Пока цветет жасмин (СИ)

— И я слышал, Михаил, — ответил Дьявол, сложив руки на груди. — Но я ни чего не могу поделать! Меня тошнит от собственного бессилия! Для чего быть Люцифером, великим архангелом, если ты не в состоянии защитить её и спасти?!

Она постоянно плачет, и от этого мне самому хочется выть. Я бы отдал всё, чтобы перестать видеть её мучения, чтобы её муки закончились, страдания прекратились.

Архистратиг мысленно пожалел брата, но ответить ему не успел.

За стеной, в комнате, где находилась Палами послышались крики. Сильные, ужасные, душераздирающие, которые заставили Люцифера и Михаила вздрогнуть. Дьявол закрыл лицо ладошками, не веря во всё происходящее. Пройс кричала: оглушительно, истомно и громко. Её пытали собственные воспоминания и подсознание. Пытали сильно и жестко, совсем не так, как это делал Аластар… Она кричала от боли и мук, пятилась назад и забивалась в угол темницы, словно маленький, загнанный и затравленный щенок.

Подсознание не щадило Пройс, и это было фактом.

— Ты же обещала меня защитить, сестрица! — кричала семилетняя Амели, обращаясь к старшей сестре.

По её щекам скатывались горькие слезы.

— Я и защитила, — шептала Палами, понимая, с каким трудом ей даются эти слова. От вида младшей сестры ей хотелось кричать.

Худенькая, маленькая Амели, в порванном платье, и с длинными, спутанными волосами стояла и смотрела на демоншу, а в её глазах отражались боль и страх. Палами нервно сглотнула, не в силах выдерживать пронзающие взгляды девочки.

— Защитила? — холодно спросила Амели, сверля взглядом старшую сестру. — Ничего у тебя не получилось. Ты не в состоянии это сделать. Ты беспомощна, Палами. Наши родители погибли, мы остались одни. Ты должна была меня спасти, уберечь от всего, быть со мной рядом, ведь кроме тебя у меня никого не было! Но ты меня предала. Даже я, в столь юном возрасте, понимаю, что предательство это плохо, мерзко и противно!

Палами сглотнула и вытерла очередную слезу. Боль стала разрывать душу на части, и это было больнее Адских псов.

— Тебе даже нечего мне сказать, Палами, — продолжала Амели, голос которой стал ещё жестче.

Девчушка холодно рассмеялась, а затем… Демоница увидела, как тело Амели горит в огне, а сама она безобразно смеется. Палами увидела, как длинные волосы сестры развевал холодный ветер, а сама она сгорает в дьявольском пламени. Палами закричала и посмотрела на свои руки, на которых появились огромные волдыри, кровавые и ужасные, лопающиеся. Страшно.

— Хватит! — обреченно взмолилась Палами, не в состоянии переносить муки.

Подсознание словно не собиралось отступать, а готовило для бедной демонши очередную порцию пыток. Оно издевалось над ней, обрекая на адские муки, и играя, словно с марионеткой-куклой.

— Я сейчас разрушу эту стену, Михаил, разнесу к чертям всю темницу! Я не могу больше так!.. Слышать её стоны и крики выше моих сил! Если бы любой другой демон переносил такие пытки, я бы и глазом не моргнул, но не она… Палами — моя невеста! — вскричал Люцифер, услышав очередной стон Пройс.

Люцифер со всей силы ударил кулаком, и по стене темницы пошла небольшая трещина. Михаил молчал, стараясь взять контроль над ситуацией и успокоить младшего брата, понимая, что успокоения сейчас не помогут, и что только когда пройдут муки Палами, он успокоится. Михаил медленно подошел к Люциферу и схватил того за рубашку, пристально смотря в его голубые, наполненные болью глаза.

— Послушай меня, Люцифер. Ты меня успокаивал, но пришло время успокаивать мне тебя. Ты ничего не сможешь сделать. Палами должна это сама вынести и сама с этим справиться. Я думаю, её видения или, я не знаю, как это назвать, просто последствия заточения. Тем более у неё клаустрофобия. Я думаю, что это пройдет. Палами сама должна справиться с этим испытанием и, если справится, пытки прекратятся. Потерпи, Люцифер! Вы выдержите это, я не сомневаюсь!

Архистратиг закрыл глаза и прижал младшего брата к себе, гладя по светлым волосам в знак поддержки. Совсем как в детстве. Мимолетно перед его глазами вспыхнула картинка-воспоминание. Откуда она взялась, он понятия не имел, но понимал, что в заточении с ним может случиться всё, что угодно.

— Смотри, смотри, какая маленькая черепашка. Сейчас я тебя ею напугаю.

Маленький Люцифер бегал по Эдему, весело смеясь. За ним бегал Гейб, пугая старшего братишку этой самой черепашкой. Сын Зари обернулся и показал младшему язык, а Габриэль засмеялся, по-новой догоняя брата.

— Эй, малыши, вы не шалите там. Габриэль, не пугай старшенького черепашкой. Люцифер их боится, — строго, но с доброй улыбкой, обратился Михаил к проказливым братьям.

Младшие остановились. Сладкоежка быстро положил черепашку на зеленую траву, услышав при этом внезапный плач. Это были детские слёзы Люцифера. Габриэль не понимал, что заставило его брата заплакать. Заметив, что малыш плачет, к Светоносному подошел Михаил.

— Ну ты чего, мой ангелок? Кто тебя обидел?

— Черепашка… Я её раздавил, — сквозь слезы проговорил сын Зари, посмотрев на будущего архистратига.

— Ты её не раздавил. Просто черепашка… Сейчас пошла спатки. Ты ещё маленький, Люцифер, и не способен раздавить черепаху. Она просто погрузилась в сон, но завтра проснется, и вы сможете с ней опять играть.

— Правда? — всхлипывая, спросил Люцифер, прижавшись к старшему брату.

Архистратиг улыбнулся и взял малыша на руки, целуя его в теплый, от Эдемского солнца, лоб и гладя по роскошным, величественным белым крыльям, перья из которых развиваются на ветру.

— Габриэль, отнеси черепаху в озеро. Она должна жить в воде.

Малыш послушался и побежал исполнять просьбу старшего брата.

Детство кончится когда-то

Ведь оно не навсегда

Станут взрослыми ребята

Разлетятся кто-куда

А пока мы только дети

Нам расти еще расти

Только небо только ветер

Только радость впереди

Картина перед глазами Михаила пропала, и он непроизвольно улыбнулся, вспомнив архангельское детство. Такие воспоминания грели ему душу, заставляя чувствовать по всему телу тепло, исходящее от них.

Спустя двадцать минут пытки Палами прекратились, и она, взяв себя в руки, смогла хоть на время побороть собственное подсознание. Когда кошмарные видения отступили, она поднялась с колен и присела на кровать. Всё тело дрожало, а руками она даже не могла взять кувшин с водой. Она попыталась дотянуться до кувшина, но не смогла, выронила его из рук, и он разбился. Палами закрыла лицо ладонями и провела по нему. Плакать у неё уже не было сил. Давно всё выплакала.

— Палами, ну как ты? — взволнованно спросил Люцифер, который услышал, что демоница кричать перестала.

— Мы переживали за тебя. Я не понимаю, почему именно ты испытываешь такие муки. Вместе с тобой страдал и Люцифер, которого я еле успокоил. Ты должна выдохнуть и собраться с мыслями. Подсознание с тобой играет, это игры разума из-за замкнутого пространства, но ты должна это побороть! — Впервые, за две недели, Михаил решился заговорить с невесткой.

— Михаил, — Палами встала с кровати и подошла к стене, приложив к ней голову, — я это прекрасно понимаю… Да и с какой радости ты решил проявить заботу? Мы две недели сидим в темнице, а ты только сейчас впервые со мной заговорил. Стыдно стало? Решил загладить свою вину?

— Я чего-то не знаю? — поинтересовался Люцифер, садясь на пол. — Михаил, братишка, может, ты мне все расскажешь? Что вы оба скрываете? Чего я не знаю? Ты же знаешь, что самое ужасное в заточении то, что здесь нельзя ничего утаить. И всё, о чем ты думаешь, становится известно. Причем всем троим. Тебе ли этого не знать? Не ври мне, братишка. Что у тебя было с моей невестой? Палами, ты мне изменяла? Я думаю, сидение взаперти нас троих очень сблизит и раскроет страшные тайны архангела Михаила и демона Палами. Ну, излагайте, голубки!

Как только Светоносный произнес слово “измена”, Михаил вздрогнул, а Палами закашлялась, подавившись воздухом.

— Нет! — в один голос закричали демоница и архангел, явно побаиваясь Дьявола в гневе. — Люцифер, я тебе не изменяла. Чтобы я с ним? Не было ничего. Разве тебе Михаил ничего не говорил про свой французский домик? Как ты вообще можешь такое думать?! Я верна тебе, я предана тебе. Я совершала много глупостей, даже в пыточной Аластара побывала однажды, за глупость, но такое… Значит, Михаил тебе ничего не рассказывал?