Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)

Однако Нэнси оставалась непреклонной. Отшутиться не удалось, и на саркастичное – не совсем, ибо в последнее время с иронией у него стало совсем плохо, но попытка ведь не равносильна пытке? – предложение мыть посуду в течение двух недель, мать ответила, что сама в состоянии отправить четыре тарелки в посудомоечную машину. Нет в этом ничего сложного. Потому, если у Терренса закончились реальные аргументы, пусть возвращается обратно и не пытается выбраться за пределы дома.

Терренс колебался ещё несколько минут, пристально глядя в глаза матери. Если рассчитывал, что она на эту безмолвную мольбу отреагирует, то сильно просчитался. Не отреагировала, фактически вынудив рассказать всё. Не вдаваясь в подробности, общими штрихами – скетч-набросок, а не полноценные картины прошлого, и только после того, как сын позволил себе немного откровенности, Нэнси сменила гнев на милость.

То ли вспомнила о семейном предании, то ли просто поняла, что ситуация из ряда вон выходящая. Пообещала поговорить с отцом. Терренс попросил и Мартина избавить от наказания.

Тут Нэнси согласилась без озвучивания Терренсом дополнительных намёков и пояснений, почему так следует поступить.

Рендалл за время отсутствия доморощенного дипломата, кажется, увлекся общением со Стеллой.

И Терренс его не торопил, исподтишка наблюдая за тем, как крыса знакомится с новым человеком, а у Рендалла в глазах прочитывается почти детский восторг. Терренс привык к тому, что Стелла подпускает настолько близко только его, иногда – Мартина. Нэнси грызунов побаивалась, потому близко к клетке не приближалась, Альберта Стелла периодически пыталась укусить, зато с Рендаллом отлично ладила.

– Она – само очарование, – произнёс Рендалл, передавая крысу в руки Терренсу, при этом стараясь всеми правдами и неправдами избежать соприкосновения.

– Как и ты, – последовал тихий ответ.

– Что?

– Ничего.

Терренс ощущал нервозность, исходившую от Рендалла, но сходу не стал задавать лишних вопросов, решив, что сама возможность поговорить, выпавшая им – это огромный шаг навстречу друг другу. И наплевать, что до свадебной церемонии осталось чуть больше недели.

Теперь, когда ему известны основные мотивы обоих брачующихся, он не намерен безучастно наблюдать за происходящим.

Он обязательно вмешается.

Клетка закрылась с тихим щелчком. Терренс поднёс руку к прутьям, позволив Стелле в последний раз уткнуться носом в ладонь, погладил её по ушкам.

– Не возражаешь против пеших прогулок? – спросил, обернувшись.

– Нет.

– Отлично. Тогда идём. Сможем поговорить и по дороге, и на месте.

Рендалл согласно кивнул. Мысленно он готовился к не самому приятному разговору в своей жизни, но… Положа руку на сердце. Какой из разговоров, наполнивших последний год его жизни, можно было реально назвать хорошим? В каждом хоть что-то мерзкое, но проскальзывало. Вечные звоночки-напоминания от родителей, попытки спровоцировать чувство вины за отсутствие любви, звучащие из уст Кейтлин, упрёки Терренса.

Настроиться на разговор Рендалл сумел лишь тогда, когда они оказались за воротами, и ощущение неправильности, преследовавшее по пятам, исчезло. Решающую роль здесь играло, наверное, даже не воспоминание о поведении Сиенны, продержавшей Терренса у порога, а собственное отношение к происходящему.

Рендалл давно определил, что путь в жизнь семьи Уилзи ему закрыт окончательно и бесповоротно, а сегодня вторгся в пределы личной территории.

Он пару раз порывался сказать что-то, но постоянно обрывал себя на середине фразы, понимая, что всё звучит неуместно. Терренс тоже молчал, пока они не добрались до одной из кофеен, не принадлежащей какой-нибудь раскрученной сети, но вряд ли от этого много потерявшей в плане вкусовых качеств подаваемых напитков.

Там они задерживаться не стали. Терренс просто повернулся к Рендаллу и поинтересовался:

– Какой?

Рендалл не знал ассортимента, потому отдал решение на милость победителя.

– На твой вкус.

Терренс кивнул и вновь повернулся к официантке, попросившей подождать немного. Терренс нервно постукивал пальцами по коленке, но, стоило только девушке вернуться с требуемыми напитками, улыбнулся очаровательно, расплатился и махнул рукой Рендаллу, стоявшему у окна. Можно было двигаться дальше.

Конечным пунктом их небольшого путешествия стала баскетбольная площадка, пустовавшая в это время, вероятно, только по причине очередного неблагоприятного прогноза погоды.

Терренс сел прямо на землю, не особо заморачиваясь с местом приземления, щелкнул крышкой кофейного стакана.

Это было гораздо лучше того, что он варил самостоятельно.

Рендалл сел рядом, попробовал напиток. Слабый привкус сиропа, отдалённо походившего на яблоки в карамели, оказался не приторным, а довольно приятным. После одного пробного глотка Рендалл сделал ещё несколько.

– Прости, что появился позже оговоренного часа. Обстоятельства задержали.

– Или невеста?

– Какая разница? – спросил Рендалл.

– Большая, на самом деле. Ещё один показательный момент в копилку доказательств вашей великой любви, – произнёс Терренс, убирая от лица чёлку. – Если ты её общество называешь «обстоятельствами», то у меня для тебя плохие новости. Она точно не та, с кем ты жаждешь провести остаток жизни.

Понаблюдал немного за тем, как Рендалл пьёт предложенный напиток.

Рендалл никогда не начинал пить чай или кофе сразу же, как только получал в руки чашку. Не глотал горячий напиток, обжигая язык и нёбо. Он сначала наслаждался ароматом, отводя на этот ритуал несколько бесценных минут, потом делал первый – неторопливый и невероятно изысканный – глоток.

Да, пожалуй, именно изысканный. Более точную характеристику Терренс подобрать не мог, но, наверное, и эта неплохо отражала суть ситуации.

Только совершив все необходимые приготовления, Рендалл начинал пить размеренно. Так, чтобы прочувствовать и запах, и вкус в полной мере.

Это было одно из многочисленных наблюдений, и сейчас Терренс вновь окунулся в тот период. Возвращаясь в город после совершения очередной вылазки, они в обязательном порядке останавливались где-нибудь, чтобы выпить чего-нибудь. Терренс ещё и сигарету выкуривал, если это не было запрещено правилами заведения.

Вот тогда-то он смотрел на Рендалла, улыбаясь своим мыслям.

Он начинал сродняться с привычками Рендалла.

Он начинал любить эти привычки.

Он их любил. И продолжал любить сейчас, несмотря ни на что.

– Только не начинай эту песню снова, – попросил Рендалл.

Терренс усмехнулся и всё-таки потянулся за сигаретами.

– Так говоришь, как будто я ебанутая истеричка, не видящая берегов и желающая целыми днями поставлять тебе головную боль.

Рендалл собирался ответить, но тут взгляд его прошёлся по обнажившемуся запястью.

– Откуда это?

– Случайность, не обращай внимания.

Они вновь замолчали.

Рендалл понимал, что всё не так, как должно быть. Всё неправильно. Катится под откос, как и он сам.

Десяток дней, отделявший его от изменения семейного положения, обещал стать самым паршивым моментом жизни – именно целиком. Он не разделял этот период на части, представляя его единым монолитом.

Эти рубленые фразы и попытки нагрубить в ответ на чужие замечания противоречили истинным желаниям, отказывались должным образом состыковываться с ними.

– Просто скажи, почему всё так сложилось? – произнёс Терренс, потушив сигарету об асфальт. – Впервые послушаю правдивый рассказ, а не тот, которым меня пичкали на протяжении года.

– Мне нечего добавить к тому, что тебе уже известно. Да и не хочу я вновь возвращаться к обсуждению, потому что противно говорить об этом. – Рендалл скривился. – Ты знаешь, что случилось, сам же говорил, что Энтони открыл тебе глаза. Мы стремительно шли на дно, всё ещё, отчаянно, из последних сил цепляясь за обломки досок, оставшихся от корабля. Родители постоянно скандалили, орали друг на друга. Мама рыдала, отец повышал голос, стараясь её успокоить, а в итоге все оборачивалось ещё большими неприятностями. Я не знаю, как они добились расположения Кейт. Я вообще не представляю, как она вышла на них. Просто однажды позвонила и попросила о встрече. Родители поехали вдвоём, вернулись окрылённые, только мне ничего не сказали. Зато через несколько дней поставили перед фактом: брак – обязательное условие, и я должен выполнить их волю, несмотря ни на что. Сейчас я понимаю, это глупо, но в тот момент мне не пришло на ум ничего иного, кроме мыслей о необходимости перевести отношения с тобой из любви в ненависть. Зная тебя и твой характер, я на сто процентов был уверен, что расставание на дружеской ноте не станет выходом из положения. Для прекращения любого рода общения нужна только чистая ненависть, переходящая в желание навсегда забыть об отношениях, что нас связывали. Кажется, я здорово просчитался, подумав, что слова о несерьёзности намерений и развлечении смогут тебя оттолкнуть.