Одиннадцать друзей Лафейсона (СИ)

На следующее утро, когда все верующие и неверующие благодарили своих богов за спасение, рухнула защитная дамба. Вода с силой хлынула в город, уничтожая то, что не успела Катрина, так что единственным шансом на выживание были вертушки и лодки береговой охраны. Не знаю, гордиться мне или нет, но именно я был последним человеком, которого забрали из «Доума». Моя совесть не позволила бы поступить по-другому, и для меня это было что-то вроде обыкновенного порядка вещей, но, видимо, тот факт, что сержанта Тора Одинсона встретили аплодисментами, стали называть героем и тут же перевели в уорент-офицеры, раздул мою гордость, эго и самомнение до невероятных размеров.

Да, я всегда был верен своему отряду, своей команде, своей второй семье, никогда не позволял этим отмороженным парням рисковать своими жизнями без лишней надобности, но в то же время жадно желал славы и признания. После урагана отец в первый раз сказал, что он мной гордится. Я не слышал от него подобных слов ни разу за свою жизнь, а тут… В общем, на меня это повлияло словно наркотик, и я, уже гораздо больший безумец, чем прежде, начал брать задания, за которые не брался никто, и так продолжалось около трех лет. Три года ловли террористов, три года войны с Центральным Разведывательным Управлением, три года раскрытия заговоров, три года глобальных операций, три года с одними и теми же людьми, три года под защитой команды, которую я сам же для себя и вырастил. Нам не было равных, отряд был переведен в разряд альфа-ударной группы, мы жили, как короли, нас боялись и уважали, о нас говорили, повышали звания, и вот к 2008-ому году мне выписывают «золотую полосу». Молодой новоявленный офицер, лейтенант второго ранга, у которого за спиной стояло четырнадцать лучших друзей, отвязанных головорезов, гениальных техников, верных товарищей и просто отличнейших людей – вот он двадцатичетырехлетний я.

Юношеский максимализм совершенно не желал покидать меня - нужно было поднимать планку, нужно прыгнуть выше собственной головы, но это нереально, и я потерпел фиаско. Глупый и вздорный мальчишка в слишком высоком для своих годов звании! Я не ведал, что творю. Более того, у меня не хватило ума остановиться и понять все с самого начала. Конечно, каждой организации хочется иметь полторы дюжины первоклассных бойцов, готовых пойти на все и которые не будут задавать лишних вопросов.

Что же, операция, как мы ее окрестили «Охота на шамана», показала мне все, что только можно было узнать об армии Соединенных Штатов. Они тупо использовали нас, послав на верную гибель к “Новым Адвентистам Седьмого Дня”, сказав, что там не будет ничего сложного, что единственная наша задача вывести Миллера, ну и спасти заложников, если удастся. Да, я не выполнил приказ, собственноручно уничтожив «груз», который должен был доставить на базу невредимым, но по-другому поступить я не мог.

Меня судили, хотели лишить звания, выгнать из Военных Сил США с позором, сорвав погоны с плеч, дать срок более двадцати лет за нарушение приказа, но меня спасли. Перед самым последним слушанием, в мою дверь раздался стук, но когда я открыл, уже никого не было, а на полу лежал обычный почтовый и ничем неприметный конверт.

На следующее утро, я предстал перед военным судом с полной уверенностью в том, что выиграю дело. Мой спаситель, чьего имени я тогда не знал, вооружил меня засекреченными файлами ЦРУ, на которых, как оказалось, я работал больше четырех лет, сам того не осознавая. В этих документах указывалось, что Миллер и его подмастерья разработали специальный газ, с помощью которого можно было внушить человеку все, что угодно и под прикрытием секты отмывали грязные деньги. ЦРУ всеми силами желало заполучить Миллера в свое пользование, выведать формулу газа и использовать ее в своих личных целях. Только представьте себе, что бы могло произойти получись у них это, но мой гнев был сильнее любого яда. Я безжалостно пристрелил «шамана», который заставил меня лишить жизни своих же ребят.

Да, суд оправдал меня, приговор и все обвинения были аннулированы, а мне в качестве извинений поменяли «золотую полосу» на «платиновую», тем не менее, от новой команды я отказался. Больше никаких операций, лишь подготовка новых бойцов к реальным условиям войны и ударных нападений. От потока информации, к которой я имел теперь доступ, находясь в звании лейтенанта второго ранга, мне становилось тошно. Порой я задумывался над тем, как страшно жить и постоянно винил себя в том, что произошло с моей командой. Если бы я не нарушил приказ, если бы подождал помощи, и если бы нам просто намекнули на то, что нужно взять с собой респираторы на операцию, то все было бы по-другому. Четырнадцать молодых мужчин, у которых к тому моменту имелись семьи, были бы живы.

Сколько бы ни было попыток, я не мог найти себе оправдания, а позже попросил пересмотреть дело, но, нежданно-негаданно, объявился отец, который чуть ли не отказался от меня после того, как узнал, что его сына взяли под трибунал, и, пользуясь своим положением, замял дело. Я долго не понимал, как именно ему это удалось. Да, он имел определенную власть, но мысль о том, что кто-то ему помог в этом, никогда не покидала меня. Я злился, хотел уйти из армии, забыть все это, как страшный сон, но у меня ровным счетом ничего не вышло. С моей должности просто так никто не уходил, да и давление отца всегда имело свой вес.

Так длилось еще полтора года, пока я не встретил Джейн, мой второй ураган во всех смыслах этого слова. Вихрь эмоций захватил меня с невероятнейшей силой. Я был влюблен по уши, если не больше. Проблемы и постоянные терзания вины отошли на второй план. Прекрасная, умная, веселая мисс Фостер, я готов был поклясться, что именно она станет моей женой, что именно с ней я готов провести остаток свей жизни, что теперь я счастлив, но и этому не дано было случиться.

Джейн работала на Разведывательное Управление в качестве эксперта по многочисленным вопросам, которые включали в себя взрывные вещества, ядовитые, а так же оружие массового поражения. Да, в этом ей не было равных. Я спокойно закрыл глаза на то, что она является приспешником тех людей, которые чуть ли не засадили меня на двадцать лет, но о некоторых вещах я не смог умолчать. Джейн, узнав о том, что именно я прикончил Миллера в 2008-ом году, разозлилась, стала кричать о том, что я не имел права этого делать, так как только гребанный Миллер знал секрет этой формулы, что газ, под которым я порешил четырнадцать человек, невероятно важная вещь не только для Штатов, но и для мира в целом. Она кричала, ругалась, называла меня глупцом, а я просто стоял и слушал. Невозможно передать, что ты чувствуешь, когда человек, который спас тебя от самобичевания, без ножа режет по старым и глубоким рубцам.

Мы разошлись. Потом сошлись вновь. Снова разошлись и сошлись. Это было глупо, как-то по-детски, но нас тянуло друг к другу, пока в начале января 2011-ого года, ее терпение не лопнуло. Ураган отрицательных эмоций окатил меня с головой, накрыл так, что невозможно было дышать. Да, я был влюблен, причем влюблен так, что слова ненависти и унижения проходили мимо, тем не менее, Джейн, даже не выслушав мои глупые оправдания, ушла. Тогда мне стало ясно, что навсегда, и я вновь ринулся в бой.

Мне выделили команду, которая, по всей видимости, совершенно не имела никакого желания работать со мной, но ослушаться приказов не смела. С ними я провел около восьми месяцев, тщетно пытаясь наладить контакт и стать настоящим командиром, а не блеклой видимостью его. Окончательно опустив руки, я запросил перевод. Мне, слава Богу, выписали хоть и скудно, но оплачиваемое увольнение до рассмотрения перевода, и я переехал в Филадельфию упиваться своим горем и ничтожностью.