Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)

– Стимптон, – выдохнул Терренс.

– Точно. Именно он. Всё шло идеально, Артур готовился со дня на день объявить себя банкротом, мой отец пил шампанское и утверждал, что очередное дело завершилось блестяще. Но, как часто говорят, хорошо смеётся тот, кто смеётся последним. Да. Вот они и посмеялись, передав всё Бартонам. Официально отец Рендалла продолжает числиться главой компании, но на деле он там управляющий, не больше. Бартоны вложили деньги, они же теперь устанавливают правила. И, думаю, произошло это не без вмешательства милой Кейтлин. Твои соображения? Кроме того… По телефону ты сказал одну любопытную вещь, и мысли о ней продолжают меня занимать. Что за бумаги заставили тебя пойти на преступление против принципов сэра Альберта?

– Я искал письма из университетов, но нашёл то, что для моих глаз не предназначалось. Финансовый отчёт по триместрам. Случайно толкнул Мартина, и он рассыпал содержимое папки. Среди многочисленных договоров был и тот, который заключали родители Рендалла. На договоре их подпись, однако, на чеке об оплате проставлена иная фамилия.

– Бартон.

– Конечно, – подтвердил Терренс, несмотря на то, что Энтони не задавал ему вопросов, а подводил итог сказанному. – Уже это заставило меня насторожиться, теперь всё окончательно прояснилось. Как я и думал, никакой неземной любви, о которой так старательно рассказывала Кейт, только финансовая выгода – для него, и моральное удовлетворение – для неё.

Терренс провёл ладонью по лицу, вновь мысленно возвращаясь к разговору в ванной. Сделав громкое заявление о том, что его судьба давно находится в чужих руках, Рендалл не преувеличивал, он лишь констатировал факт.

К тому времени, он окончательно превратился в относительно любимую куколку Кейтлин Бартон, вынужденную подчиняться любому приказу, чтобы сохранить расположение хозяйки и не спровоцировать гнев.

Вспоминая родителей Рендалла и их трепетное отношение к материальному положению окружающих людей, а также собственному благосостоянию, несложно было сделать выводы: кому выгоден этот союз, и кто настоял на скорейшем заключении брака.

В общем-то, это могло быть сделано и с подачи Кейт – особой роли личность инициатора не играла, а Стимптоны поторопились ответить согласием, пока великодушная дева не изменила решение и не отвернулась от них.

Они отчаянно нуждались в деньгах, а семья Бартон, угождая дочери, согласилась предоставить необходимые средства.

Взамен Кейт потребовала себе Рендалла.

Теперь Терренс перестал сомневаться.

Он знал наверняка, что выбор пал на «его хорошего мальчика» не просто так. Окажись в плачевном положении кто-то, не имеющий для Терренса значения, Кейт бы палец о палец не ударила, равнодушно пройдя мимо страждущего. Но тут наблюдался особый случай – идеальное стечение обстоятельств для нанесения ответного удара.

Загадкой оставались лишь условия, при которых она узнала, кем дорожит Терренс, ведь он старательно оберегал тайну личной жизни от постороннего вмешательства. И, пожалуй, именно воздействия со стороны нежеланной родственницы опасался сильнее всего. Она хотела, чтобы Терренс был только с ней. Любил только её. Только ей позволял распоряжаться своей жизнью, отказавшись от независимости в угоду чужим желаниям. Вот только методы воздействия на него найти не удалось, и она отступила, чтобы подумать над дальнейшими действиями. Раз не смогла привязать его к себе, решила отыграться иным способом, сделав игрушку из человека, любимого Терренсом.

Она не питала страсти к Рендаллу и даже не пыталась рассмотреть в нём интересную личность.

Её чувства отличались завидным постоянством.

С годами страсть, направленная на Терренса, не угасала, разгораясь сильнее с каждым днём, равно как и безумие, прогрессирующее семимильными шагами.

Даже не в переносном смысле.

Самое настоящее безумие.

– Наверное, теперь, когда пелена с твоих глаз спала, и ситуация обнажилась во всей красе, ты думаешь о том, насколько бездарно потратил год, пытаясь уничтожить Рендалла как личность, – произнёс Энтони.

– Наверное, да, – выдохнул Терренс, понимая, насколько нелепыми были его действия. – Об этом тоже.

– И что теперь планируешь делать?

– Для начала хотя бы извиниться. Правда, не представляю, когда мне выпадет такая возможность.

– Почему?

– Его странные родители не пускают гостей дальше входной двери. Если решишь с ними поспорить, рискуешь с размаху поцеловаться с ней. Сам он со мной разговаривать не захочет. На звонки он давно перестал отвечать, на сообщения – тоже.

– Но есть же окольные пути, – хмыкнул Энтони.

– Например?

– Содействие со стороны лучших друзей. Мой вклад, конечно, будет минимален, да и результата не гарантирует, однако это лучше, чем ничего. Ты можешь попытаться. Не думаю, что он, осознав ошибку, моментально сбросит вызов и внесёт номер в чёрный список. Держи и дерзай. А я пока пойду и засвидетельствую почтение твоему отцу.

Энтони усмехнулся, вытащил из кармана телефон и протянул Терренсу, получив в ответ благодарную улыбку.

Бесспорно, он мог и дальше оставаться на месте, играя роль безмолвного наблюдателя, но понимал, что такое поведение не совсем уместно. Поднявшись из кресла, Энтони осторожно выскользнул в коридор и постарался бесшумно притворить за собой дверь.

Вся ответственность лежала на плечах Терренса, и он должен был самостоятельно разобраться с проблемами в своей жизни.

Энтони не рисковал брать на себя роль помощника или советчика, чтобы при случае крайним не остаться. Тем более, он осознавал: ему нечего посоветовать в той сфере, о которой он имеет лишь самое поверхностное представление. А отношения бывших одноклассников, как были, так и остались для него тёмным лесом.

*

Передними лапками Стелла сжимала салатный лист, сосредоточенно отщипывая от него небольшие кусочки и дёргая усами каждый раз, когда Терренс собирался её погладить. Крыса сидела у него на ладони, они на двоих делили лёгкий ужин, состоящий из сэндвичей – на что-то большее фантазии и желания у Терренса не хватило. Ну, и умений, конечно, тоже.

Готовил он не то, чтобы восхитительно. Наверное, его стряпня и определения «сносно» не заслуживала – изображать гуру кулинарии, подражая Джейми Оливеру, было, как минимум смешно. Из того, что в холодильнике имелось – только разогрей, – ничего не хотелось, вот он и соорудил на скорую руку несколько бутербродов. После чего вновь удалился в комнату и принялся потчевать питомицу зелёным салатом.

Все его Стеллы, независимо от порядкового номера, питали слабость к свежим овощам, при этом только одна любила фрукты.

Со времени телефонного разговора прошло уже, как минимум часа три. А, может, и больше.

Терренс перестал следить за временем и ждать момента наступления назначенной встречи, охотно приняв наказание в виде заключения в четырёх стенах, и даже начал находить в этом определённое очарование.

Сегодня в его планах появился поэтический вечер, рассчитанный на две персоны. До того, как было решено прерваться на ужин, он зачитывал Стелле строки из «Оды меланхолии», стараясь скопировать чужие интонации, но, произнося очередную строку, приходил к выводу, что декламатор из него не особо выдающийся – такого никто не запомнит и рукоплескать не станет, как это было в случае с Рендаллом.

С некоторых пор Терренс считал это произведение знаковым в своей судьбе и часто возвращался к нему, выучив наизусть, но продолжая раз за разом тянуться к книге, чтобы в полной мере прочувствовать тот самый флёр романтики, о котором некогда говорил Рендаллу.

Пыль, типографская краска, тоска по старым временам, когда люди держали в руках томики, а не гаджеты с гигабайтами – читай хоть до посинения – информации.

Она дружна с Красою преходящей,

С Весельем, чьи уста всегда твердят

Свое “прощай”, и с Радостью скорбящей,

Чей нектар должен обратиться в яд, -