Путь бесконечный, друг милосердный, сердце мое (СИ)

Сибе вернулся в казарму; Берт решил прогуляться. Это было типично европейской привычкой, которая в Африке в городах помельче могла оказаться опасной; Берт знал об этом – сколько раз случалось читать об ограблениях, ограблениях и избиениях, иногда убийствах, но ничего не мог поделать – он мог без устали любоваться особым африканским небом, казавшимся особенно густым и черным по сравнению с европейским, звездами, казавшимися ярче и крупней – ближе, чем в том же Брюсселе, где нужно было либо подниматься на небоскреб, либо отъезжать на пару десятков километров, чтобы иметь возможность разглядеть их. И воздухом. Жарким, пряным, пахнущим не камнем и стерилизаторами, а пылью, канализацией, немного – плесенью, растениями и чем угодно еще. Берт добрел до водохранилища и уселся на скамейку. Протянув ноги, глубоко вздохнул и долго смотрел на небо.

Доверять Сибе Винку было глупо; Берт и не доверял. Он допускал, что Сибе был расположен к нему, возможно, симпатизировал, может, по каким-то иным причинам – и нет, совершенно иным, нежели у того же Горрена – Сибе позволял себе делиться какими-то полуважными мелочами. Правда, как бы сдержан и коммуникативно дисциплинирован ни был этот чертов служака, он не мог не оговариваться; Берту достаточно было познакомиться с ним немного поближе, узнать чутка побольше о месте, в котором он служит, и об операциях, в которых Сибе принимал участие, чтобы составить себе достаточно внятное представление о том, что происходит вокруг Сибе и для чего все это затевается.

Что там за чехарда творилась вокруг месторождения в – предположительно – стране Н, Берт догадывался. В космическую технику вкладывались огромные средства не только потому, что это было престижно, но и потому, что это было перспективно. Геологическая разведка, к примеру, требовала бесконечных административных решений: разрешение от нижних чинов, средних и высших, и самой неприятной была необходимость действовать часто именно в такой последовательности. В случае, если средние чины были болтливы, был шанс, что информация об интересе компании «А», к примеру, дойдет до высших, а те могут устроить аукцион, на который выставят либо сведения, полученные от конкурента, либо возможность дальше проводить разведку. А так сделал серию снимков с высоты в пару десятков тысяч километров, изучил, прикинул и можешь действовать напрямую с обитателями высших этажей власти. Это сокращало время – средства – ресурсы. Но то, до чего додумалась одна мегакорпорация, могло прийти в голову и другим светлым умам; ноухау у соперничающих мегакорпов могли отличаться деталями, но в целом, принципиально были схожи. Иными словами, что знал один мегакорп, знал и другой, и третий, и не всегда по причине промышленного и корпоративного шпионажа, а потому, что, замечая, что конкурент смотрит в определенном направлении, другой смотрел туда же – и видел кое-что. А карты с предполагаемыми месторождениями были составлены давно, и к концу двадцать второго века лишь уточнялись их детали.

Итак, страна Н могла допустить на свою территорию исследовательскую группу, предположим, финансируемую корпорацией «А». Если заведомо знать, что искать и где, находишь очень быстро. Но чтобы корпорации «Т» и «К» остались в стороне?

Берт раскинул руки на спинке скамьи, смачно зевнул и огляделся. Запад – там деловые кварталы, там, как ни странно, светло круглосуточно и зарево полыхает такое, что с Луны видно. Дальше на юг – кварталы, в которых жили те, кто в деловых работал на верхних этажах. И зарево там было иное – помягче, порадужней, изобиловавшее оттенками всех цветов радуги, но вполне отчетливое. И то, что на север – ярко, резко, однотонно; там не особо заморачивались цветовой композицией, а заботились о том, чтобы дешево и надежно. На востоке же за небольшой полосой относительно освещенных кварталов царствовала ночь.

Вокруг было шумно; работали бесчисленные кафе, в них было под завязку посетителей. Рядом с Бертом играли как минимум три музыканта-одиночки, чуть поодаль слышны были звуки струнных трио (кажется) и какой-то перкуссионной группы. И толпы, толпы народа. И желание потрепаться с кем-нибудь, пофлиртовать, отпустить сальную шутку, довольно поухмыляться в ответ на нее. Возможно, дотянуться до чужой руки, многозначительно сжать ее, ощутить ответное пожатие. Почувствовать всколыхнувшуюся надежду – на горячую кожу, прижимающуюся к твоей, на податливые губы, касающиеся твоих, на довольный стон в ответ на твою ласку. Не секс – не просто секс – а что-то, чуть большее, возможно, более-менее стабильные отношения. Странно, но время от времени Берт скучал по тому времени, когда он был женатым, знал и помнил это. То ли одиночество ему устыло, то ли просто хотелось поделиться с кем-то собой и с тем, другим.

Стоило подумать, оглядеться, улыбнуться нескольким парам, обнимавшимся неподалеку, скрестить на груди руки, чтобы дать место еще одной, усаживавшейся рядом с Бертом, как взгляд упал на человека, парня, скорее, мужчину, сидевшего за крохотным столиком, имитировавшим топливную бочку. Он, кажется, не просто оглядывал людей поблизости, но и преследовал схожие мотивы – приценивался. Он – один. Берт – тоже. Почему нет?

Встав, потянувшись, сунув руки в карманы брюк, поглядев еще раз на небо, обменявшись парой легкомысленных фраз с парой, узурпировавшей скамейку, Берт направился к этому парню. По большому счету, традиционно и по привычке он предпочитал разнополые отношения. Либо – нечто, походившее на них. А парень был высок, но изящен, одет с примечательным тщанием, и в нем улавливалось что-то такое, манерное, что ли. Он мог быть вольным художником, а мог и по другим причинам вести себя так. И на последнее Берт рассчитывал.

Он подошел к столику, за которым сидел объект любопытства, встал в поле его зрения и поинтересовался, слегка наклонившись вперед, говоря громко, чтобы перекричать шум толпы, и улыбаясь:

– Не будете возражать, если я посижу за вашим столиком?

Его визави повел плечом, кривовато усмехнулся, прищурился, оглядел его оценивающе и указал взглядом на другую сторону столика.

Берт оглянулся, потянулся за свободным стулом, уселся; мужчина следил за ним. С интересом, который вселял в Берта надежду если не на небольшое приключение, то на приятно проведенные пару ночных часов точно. Даже беседа, скатывающаяся в фривольности, балансирующая на грани пошлости, но не переходящая в нечто физическое, была ему желанней, чем бесцельное одиночество. Он сказал:

– Сегодня живописная ночь.

Мужчина неторопливо кивнул. Он глядел на Берта с легкой улыбкой; не ждал, возможно, просто не хотел говорить.

– Вы позволите угостить вас? Кофе? Вином?

Тот задумался. Пододвинул к середине столика бокал с вином. Берт щелкнул по центру стола, по едва заметной сенсорной панели, вызывая меню. Посередине стола возникла небольшая голографическая карта; Берт изучал ее, смотрел на мужчину, сидевшего напротив, снова читал меню. Наконец потянулся и дотронулся пальцем до строки, привлекшей его внимание, задержал руку. Незнакомец понимающе ухмыльнулся, выбрал строчку выше, задержал руку. Через секунду они оба почти синхронно опустили руки и повернулись к водохранилищу, словно импровизированные концерты на его берегу оказывались в эту ночь самым важным событием в их жизнях.

Когда официант принес заказ, Берт уже представился, уже знал, что собеседника зовут Коринт, что он служащий в «одном» отделе при «одном» чиновнике. Лапидарный рассказ Коринта о себе сопровождался многозначительными улыбками и выразительными движениями рук, и Берт был очарован. При чиновнике – ну и пусть; не хочет рассказывать о себе сверх минимально необходимого – додумаем самостоятельно. Куда важней было, что его рука оставалась лежать на столе, пальцы поглаживали скатерть неспешными, ласкающими движениями, и взгляд завораживающе-темных глаз все время возвращался на Берта. Коринт неторопливо осматривал площадку перед кафе – и косился на Берта; поворачивал голову в направлении взрыва смеха – и снова смотрел на Берта. Тот поначалу развлекал его какими-то анекдотцами из собственной жизни и каких-то неопределенных знаменитостей, вроде хвастался своей значительностью и осведомленностью, но постепенно понял, что Коринту не особо интересны байки, которых Берт знал немало, и вообще разговор. Он и замолчал. После нескольких минут Коринт повернулся к нему и вопросительно поднял брови. Берт беспечно пожал плечами и улыбнулся. Коринт склонил голову, словно понял все, что хотел сказать Берт, и даже больше, и продолжил вслушиваться в то, что происходило рядом с ними.