Дримлайф (СИ)

====== Глава 14: Ненависть и прощение ======

Я бежала вперёд по коридору, отчаянно пытаясь разыскать верный путь. Назойливые мысли сбивали меня с толку, но я не останавливалась. Осознать всю происходящую чертовщину было непосильной задачей, особенно сейчас, когда ни о чём кроме Анри и не думалось. А ещё Лилит. Кажется, я, когда внезапно поспешила уйти домой, напугала её своим странным поведением или, по крайней мере, заставила почувствовать неловко. Обе мысли раздражали и давили со всех сторон. Этот проклятый коридор будто нарочно не заканчивался, я чувствовала приближение чего-то, и от этого становилось страшно. Сегодня я узнаю кое-что очень ужасное – от мыслей тело схватывал неприятный спазм, который отчетливо ощущался во сне. Последний сон… Чёрт тебя дери, Анри, не смей даже так шутить!

Внезапно я остановилось: почудился какой-то шум из глубины коридора. Это… музыка? Настороженно сделала шаг в самую тьму, куда бесконечно уводила дорога. Прислушалась, затаив дыхание. Звуки доносились откуда-то издалека, как будто за стеной. Какой знакомый мотив. Постойте-ка, это ведь та песня! Конечно, я слышала её здесь уже не впервые, но сейчас у меня возникло одно очень странное предположение. Стремительно пошагала на звук, минуя закрытые двери. С каждым шагом становилось всё темнее, пока я не поняла, что это уже другой коридор: более мрачный, более отдалённый, и двери здесь были чёрные, некоторые даже закованные в цепи. В спешке запнулась, и под ногами что-то лязгнуло: цепь, небрежно валявшаяся прямо посреди дороги. Я наклонилась, едва не дотронувшись до холодного металла, но вовремя отдёрнула руку: что-то не понравилось мне находить странные вещи на дорогах. Цепь-то наверняка снята с одной из дверей. Куда больше я была уверена, что музыка играет как раз именно из той самой открытой двери. Место определённо не вызывало каких-либо позитивных ассоциаций, причём внутренние ощущения подсказывали, что здесь, конкретно в этих чертогах, я находилась впервые. А музыка становилась всё слышнее. Вот и дверь. Бледно-зелёный свет слабо пробивался сквозь щель и будто увядал во тьме, скопившейся в этом месте. Мне абсолютно не хотелось идти туда, но осознание того, что ответ на мой вопрос находится перед самым носом, делало своё дело. Преодолев остатки страха и сомнений, я коснулась дверной ручки, робко шагнув навстречу неизвестности. Меня обдало зелёным туманом, в котором, как мне показалось, играли бледные столбы прожекторов. Затем стало темно, и меня что-то толкнуло с невероятной силой, да с такой, что я на мгновение потеряла ощущение пространства. Когда я пришла в себя, то обнаружила, что нахожусь на одной из улиц родного города. Просторная аллея вела на главную площадь, откуда доносился шум музыки. В ту сторону двигались люди, в основном молодёжь моего возраста. Их лиц не было видно, безликая толпа, натянувшая на себя лишь подобие эмоций, плыла в сторону рок концерта. Я решила пойти за ними и быстро влилась в массу, попутно оглядываясь. Из-за потока людей едва было что видно, и приходилось вытягивать шею, чтобы понять, куда мы идём. Затем толпа разбрелась по обширной площади, а мне предстал хороший обзор сцены. Я остановилась, замерла среди ликующей молодёжи, обратив всё внимание на сцену. И снова заиграла эта песня. Отчего-то я вздрогнула, всё внимательней и внимательней вглядываясь в людей на сцене. В глаза бросилась вывеска, и я приложила немало усилий, чтобы прочитать название группы, написанное мятно-зелёными буквами на чёрном фоне, – «Dreamlife». Затем под уже знакомые мне мотивы сцена озарилась светом софитов. Толпу словно взорвало волной восторга, в то время как я неуютно топталась на месте, чувствуя, как от шума закладывает уши, но уходить не спешила – ведь что-то всё-таки привело меня именно сюда. Сейчас должен быть первый куплет песни, а это значит, что я увижу человека, чей голос слушала не один год. Название группы мне теперь известно, и я надеюсь, что не забуду его после пробуждения. А теперь пора взглянуть на певца. Я с волнением замерла, видя силуэт, который интригующе плыл к краю сцены как бы не спеша, тем самым возбуждая толпу. Самый яркий столб света пролился на сцену, словно готовясь впустить в себя главного гостя концерта. Анри? Я от удивления чуть пошатнулась. Парень вышел на сцену и, всплеснув руками, поприветствовал публику. Одет он был под стать типичному рок певцу: рваные джинсы, кеды, футболка с соответствующим принтом, волосы взлохмачены, вдобавок образ дополнял лёгкий грим, не шибко бросающийся в глаза, но достаточно подчёркивающий черты лица. Я обомлела, вытаращившись на Анри, однако тот не заметил меня, продолжая сиять в свете софитов. Подождите. Неужели ту песню, ту самую песню, поёт он? У меня глаза от такого открытия округлели. Выходит, всё это время я слушала голос Анри? Парень запел, взбудоражив своим голосом народ, чьи возгласы восхищения раздавались отовсюду. Сейчас эта толпа была похожа на волнующееся море, где волны рук взмывали вверх, словно подхватывая звуковые волны. От яркого света казалось, что в этом мире не существует ничего кроме музыки и дикого восторга. Пространство будто вибрировало. Я же всё никак не могла влиться в волну окружавших меня людей, продолжая разглядывать Анри, словно видела его впервые. Хотя отчасти так и было: сейчас он казался мне другим человеком – тем Анри, которого привыкли видеть фанаты. Это был уверенный молодой человек, бойкий и дерзкий, не страшащийся оценивающих взглядов, критики и неприятных слов. Он давно принял этот мир, он научился жить в нём, справляться с любыми неприятностями. Именно об этом была песня – она всегда меня поддерживала, и когда становилось трудно, я находила те несколько минут, чтобы вспомнить о главном под любимую музыку. Анри был не один на этой сцене: в его группе участвовали ещё трое – два гитариста и барабанщик. Все они в эти минуты будто были объединены музыкой, каждый из них был важным элементом этого неразрывного единства. Я внимательно разглядела их: один гитарист, невысокий парнишка-блондин с морозным взглядом, показался мне совсем ещё молодым сорванцом в отличие от других, его товарищ-басист, темноволосый парень с азиатскими чертами в чёрной облегающей майке, выглядел значительно старше, а вот барабанщика я так и не разглядела. Тот был в тёмно-серой шапке, из-под которой торчали лишь прямые колючие пряди красных волос, и прятался за барабанной установкой, вовсю задавая музыке ритм, – вероятно, такой образ был задуман специально. Молодые люди смотрелись очень здорово и привлекательно, и я была уверена, что у каждого из них была своя отдельная толпа фанатов, которые непременно после концерта выстроятся в очередь за автографом. Несомненно, Анри среди остальных солистов оставался самой примечательной фигурой. Мне бы он тоже был симпатичен, будь я, скажем, тринадцатилетней девочкой. Но этот сценический образ – это не тот Анри, которого я узнала за всё время нашего знакомства. В душе парня, желавшего казаться сильным во всём, была глубокая прореха. Парни отдавались выступлению всей душой. Неудивительно, что Анри меня не видел: он был полностью увлечён своим занятием, делал это с огромным желанием и любовью, что в какой-то момент я позавидовала его таланту и преданности делу. Я заметила кое-что ещё, что не видела прежде. Парень был счастлив, и эта эмоция была вовсе не частью сценического образа. Это чувство было настоящим. Оно искрилось в глазах Анри, а поддержка фанатов словно придавала ему ещё больше сил. Мне не хотелось вытаскивать его из этой эйфории, поэтому я просто продолжила наблюдать из толпы. В одно мгновение, когда песня подходила к концу, меня ослепил яркий свет, в котором я увидела лишь силуэты подпрыгнувших разом парней. Это сияние показалось мне неким пиком славы, когда ты чувствуешь себя настолько высоко, что не видишь ничего кроме света и готов подпрыгнуть от радости. Публика подхватила эту волну, и от жужжащего гомона у меня волосы на голове встали, а тело покрылось мурашками. Захватывающе! Я никогда не бывала на подобных концертах и сейчас была безмерно рада видеть это пускай и во сне. На меня нахлынули эмоции, отчего я даже пару раз вскрикнула от восторга, надеясь, что мои вопли будут услышаны Анри. Но вот последний куплет. Пространство вокруг меня словно содрогнулось, и я ничего больше не видела кроме вспышек света, ярких лучей, и Анри, который вкладывал все оставшиеся усилия, чтобы закончить свою песню так же хорошо. Но что же это? Я видела в его лице другие эмоции: это был уже не тот парень, весёлый, решительный и подвижный. Какая-то невидимая волна вернула прежнего Анри на место, и теперь он стоял посреди сцены, будто потерянный, но продолжал петь. Люди вокруг нас смешались в какую-то единую субстанцию, и товарищи певца начали исчезать точно так же, словно их тела были всего лишь облаками, принявшими форму человека. Голоса начинали искажаться, отчего мне казалось, что я периодически слышу отдельно гитару, пение и ритм барабана. Я застыла посреди тумана, который минуту назад был толпой, до меня, словно издалека, доносились посторонние голоса, они затихали вместе с песней, а Анри… Анри плачет? Это точно слёзы! Он старался допеть последние строчки, усиленно пытаясь сохранить улыбку, а из глаз текли слёзы. Теперь, когда люди исчезли, он смотрел на меня. Звуки музыки зависли, утихли и растворились в одно мгновение, словно никакого концерта и не было. Исчезли гитары, барабаны и молодые музыканты. Настала тишина, в которой мы с Анри остались наедине друг с другом. Парень смотрел на меня с прискорбием, а я, растерянно бросая взгляд из стороны в сторону, пыталась подобрать слова. Анри спустился с пустой сцены, спрыгнул бесшумно и сделал несколько неохотных шагов в мою сторону, а затем остановился. Между нами оставалось расстояние, однако отсюда я продолжала видеть весь спектр эмоций на лице парня. Не уж то это и есть последний сон? И почему он последний? Неужели Анри… Нет! Этого не может быть… мы ведь… – Это было здорово, – я улыбнулась с натяжкой, стараясь отогнать дурные мысли. – Такого больше никогда не будет, – мрачно отозвался Анри, и моя попытка мыслить более позитивно истлела мгновенно. Я промолчала, опустив взгляд. – Что же произошло с тобой? – посерьёзнела я. – Это была моя прошлая жизнь, – парень мимолетно указал взглядом назад, где пустовала сцена, – и мои друзья… единственные лучшие друзья… Он старался говорить сдержанно, но я видела, как с трудом ему даётся это делать. Эмоции рвались наружу, но Анри держался. В минутном молчании ему удалось побороть себя. – Мы выросли в одном приюте, – продолжил тот более-менее спокойно, но с каким-то холодным безразличием, – я, Итан, Ники и Риота. Уже даже и не припомню, с чего именно началась наша дружба. Наверное, у всех нас было одно большое пристрастие к музыке, да и были мы изгоями в своём кругу, поэтому держались кучкой. Однажды мы решили создать свою музыкальную группу. Мы были детьми, и поначалу нам казалось, что всё очень просто, что всё так легко и достижимо. Но детские мечты были изувечены реальностью. Нет, мы не оставили затею, мы решили двигаться по выбранному пути вместе, до конца. Впереди нас ждал долгий тернистый путь, в котором было всё, что относится к слову «жизнь». Пока мы были более-менее обеспечены, мы тратили всё на покупку музыкального оборудования, забрасывали учёбу, подрабатывали по ночам. Риота был самым старшим, поэтому он пошёл работать первым, когда я с Итаном учился, вернее сказать, пытался учиться в школе. Самый младший, братишка Ники, был ещё совсем мальчишкой в то время, но его упорство и целеустремлённость нас неоднократно вдохновляли. Когда мы наконец-то начали вставать на ноги, наши концерты можно было услышать на улице. Пускай первые песни выходили не очень удачными, мы по-детски были счастливы лишь оттого, что можем вот так стоять посреди улицы и творить музыку. Затем пошли времена борьбы за место под солнцем: городские праздничные концерты, конкурсы, в которых была большая конкуренция. Это было время жестоких драк, разбитых гитар, ночей, проведённых в больнице. Казалось, что ничто не спасет нас, не вытянет вверх. Нас топили, душили, пытались всячески втоптать, лишь бы кучка отбросов вроде нас не смела рваться к вершине славы. Но было кое-что, что никто не мог выбить из наших сердец – это упорство и сила воли. Встречаясь каждый раз с одним и тем же врагом, мы постепенно находили больше сил ему противостоять. Конечно, между нами тоже бывали конфликты, но мы быстро приходили к миру, ведь с давних времён наша маленькая шайка всегда была и оставалась одной семьёй. У нас больше никого не было кроме нас самих. Так стоило ли из-за одной ссоры рушить едва окрепшие узы? Разумеется, ради общей мечты мы были готовы прощать друг друга снова и снова. Такой образ жизни, представляющий собой постоянную борьбу, продлился два года. Мы не теряли своей хватки, пускай и шли теперь вслепую. В тот момент мне впервые показалось, что все наши труды напрасны. Эта мысль меня настолько напугала, что я побоялся сказать кому-либо из друзей о своих переживаниях. Действительно страшно однажды понять, что всё, к чему ты так упорно шёл, недостижимо до безнадёги и апатии. Мы, никому ненужные сироты, не имели и шансов завоевать хоть кусочек славы в мире, где правили деньги. Но что-то заставляло нас не останавливаться, что-то продолжало по-прежнему нами двигать. Верно говорят, что не стоит опускать руки, пока можешь делать что-то для себя. Так и нас однажды заметили. Быть замеченным – мечта любого человека, чья жизнь связана с музыкой, а если тебя заметили, то готовься к большим переменам. Большие перемены начались, когда мы подписали контракт с музыкальной студией. И нам, между прочим, повезло именно в тот день выступить на межрегиональном конкурсе на лучшую рок композицию именно тогда, когда мероприятие решил посетить один очень крупный продюсер. Чудеса случаются, когда их не ждут. Так и мы не ждали, но совершенно случайным образом угодили по вкусу продюсеру. С того момента жизнь сместилась на светлую полосу. Началась раскрутка. Вначале каждый из нас сменил имидж и создал свой образ, мы поразмыслили над названием группы, придумали свой логотип. Помню, кто-то спрашивал, почему мы решили назвать себя именно так, на что я всегда отвечал, что жизнь должна быть не всего лишь сном, а мечтой, которая могла бы непременно сбыться, но то оттого, как ты понимаешь жизнь, зависит каждая твоя мечта. Дальше пошла череда бесконечных концертов, поездок по соседним городам. Постепенно нас начинали узнавать на улицах, а когда люди начали просить автографы, наш продюсер понял, что пора бы сделать что-то более крупное. Часть нашей мечты сбылась: мы выпустили первый альбом, пустили в продажу диски. Спросы росли, и тогда с нашим логотипом стали делать футболки, постеры и прочие радости для первых фанатов. Казалось бы, что всё уже куда лучше, чем прежде, казалось, что дорога к вершине славы нам открыта. Казалось бы – и только это даёт оттенок сомнения. Когда мы удачно закончили свой очередной альбом, нас ждал тур по стране. Намечался решающий момент для нашей группы, ведь именно этот тур должен был стать нашим прыжком к славе. Мы с ребятами отправились покорять города. Помню, мне постоянно снилось, как я пою одну и ту же песню, как чувствую эту эйфорию. Сны казались мне реальными. Наш первый концерт прошёл успешно. Я спел новую песню – ту самую, которую повторял мой сон. Она не вошла в диск нового альбома, но по какой-то причине произошла утечка информации, и песня нелегально попала в сеть, правда об этом я узнал гораздо позже. Узнал я, когда «нас» уже больше не было. Перед тем, как это произошло, я снова видел этот сон, и на тот раз он был ярче. Помню, в нем я отчётливо видел лица товарищей. Я никогда не смотрю во время выступления на них, потому что доверяю, но не в этот раз. В том сне я взглянул на каждого. А следующим днём Итан предложил отметить наш первый выход. Риота взял напрокат машину, и мы отправились кататься по городу. Выпили немного, все кроме Ники – ему было только четырнадцать. Никто не насторожился, что мы находимся далеко не в трезвом состоянии. В то мгновение мы все были опьянены радостью, неслись по шоссе на скорости, да ещё и Итана посадили за руль, а ведь парень едва научился управляться с машиной. Забава нам дорого обошлась. Я очнулся в больнице. Как выяснилось позже, в отключке провалялся несколько дней. Мне не спешили рассказывать, что произошло, а когда я узнал, то пожелал сгинуть. Мои друзья… погибли. И Риота, и Итан… А Ники? Он ещё совсем молодым был. Почему судьба решила оставить в живых только меня? Почему? Я бы с радостью ушёл бы со своими друзьями, со своей семьёй – это было бы куда лучше, чем остаться одному в этом мире. После моей выписки состоялись похороны, куда пришли наши поклонники. Наши, а не мои. Меня попросту не заметили, а потом я приходил туда неоднократно, смотрел на надгробия и чувствовал себя каким-то предателем: товарищей проводил на тот свет, а сам остался здесь. Жизнь поменялась в одночасье, и, как и следовало ожидать, спустя время «Dreamlife» был забыт, как и несчастные сироты-музыканты, теперь закопанные глубоко под землёй. Мы не успели забраться на желанный пик, всё закончилось скандальными новостями о гибели солистов и выжившем певце. У меня брали интервью, меня заставляли каждый раз говорить одно и то же, после чего я пожелал исчезнуть. Вернулся в родной город, в свой дом, купленный и обустроенный для наших совместных репетиций. А затем моя прежняя жизнь закончилась. Нет, я не кончал самоубийством, хотя и был на грани этого. Я уходил в запои, а когда становилось чуть легче, пытался вернуться к нормальной жизни, понимая, что ничего уже не будет как прежде. Из яркого певца я превратился в затворника. Я пытался начать сольную карьеру, но всюду получал отказы. Я забрёл в тупик, и от этой безысходности по-новому начал пить. Моя депрессия доводила до самых невообразимых мыслей. Наркотики, курение, злоупотребление медикаментами… я пытался сделать всё, чтобы покинуть этот мир как можно скорей, но когда я понял, что жизнь мне дорога, было уже поздно. Мне снова приснился тот сон, который позже повторялся неоднократно. Однако в этот раз я не проснулся, а стоял подле своей койки, глядя на своё тело, нашпигованное всякими проводками. Меня, идиота, выволокли из горящего дома, когда я после очередной дозы уснул с сигаретой в руках. Я мог бы сгореть заживо и больше не знать всей горечи жизни, но какому-то зеваке понадобилось в тот момент пройти мимо загородного дома бывшей рок звезды. Снова игра судьбы. И вот я стоял и смотрел на себя. Какое же ничтожество я из себя сделал! Я был в раздумьях, стоя на грани между жизнью и смертью, я должен был сделать выбор, который был мне кем-то дан: умереть или вернуться. Я думал долго. Но однажды в мою палату забрела девочка… Анри замолк, посмотрев прямо мне в глаза, и я снова почувствовала какую-то злобу в его взгляде. Мне стало страшно, но я молчала, продолжая слушать внимательно. Пауза затянулась, будто была моя очередь говорить. Я задумчиво нахмурилась. Больничная палата, парень… парень, с зелёной прядкой волос! Неужели это… – Припомнила, да? – вяло улыбнулся Анри. – Но ты должна вспомнить до конца, Лисси. Я хотел проснуться и жить дальше… Зачем ты это сделала, Лисси? – Ты что наделала, Олли?! Что ты наделала?! – раздался пронзительный крик моей матери. Я встрепенулась и дёрнула взглядом, заметив, что мы с парнем перенеслись в какой-то коридор. Там, среди суетящихся врачей, стояла маленькая я, которая плакала, а мама отчаянно схватила меня за плечи, пытаясь что-то из меня вытрясти, однако маленькая девочка ничего не могла, кроме как издавать слёзные вопли. Затем девочке зарядили пощёчину, но и таким способом не удалось вытрясти адекватного объяснения. Объяснения чего? Наблюдая за тревожной суетой, я вспоминала по кусочкам то время. Анри стоял рядом и будто выжидал решающего момента. А ко мне возвращалось утраченное воспоминание. – Нет, – судорожным дыханием вырвалось у меня, – этого не может быть… – Но это произошло, – с горечью сказал Анри и шагнул в палату. Там, на койке, лежал он, а вокруг столпились врачи. Где-то позади моя мать-медсестра, незаметно уводила девочку, лишь бы не попасться кому-либо на глаза, пока остальные озабочены пациентом. Я взглянула на кардиомонитор: тонкая линия отчетливо показывала полное отсутствие пульса. Трясущимися руками я прикрыла рот. Этот парень… умер? В палату вошёл ещё один врач: – Это моя вина, – раздался знакомый мне голос. Я обернулась. Отец? Все, кто был в палате, разом взглянули на него. Повисло молчание. Тот смотрел на них в ответ твёрдо и спокойно, словно так и должно было быть. – Моя вина, – повторился он, – я готов понести наказание… Я неосознанно замотала головой, слушая его слова. Нет… как же такое могло произойти? Неужели из-за меня… – Он отбывает срок за твой грех, – отозвался Анри, – а тебя заставили забыть про этот день. Я, вспомнив про парня, испуганно взглянула на него: – А ты… ты ведь жив, Анри. Ты ведь жив, правда? Тот промолчал. А я продолжала мысленно метаться, стараясь разложить мысли по полочкам. Тут же вспомнилось, как я приходила в эту палату не один раз и от скуки разговаривала с парнем, лежащим в коме. В одном из разговоров я решила придумать себе имя, которым бы он меня называл, когда проснётся. Это была детская игра, а я всего лишь была одиноким ребёнком, желающим поговорить. Этот незнакомец был моим единственным собеседником, пускай и безмолвным. Мне казалось, что он понимает меня. Однажды я коснулась его руки и сказала: «Проснись, пожалуйста, ты нужен здесь! Поговори со мной!» Мне стало грустно видеть своего безымянного друга постоянно в койке. А потом, в один злополучный день, я стала разглядывать странные проводки, которыми укутано тело парня. Мне подумалось, что всё дело могло быть в них, и я дёрнула один проводок… – Я ненавидел тебя ещё долгое время, – продолжил Анри, – но что может сделать бестелесный призрак? Да, какое-то время я находил силы являться тебе, чтобы всячески испортить тебе жизнь. Я собирался тебя убить, Лисси. Я хотел жить дальше, смириться и продолжать путь, понимаешь? Я всегда думал, что моя жизнь принадлежит только мне, но в один прекрасный момент выяснилось, что я ничего не смог изменить, а моя жизнь оказалась в руках какой-то малявки, которая выросла робким существом. Кому я отдал свою жизнь? Этот вопрос заставил пересмотреть мои привычные взгляды на жизнь после смерти. Я решил задержаться в этом мире, однако эта задержка унесла меня в Закатный город, где я пробыл в одном и том же сне, пока ты не отчаялась, решив найти своё счастье в осознанных снах. Я мог бы отправиться в дальнейший путь, присоединиться к друзьям, но я ждал момента, когда найду твою дверь. И я её таки нашёл, чтобы затем вправить тебе мозги, Лисси. Я решил простить тебя: уж лучше ты поймёшь многие вещи, вырастешь и станешь достойным человеком, лучше я потрачу время на это, чтобы не жалко было уйти. Пообещай, что ты не сдашься, Олисава, прошу, пообещай. Я продолжала слушать, не моргая глядя на него. В голове не укладывалось: что он такое говорит? Мы ведь недавно виделись! Я отказывалась верить во всё услышанное. Это всего лишь сон, правда? Правда, Анри? Ты же шутишь… это жестоко! – Нет, Лисси, – тот улыбнулся, – всё по-настоящему. – Неправда, – промолвила я, – нет! – И ещё: не броди бездумно по небоскрёбу Закатного города, особенно по дальним коридорам – он не любит, когда пытаются открыть его двери и трогают то, что нельзя трогать. Ты могла умереть во сне в тот раз, но я вовремя тебя вытянуть. – Тот раз? – я ошарашено уставилась на парня. Между нами пронёсся мощный вихрь. Мы снова оказались в городе, на уже знакомой улице. Анри взглянул на багровые пасмурные облака. – Пора уходить, – сказал только он. – Погоди, ты не можешь так просто уйти! – неожиданно воскликнула я. – Ты не можешь так! – Увы, – развёл руками тот, – здесь я бессилен. – Анри! – я ринулась ему навстречу. – Знай, моя дверь всегда будет открыта для тебя, – отозвался лишь тот. Его фигура испарилась в воздухе прежде, чем я успела его обнять на прощание. Вместо этого я, нелепо раскинув руки, подалась чуть вперёд и упала на колени. Вскинула голову кверху и горько завопила от всего сердца. Я не верю! Я не верю в весь этот сон! Проснись, Олли!!!