Камаэль (СИ)

До самого рассвета мы не смели оторваться друг от друга, с упоением лаская, отдаваясь, приникая друг к другу вновь и вновь и оставляя собственнические метки засосов на телах. Но лишь когда первые лучи рассвета стали освещать комнату, мы смогли отцепить друг от друга. Сил не было даже на то, чтобы пошевелиться, а потому мы уснули в том положении, в какой находились: он навалился на меня всем своим изящным телом, что было для меня совсем не в тягу, а я обхватывал его бёдра ногами, судорожно дыша ему куда-то в плечо.

- Сладких снов, Лу-лу, - тихо, хрипло прошептал эльф мне в ухо. - Спасибо.

- Светлых снов, Габ, - из последних сил выдохнул я, отдаваясь в руки мягкому, искристому сну.

***

А в это время в нескольких кварталах от высотного здания в круглосуточном баре-ресторане шёл тихий, едва слышный разговор. Джинджер сидел в дальнем углу с беловолосым вампиром, чьё лицо теперь было изуродовано белыми, тонкими шрамами, явно срощенными лекарями Тёмных, и стеклянным глазом.

- Тебе так и не удалось найти этих ублюдков? - Сухо поинтересовался брюнет у вампира, допивая остатки пива и принимаясь меланхолично жевать чесночные сухарики, хотя по глупой легенде чеснок отпугивает этих кровопийц. Комаров - быть может, но не детей ночи.

- Нет, - виновато выдохнул его собеседник, запустив пальцы в волосы и оперевшись локтем на стол, - ничего не понимаю! Его шлюха-мать уже вернулась из своей командировки, всюду расклеила объявления о пропаже сына, а он всё не возвращается!

- Ты прекрасно знаешь, зачем Виктор его украл, - мрачно, тихо произнёс Мерт, принимаясь растирать виски, чтобы прогнать мерзкую, тупую боль, - он может стать Королём этих Светлых, и тогда нам будет полный пиздец.

- Думаешь?

- Знаю.

Повисло тяжёлое молчание. Тихо играла какая-то попса, в воздухе вились клубы дыма - официанты лениво покуривали, даже не отходя от стойки. Посетителей осталось всего-то ничего: Джинджер со своим помощником и ещё пятеро-шестеро мужиков-завсегдатаев.

- Есть какие-нибудь идеи? - Поинтересовался блондин, медленно попивая виски и стараясь не смотреть на своего “начальника”, который был в бешенстве, пусть и старался это скрыть.

- Надо установить слежку у каждого Коридора, чтобы мы их не пропустили, - произнёс брюнет, отправляя очередной сухарь с соусом в рот и принимаясь яростно им хрустеть, - а я ещё раз проверю город. Мы их выцарапаем отовсюду, понял?!

Пальцы вампира впились в светлые кудри помощника, подтаскивая его ближе к Мерту, глаза которого сверкали от бешенства:

- А ты отправишься со мной, любовь моя.

- Да, господин, - судорожно выдохнул блондин в грубо целующие его губы.

========== Свой среди чужих - чужой среди своих? ==========

Пальцы вампира впились в светлые кудри помощника, подтаскивая его ближе к Мерту, глаза которого сверкали от бешенства:

- А ты отправишься со мной, любовь моя.

- Да, господин, - судорожно выдохнул блондин в грубо целующие его губы.

О нежности и любви Джинджера не было и речи. Он лишь пылко, с безумной страстью и злобой целовал податливые губы некогда любимого существа, после ставшего обычной игрушкой для расслабления. Впрочем, не без обоюдного согласия. Конечно, вампиру льстило то, что это существо унижается ради него, лишь бы он его касался. Этот некогда благородный эльф, украденный в качестве заложника и отданный своими же родными, сперва казался лишь обузой - он был слишком изящен, слишком нежен. Но Джинджер сломал его под себя, подстроил и остался этим невероятно доволен, совершенно не думая о том, что блондину может быть неприятно.

Элерион - какое мягкое, звенящее имя! Возможно, оно подошло бы грациозному красавцу-эльфу, а не изуродованному шрамами обращённому беглецу и предателю, который ругался почище сапожников во время работы, да охотно подставлял задницу всем, кому это было нужно. Впрочем, чего не сделаешь для того, чтобы быть полезным для любимого, которому, в общем и целом, на тебя класть три раза по семь фунтов - вот, что было в голове светловолосого мужчины, пока он неизменно ласково и податливо отзывался на поцелуй Джинджера, оглаживая его горячий язык собственным и наслаждаясь его лёгкой шероховатостью, точно тот был кошкой, а не мужчиной. Пальцы до слёз в глазах впивались в золотистые кудри Элериона, едва не вырывая их, но ему хватало и этой боли. Острые, как бритвы, зубы впивались в губы блондина, пуская тонкие струйки пряной крови, пока официанты смотрели куда угодно, только не на них. Язык прошёлся по припухшим губам, собирая кровь, и Джинджер отстранился от любовника, отпустив его волосы и сладко улыбнувшись:

- Надеюсь, ты знаешь, что мы сейчас будем делать?

Элерион кротко кивнул, чуть тряхнув головой и прикрыв неприятные шрамы пологом волос. Оставив на столе деньги, мужчина проследовал к выходу, слыша за собой тихие шаги Джинджера, всем телом чувствуя его похотливый, сальный взгляд, полный ледяной жажды удовольствия, которая пронзала насквозь. Впрочем, стоило потерпеть немного ради того, чтобы услышать хриплые стоны Мерта и почувствовать на себе всё его внимание.

Несколько дюжин шагов по улице от заведения в появляющихся лучах рассвета, а затем мучительный подъём в лифте. Джинджер уже тогда принялся расстёгивать его рубашку, совершенно не думая о том, что в кабину может кто-то зайти - самое время было просыпаться и отправляться на работу. В квартиру Элериона буквально запихнули, сорвав с него рубашку, оголив крепкий, не слишком мускулистый торс и спину, пересечённую длинным, широким шрамом.

Откинув рубашку на пол, Джинджер спешно спинал с себя обувь и начал надвигаться на эльфа, буквально загоняя его в спальню и не желая сейчас слушать какие либо возражения, наличие которых было прекрасно видно в глазах его любовника. Но и тот не мог возразить своему господину, своему личному божеству, жестокому, холодному, но безумно любимому. Джинджер стянул с себя рубашку, а затем уселся в кресло, широко расставив ноги и запрокинув назад голову, чуть вздёрнув подбородок:

- Приступай, Элерион.

Блондин судорожно сглотнул, принимаясь медленно раздеваться перед возлюбленным, расстёгивая собственный ремень, а затем и ширинку брюк, чтобы предстать перед ним в лучшем свете. Брюки соскользнули вниз по его сильным ногам.

- Оставь бельё. Пока что, - повелел вампир, оценивающе глядя на Элериона. На пару мгновений встав с кресла, Джинджер прикрыл шторы, а затем вернулся на своё место и величественно махнул рукой, чтобы блондин продолжал.

Опустившись на пол перед мужчиной, Элерион принялся расстёгивать его брюки дрожащими пальцами, но брюнет его вновь прервал:

- Поработай зубами.

Проглотив ком горького унижения, Элерион склонился и потянул ширинку на брюках вниз, затем принимаясь за пуговицу, чтобы было крайне и крайне сложно, а зубам, возможно, даже больно. Приподняв бёдра, Джинджер позволил стащить с себя брюки, а затем вновь опустился, глядя в лицо Элериона и насмешливо улыбаясь. Тот старался улыбаться и радостно смотреть на своего хозяина, но во взгляде его читались страх, боль и злость. Джинджер с ухмылкой наблюдал за тем, как блондин склоняется ниже и начинает касаться его возбуждённой плоти губами сквозь тонкую ткань белья, разгоняя по телу волны удовольствия и возбуждения. Прихватив бельё зубами и чудом не укусив Джинджера, Элерион стащил бельё вниз и тут же ему в нос ткнулись пальцы ног мужчины.

- Целуй, - приказал Джинджер, довольно посмеиваясь и поглаживая собственный налитый кровью член.

Справляясь с тошнотой и отвращением, Элерион принялся целовать ноги мужчины, изредка заставляя себя приоткрыть рот и коснуться кожи языком, не сводя взгляда с холодных глаз Джинджера. Чуть дёрнув ногой и слегка ударив мужчину по подбородку, Мерт пошире развёл ноги и кивнул на свою плоть, требующую внимания:

- Соси уже.

Поджав губы, обращённый эльф устроился между ног мужчины, убрав волосы с лица, позволяя Джинджеру смотреть на то как его припухшие от поцелуев и укусов губы накрывают головку плоти, обхватывая её. Горячий язык парня пару раз скользнул по самой дырочке, исходящей смазкой, вызвав довольный вздох мужчины и невольно залюбовавшись его расслабленным лицом и крайне довольной улыбкой. Однако, для Элериона начался ад. Вцепившись пальцами в шевелюру Элериона, мужчина принялся методично вталкиваться в его рот, совершенно не заботясь о том, что может разворотить ему горло и порвать уголки губ - он думал лишь о собственном возбуждении, а потому не видел ужаса в глазах любовника и слёзы, выступившие в уголках его глаз.