Снохождение (СИ)

— В Хамаларе, в домах отдыха, где находились Ваалу-Миланэ-Белсарра и Синга Сайстилларский, этой ночью случился пожар. Ваалу-Миланэ находится в Хамаларском больничном приюте, она угорела от дыма, но жива. Синга, по свидетельствам, сегодня днём замечен в том же Хамаларе, — так было доложено.

Всё это было настолько непонятно, что хоть сиди, хоть падай. Фрея, в раздражении, начала задавать вопросы, но никто больше ничего не знал. Но Вестающим нервничать нельзя — они должны засыпать мерно и спокойно, потому Фрея искупалась в тёплой купели и решила завтра решить все вопросы.

Под вечер зашла Инлирамия, которая днём отправилась к правдовидице Ахире — всерьёз выяснить, что это за управство; Ваалу-Ахира, по правде, не была одной из лучших правдовидиц Империи. На самом деле — самой лучшей. Но, в отличие от многих, она не была связана с Вестающими доверенными узами; между ними царил вежливо-прохладный нейтралитет. Сама Веста в своё время, ещё давно, распорядилась никак не трогать Ахиру, потому что та видела всех насквозь и переворачивала души, как пустые горшки, высматривая; но у Ахиры не было никаких светских амбиций, она молча выполняла своё служение; такую Ашаи лучше всего просто не обижать, а уважать, только и всего, дабы не усложнять себе жизнь. Но разговора не вышло: у дома Ахиры уже собралось много-много хвостов. Мгновенно пробившись, Инлирамия увидела мёртвую Ахиру на полу.

Классическая смерть Ашаи — настойка строфанта.

— Убили? — с какой-то надеждой спросила Инлирамия, хотя всё было и так понятно.

— Нет, превосходная, — развёл руками опытный сыскарь. — Увы. Самоубийство.

Никаких записок, ничего. Никаких зацепок. Просто взяла и решила себе умереть.

Сели вместе, Фрея и Инлирамия, почесали за ухом, погрустили. Выпили.

Однако. Зачем Ахира это сделала? Что за безумие перед смертью?

Посовещавшись, вызвали давнюю подругу, Ваалу-Масмари. Эта Масмари хоть и не была Вестающей, но была с ними в хороших связях; кроме того, она хорошо знала Ахиру. Эта Ашаи отлично умела предсказывать на крови, и Фрея вместе с Инлирамией попросили её посмотреть на смерть Ахиры.

— Покончила с собой, — заключила мастисса, не открыв ничего нового.

Встав утром и отправив писца прочь, Фрея вдруг решила, что надо отправиться в Хамалар и побеседовать с Миланэ лично, тем более, что та пребывала в больной немощности. Дело в том, что этой ночью приснился сон, чего с нею не бывало очень давно — Вестающим вообще редко что-то снится; в этом сне Миланэ, мило улыбаясь посреди странно-снежного пейзажа, очень красивого, и почему-то нагая, просила навестить её; всё бы ничего, но сызмалу Фрея знала о провидческой силе собственных снов — именно обычных снов, не сновидений. Решено — сделано, вот уже очень быстрослаженная четвёрка упряжена в дилижанс, и Фрея ровно в обед очутилась в Хамаларе.

Хамалар встретил её учтиво и как-то перепугано, будто бы Вестающая всех накажет за то, что случилось. В сопровождении своих охранителей она пришла в магистрат, потом к управляющим домов отдыха; она не спешила идти в больничный приют к Миланэ, желая сначала всё хорошенько выяснить. Управляющие домами отдыха оказались очень испуганны, и главное, что их заботило — репутация Хамалара. В магистрате ничего не знали. Управление стражи было совсем дубовым и лишь браво рапортовало о том, что все виновные будут пойманы и наказаны. Встретилась с одной из местных Ашаи-Китрах, легкомысленной вертихвосткой, только окончившей дисципларий; та посетила Миланэ, но так, формально, и тем более не стала за нею ухаживать; и, понятно, никаких расспросов не сделала — ей как-то было всё равно; типичная куртизанка, коих в Хамаларе просто полно, лишь под обличьем Ашаи. Хорошенько её унизив, поиздевавшись и ткнув мордой в грязь, Фрея пошла в больничный приют. Здесь она уже, наконец, услыхала от доктора и сестры милосердия всю историю в полноте и незамутнённости:

— Её принесли к нам под утро, — спокойно говорил светский доктор, худой лев тонкой кости и благородной крови. — Ваалу-Миланэ спас кто-то из гостей, вынес её из горящего дома; кажется, какой-то дренгир Легаты.

— Да, да, тот сир был дренгиром, — вторила пожилая и очень толстая сестра милосердия.

— Спаситель сообщил нам, что на полу лежал ещё какой-то лев, и он, когда вынес Ваалу-Миланэ, пытался унести и его, но огонь уже был слишком близко. Сначала мы полагали, что это компаньон Ваалу-Миланэ, патриций Синга, но оказалось, что он жив-здоров. Он вроде сейчас здесь, правда, ещё не интересовался состоянием Ваалу-Миланэ. Насколько мне известно от служителей домов отдыха, Ваалу-Миланэ приходится ему Ашаи рода. Странное поведение.

— Чудовищное поведение, я бы сказала, — закачала головой сестра.

— Этот патриций объяснил, что к ним среди ночи проник какой-то то ли разбойник, то ли беглец. Завязалась потасовка, патриций его убил, но они перевернули свечи, начался пожар. Он побежал за стражей, а Ваалу-Миланэ почему-то осталась в доме и, в итоге, угорела возле порога, надышавшись дыма.

Кристально ясным стало лишь одно: Амон таки пришёл к Миланэ. И всё, в итоге, разыгралось в трагедию; но Фрея, ещё не успев всё обдумать, уже видела, что эта трагедия вполне вписывается в планы, даже более того.

— А как она себя чувствует? — обеспокоенно спросила Фрея, скрестив руки.

Доктор почему-то постучал по дребезжащему окошку.

— В сознании, но мутном. Проваливается в сон. Откровенно говоря, это не очень похоже на отравление дымом. Ожогов нет, но есть странные следы на теле, я ещё с такими не встречался в своей практике. То равнодушна ко всему, то плачет.

— Она что-то сама рассказывала?

— Нет. Не желает говорить ни с кем.

— Ни с кем, ни с кем, — повторила сестра, вздохнула и, поклонившись, ушла.

— Мы позаботимся о ней. Я распоряжусь, её отвезут в Марну, — молвила Фрея.

— Только не сейчас, великосиятельная. Она ещё слишком слаба, — не очень уверенно возразил доктор.

Но Фрея не стала злиться или настаивать, она была само добротолюбие, забота и обеспокоенность:

— Само собой, само собой… Хорошо, я к ней зайду. Мы неплохо друг друга знаем. Покажите мне, где она.

Вестающая очень тихо, почти крадучись, зашла к Миланэ; чем-то эта комната больничного приюта вдруг напомнила обители и комнатки Аумлана-стау в Сидне, в котором ей довелось побывать несколько раз: та же серость, полутьма, некая бесконечность за окном, тишина. Вообще, Фрея довольно часто жалела, что у неё не было того образования и опыта, который получают дисциплары, ведь все Вестающие обучаются лично у других Вестающих; фактически, она знала дисципларий лишь сталлой, а это не такое уж большое дело, если разобраться.

Миланэ спала, как спят удручённые большим горем — свернувшись почти в клубок, прижав уши, цепко скрестив руки и зарывшись в теплоту. Фрея тихо взяла грубоватый стул, поставила его возле кровати; охранникам своим приказала остаться за дверью, но никуда от неё не отходить и прислушиваться, а особенно выслушивать оговорённую фразу, что обозначает опасность. Честно говоря, она не знала, как именно отреагирует на неё Миланэ; утратив Амона, она вполне могла уцепиться ей в горло. Тем не менее, Фрея поняла, что это — величайший шанс получить преданную служительницу-конфидентку.

— Миланэ? Ты спишь? — задала глупый вопрос Фрея, на который никто не мог ответить.

Удивительно, но дочь Андарии зашевелилась. Её уши не предавали хозяйку, она всегда спала чутко, даже сейчас. Она вытянулась, а потом открыла глаза и посмотрела прямо на Фрею, причём вовсе не сонно, а так, будто бы совсем не спала.

— Что случилось? — как можно мягче спросила Вестающая.

Миланэ не ответила, и Фрея побоялась, что никакой беседы не получится. Дочь Сидны лишь повернула голову и смотрела в стену. Прошёл миг. Десять ударов сердца. Минута.

— Амон обрёл свободу, — с неким ужасным торжеством объявила Миланэ, совсем негромко, но Фрея — не из пугливых — съёжилась от этого хриплого голоса. В этом торжестве, и Вестающая чувствовала это, сокрылся великий упрёк и неистовая ненависть.