, — небрежно сказал Маэдрос и накинул на брата свой зимний плащ. — Ты хлеб будешь или только мясо? — старший потянулся за столиком, который можно было поставить на кровать и хотел было помочь Келегорму устроиться за ним, но тот оттолкнул его руку.

— Я ничего не буду. Пока она в доме, я ничего есть не буду, — сказал Келегорм.

Майтимо протянул руку и погладил его по волнистым волосам: они были влажными и спутанными. Он опять выглядел совсем больным, как в первый год.

Вошёл Амрод с тарелкой в руках.

— Детка, может быть… — Майтимо хотел сказать «может быть, позже», но не успел договорить.

— Я не буду есть, пока она в доме. Пусть она уйдёт, — сказал Келегорм. Он с усилием повернулся, глядя в глаза Амроду.

— С чего бы? — ответил Амрод. — Я дал слово. Она останется. Она наша племянница, хоть и двоюродная. У нас родных никого больше нет. Гил-Галада можно не считать, а Идриль я и раньше не считал.

— Я против, — сказал Келегорм. — Ты меня слышишь?

— Ты можешь быть против сколько угодно; я могу распоряжаться своей частью дома и приглашать туда кого угодно. Майтимо разрешил ей остаться. Или ты передумал? — спросил Амрод.

— Нет, я не передумал, и я не думаю, что это повод для ссор, — сказал Маэдрос. — Сейчас с нас взять нечего, и я не вижу, какой вред Финдуилас может нам принести.