Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)

– Я хочу получить на руки все его личные вещи, – произнёс Мартин, переходя к сути разговора. – Это возможно?

– Светская беседа закончилась, пошли требования и условия?

– Считайте так, если вам угодно.

– Люблю деловой подход, уважаю людей, которые сразу обозначают свои интересы, а не ходят вокруг да около.

– Это можно считать согласием?

– Почти. Вы мне симпатичны, так что переговоры только начинаются. Кому-нибудь другому я бы отказал, не раздумывая, но…

– Что?

– В случае с вами, есть вещи, которые меня забавляют.

– Например?

– Вы уже знаете о моей определённой страсти. Любопытство – грех, но, что поделать. Грешен. Признаю. Люблю сунуть нос в чужую жизнь и поискать там парочку дурно пахнущих секретов. У вашей семьи они не такие уж грязные, в какой-то мере, даже благородные. Уилзи так милосердны, что периодически подбирают брошенных котят и тащат их, блохастых и никому не нужных, к себе домой. Иногда из этих котят даже получается толк. Например, зубастенькие адвокаты, которые, несмотря на свою молодость, способны дать фору и более маститым коллегам.

Услышав это высказывание, Мартин криво усмехнулся. Стоило только услышать фразу о котятах, и он сразу понял, кого обозначили данным словом. После слов о зубастых адвокатах, сомнений не осталось вовсе.

Рендалл не ошибался, говоря, что встречу с ним Альфред Брайт забыть не в состоянии. Не столько встречу, сколько результат этого пересечения и собственный проигрыш.

– Хотите посмотреть, что станет с Кэндисом?

– Уверен, ничего хорошего.

– Напрасно.

– Время покажет, мистер Уилзи. Сейчас рано об этом говорить. Скорее, стоит уделить внимание товарно-денежным отношениям. Если определённые личности готовы были расстаться со своим блохастым созданием на добровольной основе, то я не намерен упускать выгоду. Как вы смотрите на предложение купить Кэндиса, а заодно и моё молчание? Вы ведь взрослый человек. Должны понимать, к чему приведёт огласка. Кэндис достиг определённого возраста, и судебное разбирательство вам, конечно, не грозит, но эти снимки, попавшие в открытый доступ, способны подпортить жизнь. Любой здравомыслящий человек поймёт, что к чему.

– Уверены, что я вам заплачу?

– Более чем. Если он вам действительно нужен, вы это сделаете.

– В таком случае, позволю себе другой вопрос. Продешевить не боитесь?

– Согласны. Как я и думал. Что, даже миллион фунтов стерлингов готовы заплатить? – изумился Альфред. – Мне кажется, что мой сын этого не стоит.

– Да, готов.

– А два?

– Вы решили узнать размер благосостояния моей семьи? – поинтересовался Мартин все так же собранно, не повышая голоса. – Думаю, два миллиона тоже проблем мне не добавят.

– Напрасные траты.

– Не имейте привычки считать чужие деньги, мистер Брайт.

– Я их не считаю. Лишь радуюсь выгодной сделке, а ещё размышляю над тем, насколько недальновидны поступки некоторых людей. Был в моей жизни период, мне нравились… девочки. И это было весьма затратное хобби. Развлечения, подарки, поездки. Кэндис привык к роскошной жизни, а, значит, услуги его влетят вам в нехилую сумму. Я мог бы попросить сумму большую, но понимаю, что это будет слишком некрасиво с моей стороны.

– И всё-таки считаете.

– Радуюсь, – повторил Альфред.

– Цена вопроса? – спросил Мартин. – Миллион? Два? Сколько вы хотите?

– Триста тысяч фунтов.

– Аппетиты резко снизились?

– Для кого-то и эта сумма совершенно неподъёмна.

– В сравнении с первыми вариантами, она мала.

– Зато реальна. Кощунство – назначать за Кэндиса большую сумму, а так я лишь компенсирую собственные потери, которые выгрыз из моих средств один брошенный котёнок.

– Сумма, которую вы выплатили бывшему деловому партнёру, верно? – усмехнулся Мартин. – Тому самому, чьи интересы представлял в суде Рендалл.

– Вы тоже любопытны, мистер Уилзи. Всё верно. Именно так и обстоят дела. Я хочу вернуть утраченное. И если для этого мне стоит всего-навсего попрощаться с ненужной вещью, я это сделаю. Всё равно толку из него не будет, сколько не вложи. Сделка со всех сторон выгодная, как ни крути.

– Вы ошибаетесь.

– Считаете приобретение ценным? Вот и радуйтесь, что смогли его получить по малой цене. Но я вряд ли изменю мнение об этом человеке. Будем играть честно. Я пришлю к вам своего адвоката для подписания контракта. Можете позвать своего, для подстраховки, пусть ознакомится с договором и подтвердит, что сделка более чем законна. Вы покупаете спокойствие на много-много лет вперёд. Безмятежная жизнь стоит того, чтобы на неё основательно потратиться однажды.

– Так и напишете, что продаёте сына? – едва сдержав смех, спросил Мартин.

Ситуация была поразительно абсурдной.

– Разумеется, нет. Формулировка будет более чем нейтральной. Вариант оплаты на ваш выбор. Принимается всё. Можно наличные, можно чеки, можно перевод на мой счёт. Как только я получу деньги, можете забирать вещи. Обещаю от себя добавить бонус.

– Возможность плюнуть вам в лицо? Или сломать челюсть? Это, пожалуй, всё, чего мне сейчас хочется.

– Увы, нет. Я всего лишь приложу полученные фотографии, открывшие мне глаза и показавшие истинное лицо сына, который… уже не сын.

– Он всегда будет вашим сыном. Хотите вы этого или нет.

– Ответ вы знаете.

– Не хотите.

– В точку, мистер Уилзи. Не пытайтесь переубедить меня, я всё равно не изменю мнения. Оставьте это утро столь же прекрасным, каким я вижу его сейчас. И да… Напоследок одна простая истина. Сколько бы лет не прошло, сколько бы событий не произошло в жизни каждого из нас, правда останется правдой. Так пусть Кэндис никогда не забывает, что его купили. Как вещь. Притом, не слишком ценную.

– Думаю, помнить он будет другое.

– Например?

– Что вы его продали, – произнёс Мартин, обрывая звонок и засовывая телефон в карман.

Войдя в комнату, замер на месте. Кэндис, завернувшись в одеяло, стоял в дверном проёме, прислонялся плечом к косяку.

Судя по всему, находился здесь уже приличное время, просто не выдавал собственное присутствие, прислушиваясь к разговору и делая определённые выводы о своём родителе.

– Это был он, да? – спросил тихо. – Мой отец?

– Да, – ответил Мартин.

– И во сколько же меня оценили? Не думаю, что сумма велика. Пять фунтов? – иронично поинтересовался Кэндис. – Десять?

– Больше.

– Удивительно. Альфред частенько за этот год повторял, что моя жизнь и ломаного пенни не стоит. Видимо, изменил мнение.

– Кроме того, у него, оказывается, давние счёты с нашей семьёй.

– Значит, ему не только ты дорогу перешёл? – засмеялся Кэндис. – Кругом враги. Спасайся, папа. Иначе не уцелеть, потому что это заговор.

– Не только. Нашлись и до меня мерзкие люди.

– А что там относительно памятки на будущее?

– Ты, наверное, и сам догадываешься?

– Не ошибусь, если скажу, что по мне там снова проехались и записали в содержанки. И всё такое прочее. Да? Или ошибусь?

– Ну…

– Он мог сказать и грубее. Мне, в любом случае, наплевать. Я не настолько зависим от чужого мнения, чтобы впадать в депрессию после оскорблений человека, замечавшего меня не более двух дней в году, а потом уходившего в неизвестном направлении. Альфред – не тот, кто имеет право мне указывать, а потому всё нормально. У меня даже стих подходящий на этот случай есть. У Киплинга чудесная проза, но и поэзия заслуживает не меньшего внимания. Знаешь его стихотворение «Если…»?

Мартин отрицательно покачал головой.

Кэндис поправил манжету на рубашке, отлип от двери, опустил одеяло в кресло и направился к Мартину, попутно цитируя то самое стихотворение, о котором сказал немногим ранее.

Он старался не поднимать голову и не делать резких движений, чтобы длинная чёлка лежала ровно, закрывая пострадавшую часть лица.

Мартин тоже сделал шаг навстречу. Стихотворение он прежде не слышал и не читал, но сейчас действительно находил его весьма своевременным. Очень и очень актуальным.