Змея Давида (СИ)

– Тишина! – густой бас министра моментально перекрыл немного стихший гвалт. – Подсудимый, вы понимаете, насколько провокационно ваше высказывание? – Зато правдиво, – Снейп впервые улыбнулся, насмешливо и горько. – Я же выпил Веритасерум перед началом суда, ваша честь. Так что соврать при всем желании не смогу.

Диана тоже усмехнулась. Несколько лет назад Снейп разработал своего рода «анти-Веритасерум», правда, кратковременного действия – всего на сутки. Но для доработки рецепта у него было достаточно времени, а в тонкости своих многочасовых «посиделок» в лаборатории он Диану не посвящал, да и она сама не стремилась узнать подробности. Так что он мог усовершенствовать собственное изобретение и создать зелье, делающее человека вообще невосприимчивым к Веритасеруму. Во всяком случае, в теории. А на практике…

Следующим свидетелем был вызван какой-то Морсби, брат одного из без вести пропавших во время правления Волдемортовой хунты. Следствию было известно, что Морсби-младший, сквиб, некоторое время действительно находился в подвале Малфой-мэнора, но затем бесследно исчез и даже тело его найдено не было (как, впрочем, и тела десятков других узников – Волдеморт не любил «похоронных церемоний» и предпочитал избавляться от тел так, чтобы от них вообще ничего не оставалось). Морсби утверждал, что в похищении его брата принимал участие Снейп, а Ярдли уцепился за возможность «повесить» на Снейпа еще и пытки, через которые, так или иначе, проходили все пленники Темного лорда. Несмотря на то, что прямых свидетельств участия Снейпа в подобных развлечениях не было, Морсби упрямо утверждал, что его брата убил именно Снейп. Северус признался, что участвовал в пленении Морсби, но свою причастность к его пыткам и смерти отрицал категорически. Если не считать его реплики насчет Веритасерума, реагировал Снейп на расспросы судей довольно безучастно, словно не веря в то, что ему кто-нибудь поверит.

Последним выступал Саймон Сент-Пол, отец повесившейся студентки-хаффлпаффки. Диана не могла с точностью утверждать, было ли скорбное, глубоко несчастное выражение его лица искренним – впечатление портило то, что Сент-Пол то и дело оглядывался в сторону Ярдли, словно хотел по его реакции удостовериться, что все делает правильно. Он поведал суду историю о том, как директор Снейп довел его дочь до самоубийства своими издевательствами. В чем именно эти «издевательства» заключались, опять же точных данных не было, достаточно того, что во время директорства Снейпа от методов «воспитания» семейки Кэрроу пострадало немало студентов, особенно с Гриффиндора и Хаффлпаффа. Многие, не выдержав обстановки в школе, настояли на том, чтобы после Рождества не возвращаться в Хогвартс, и продолжали обучение на дому или в других магических школах Европы. В любом случае, история с повесившейся девушкой должна была послужить очередным гвоздем в крышку гроба Снейпа.

– Я не знаю, господа судьи, что конкретно толкнуло мою дочь к самоубийству, – чуть дрожащим от сдерживаемых эмоций голосом закончил Сент-Пол свою обвинительную речь, – точнее – я боюсь даже думать о том, что там могло произойти между нею и этим… подонком. Моя дочь не оставила записки перед смертью. Но я уверен, и многие студенты готовы подтвердить, что именно Снейп виновен в том, что моя дочь больше не захотела жить. – Вранье! – ломающийся басок с трибуны для зрителей мог принадлежать только Лонгботтому. Красный, как рак, парень поднялся со скамьи, одновременно выдергивая рукав мантии из цепких пальцев своей бабушки. – Господин председатель Визенгамота, я прошу слова! Все было не совсем так!

Кингсли скривился, точно от зубной боли, но кивнул:

– Представьтесь, пожалуйста.

Неуклюже переваливаясь на длинных ногах и сутулясь, Лонгботтом спустился в зал. Новенькая мантия сидела на нем нелепо – как на огородном пугале, но зато на черном сукне гордо поблескивал орден Мерлина, судя по размеру – второй степени.

– А ему-то за что? – пихнула Диана Поттера в бок. – За Нагайну, – пояснил тот, довольной улыбкой встречая своего однокашника.

Лонгботтом поравнялся с креслом, в котором сидел Снейп, и опасливо покосился в его сторону, но Снейп на его появление никак не отреагировал. Откашлявшись, Невилл начал:

– Я – Невилл Лонгботтом, студент школы чародейства и волшебства Хогвартс. Я учился в тот год, когда профессор Снейп был у нас директором… – Насколько нам известно, седьмой курс вы так и не закончили, – перебил его Боунс. – Не закончил, – согласился Лонгботтом, – но к делу это отношения не имеет. Когда произошло несчастье с Кристин, я еще учился там. -Так что вы хотели поведать суду? – перебил его Боунс. – Если можно – побольше фактов.

Невилл снова откашлялся и, словно опасаясь, что его опять перебьют, зачастил:

– Я готов дать магическую клятву в том, что до самоубийства Кристин довел Амикус Кэрроу. Он трижды назначал ей отработку и после каждой из них она плакала в туалете Миртл, и в конце концов с одной из отработок она так и не вернулась. Кэрроу и раньше приставал к симпатичным старшекурсницам, но только к полукровкам, чистокровных он трогать боялся, и к Кристин он… тоже приставал. Она ничего никому не говорила, да только и мы не слепые и не глухие, все замечали, – тут он перевел дыхание и снова затараторил:

- Луиза Кросби с Рейвенкло ушла из школы, потому что не знала, как от него отбиться, и Пенни Кин тоже. Этот гад их запугивал, говорил, что жаловаться директору бесполезно, он, мол, в курсе. Мы верили, конечно. Дураки, теперь-то понятно. С отработок, которые назначал сам директор, все возвращались уставшие, как черти, но никто не лез в петлю и не писал родителям, чтобы немедленно забрали их отсюда.

– Поменьше лирики, мистер Лонгботтом, – не выдержал Шеклболт. – Да, – Лонгботтом снова залился краской и продолжил, теперь уже тщательно подбирая слова: – Так вот… В тот вечер Кристин опять назначил отработку этот урод. Она не хотела идти, да только не пойти было бы в сто раз хуже. Хотя, куда уж хуже-то… В общем, нашли ее уже в туалете Плаксы Миртл, мертвую. Мы все уверены, что Кэрроу ее… изнасиловал, короче. Директор Снейп вызвал тогда к себе Кэрроу и долго с ним беседовал. После этого оба Кэрроу попритихли, неделю ходили паиньками, только что не раскланивались с нами. А Амикус даже прихрамывал и держался за разные места, словно его били. Потом-то они над нами, конечно, все равно издевались, но к девчонкам Кэрроу больше не приставал. – То есть вы хотите сказать, – спросил Шеклболт, – что подсудимый практически защитил остальных от поползновений Кэрроу? – Ну да, – Лонгботтом совсем смутился и потупился. – Насколько мне известно, – подал вдруг голос Маккинон, – дознание по делу о самоубийстве студентки было проведено с нарушениями. Эксперт лишь подтвердил факт суицида по наличию на шее покойной соответствующей борозды и отсутствию следов борьбы. Более подробного осмотра тела не проводилось, тем более никому не пришло в голову искать на нем следы изнасилования. Хотя уж это-то можно было бы обнаружить даже при беглом осмотре. А уж идентифицировать личность насильника – вообще проще простого.

Все это время Диана, не отрываясь, смотрела на Снейпа, пытаясь поймать его взгляд, но тот сидел в напряженной позе, полуприкрыв глаза и никак не реагируя на то, что у него, наконец, появился защитник.

Зато на присутствующих выступление Лонгботтома произвело сильное впечатление. Судьи принялись старательно перешептываться, косясь в сторону обвиняемого если не одобрительно, то, во всяком случае, с интересом. Нельзя было сказать, что настроение зала резко качнулось в его пользу, но это заинтересованное обсуждение было куда предпочтительнее открытой вражды и выкриков с призывами к немедленной казни. Сент-Пол, с помертвевшим лицом, неподвижно сидел в своем кресле и, не отрываясь, сверлил взглядом Ярдли.

– У вас все, мистер Лонгботтом? – устало спросил Шеклболт. – Да, ваша честь. – Суд объявляет двадцатиминутный перерыв, – Кингсли ударил молоточком по кафедре и встал. – После перерыва будут заслушаны еще два свидетеля обвинения, а также свидетели защиты. Уведите подсудимого.