Аморальное (СИ)

Я так много заблуждалась на его счёт. Он не только моральный урод, он… беспринципное чудовище. Я всё чаще думаю о том, что он мог бы поджидать меня у подъезда с кислотой. Я становлюсь параноиком? Мне страшно. Страшно думать, что Дэнни маньяк. Сколько женщин в мире пострадало оттого, что не поверило в угрозы своих разъярённых мужчин? А даже если поверить… можно подумать, я бы смогла что-то изменить. Мне безумно страшно. Больно, тошно… и страшно.

Она ещё раз перечитала письмо, потом спрятала его в туалетный столик в спальне, глубоко запрятав под личными вещами. Всё ещё было недостаточно поздно, и Ими принялась за уборку.

Она переоделась, убрала волосы под эластичную шапку, надела перчатки и даже маску. Она четыре часа ползала по квартире, чтобы не оставить ни единого следа своего пребывания в ней и собрать все жучки и камеры и нигде ничего не забыть.

Теперь можно было увезти тело.

Уже очень скоро Имтизаль сильно пожалела о том, что убила Амелию так быстро и предварительно не промыла ей желудок и пищеварительный тракт без хирургического вмешательства. Теперь же было слишком поздно, но Ими повезло, может быть, отчасти благодаря заморозкам, внезапно пришедшим с концом марта. Впрочем, она утешала себя тем, что в любом случае не удалось бы избежать вскрытия. В любом случае, даже с изъятыми органами, Амелия стала первой мумией, которую Имтизаль сохранила без расчленения. Кроме того, она стала первой мумией, чьи глаза Ими оставила закрытыми, потому что не могла смириться с тем, как выцвела зеленоватая радужка; удалила глазные яблоки и вставила на их место стеклянные имплантаты.

Позже Ими часто покупала для Амелии одежду, обувь и украшения, обустроила ей целый уголок и время от времени меняла облачение своей мумии, то оставляя её обнажённой, то одетой с бóльшим вкусом, чем одевалась сама Имтизаль, хотя очень часто приходилось делать на вещах надрезы, чтобы натянуть на труп, и зашить уже после. Все эти игры с телом отвлекали Ими от удручённости и позволили ей сравнительно легко пережить утрату любимого существа. Она относилась к этому с почти материнской заботой, хотя ритуал мало чем менялся из раза в раз: сначала Ими разматывала Амелию из бинтов, потом осторожно подсушивала её кожу, надевала на неё свои покупки, сажала в углу сарая на подушки и подолгу сидела вместе с ней, пока от запаха химикатов не начинало темнеть в глазах.

На Амелии Имтизаль провела больше работы по бальзамированию, чем на всех предыдущих телах. Количество колб с веществами увеличилось вдвое. У Амелии была очень красивая и очень гладкая кожа, и Ими жутко боялась, что уже ставший ей привычным раствор формалина, сулемы и фенола изуродует цвет и структуру так же, как изуродовал Джексона, поэтому она рискнула добавить больше спирта и глицерина, чем при пропитке прежних мумий. Так у неё закончился глицерин – самое дорогое вещество, из приобретённых при бальзамировании Джексона – и встал болезненный вопрос, где его можно раздобыть.

Мудрее было бы подождать с убийством до октября, чтобы оставить впереди долгие месяцы холода, но Ими не могла так долго ждать. Заморозки отступили недели через две, в лесу расцвела весна, а в Имтизаль – паника. Бедному телу Амелии пришлось вобрать в себя столько тимола, цинка, пиридина, тиосульфата, этанола и десятков других консервирующих и антибактериальных веществ, что у плесени и гнили не осталось шансов. Но вонь стояла жуткая. Как Ими ни пыталась заглушить запах лавандой, эвкалиптом и различными эфирными маслами, их аромат постепенно рассеивался, и оставался гнойный, болотистый и прочный трупный запах вперемешку с формалином. Он чувствовался даже снаружи сарая, он отпугивал всех птиц и животных и мог бы приманить людей.

И тогда она решилась приступить к тому, о чём уже давно мечтала.

Прежде чем заняться целью убийства, следовало заняться его последствиями, и уже очень скоро Имтизаль навестила Дэниэла. Его она тоже заставляла писать письмо, но куда менее нежно, чем Амелию: в его горло упиралось лезвие ножа.

Никогда не думал, что это будет так тяжело. Я был уверен, что не буду больше об этом думать. Я думал, я ненавижу Амелию. Я пришёл к ней… сам не знаю, зачем. Наверное, мне её немного не хватало. А она… она вообще не хотела меня слушать.

Уже не знаю, хотел ли я её убивать. Я не хочу писать об этом. У меня нет сил писать об этом. Но сейчас ненависти стало меньше, и… я так больше не могу. В тот день я ничего не понимал и не чувствовал. Я ведь всё предусмотрел. Вы бы никогда на меня не вышли, я вымыл её квартиру, а Амелию… вы её никогда не найдёте.

Я уже два дня живу с этим грузом. Я хотел пойти в полицию, но лучше я накажу себя сам.

Амелия, ты лучший человек в моей жизни.

Я иду к тебе молить о прощении.

Она не думала, что всё будет настолько просто. Она брала с собой наркотик, но Дэниэл, вероятно, до последнего надеялся, что сумеет дать отпор, поэтому написал письмо ещё во вменяемом состоянии. И он до последнего предложения не понимал, что Ими диктует ему предсмертную записку. Когда же осознал и начал отказываться продолжать письмо, стал возмущаться и сопротивляться, даже пытался порвать бумагу, Ими дала ему понять, что он всё равно уже не выживет, и может покончить собой сам (или позволить ей инсценировать его самоубийство) и уйти в мир иной без боли, или же может отказаться следовать её плану, и тогда она очень долго и очень мучительно будет резать его на куски, а потом закопает его где-нибудь в лесу вместе с чемоданом с его вещами, чтобы полиция объявила его в розыск по стране и думала, что он скрывается после убийства. И ему пришлось, со слезами на глазах, послушать её.

В последний момент он снова пытался дать отпор, и тогда Ими высыпала пять таблеток на стол и сказала, что это лотерея: доза слишком не велика, и у него есть шанс проснуться. Проснуться же после её пыток он уже не сможет. И Дэниэл выбрал таблетки.

Дэниэл не проснулся. Его обнаружили в тот же день через пару часов после ухода Имтизаль, когда полиция, прочитавшая письмо Амелии, пришла задать ему соответствующие вопросы. Но его сердце остановилось ещё два часа назад. Дело было закрыто.

Коматозная бесчувственность, тень и пустота вернули свою власть над её жизнью.

Наступило лето, и переодевания Амелии уже не радовали Ими так, как прежде. Но ещё весной она придумала, чем займётся летом, когда земля потеплеет, просохнет и когда можно будет взять отпуск. Этой идеей Ими задавалась и раньше, теперь же решилась, наконец, воплотить её в жизнь, пока тепло земли и воздуха и запах бальзамирования не принесли ей бед.

Она планировала переезд, и для этого ей требовалось много денег, много свободного времени и свободных мыслей.

Она готовилась к своему отпуску с мая: вернулась к своей подработке. Это оказалось не слишком просто, пришлось обзвонить нескольких бывших клиентов, прежде чем получить первый заказ. Но и сам этот первый заказ оказался не слишком удачным: мужчина, вызвавший Ими, сказал, что передумал и попросил её уйти, как только увидел её лицо. Правда, он честно заплатил ей половину суммы. Она не сдавалась. Должны были найтись извращенцы, которых не оттолкнула бы её неправильная внешность. Всегда находились. Нашлись и теперь.

Ими не прекращала работать и в июле, когда взяла отпуск. По официальной версии она уехала в Калифорнию, на самом же деле она не покидала территорию округа.

Она выкапывала себе новое убежище. Она всегда боялась, что её сарай однажды могли бы заметить; особенно теперь, когда появилась такая не транспортабельная Амелия, проблемы можно было бы не избежать. Поэтому Имтизаль твёрдо решилась перенести свои сбережения в такое место, которое бы никому не удалось найти.

За время отпуска она успела только выкопать предварительное убежище – в её распоряжении были только лопата и лом, – установить подпорки для стен и потолка и первый вариант маскировочной крыши. Всё остальное приходилось делать уже позже.