За запертой дверью (СИ)

— Так зачем же Вы мне сказали?

— Ну, как зачем, — усмехнулась преподавательница в отражение, — а могла разве я молчать об этом?

— Ведь это не секрет?

— Не секрет. Но я узнала первая.

— Что она сказала?

— Поначалу расстроилась, что я с ней не поеду. Сказала, что не хочет быть одна в чужом городе и в дороге.

— И?

— И решила, что лучшим вариантом будет предложить Вам. Сказала, человек должен быть проверенный. Не чужой.

В груди девушки что-то приятно защекотало.

— Почему Вы не поехали с ней?

— Я говорила Вам. У меня есть дела.

Ада прищурилась.

— Вера Александровна, я ведь Ваш лаборант и о всех делах знаю.

— Это не по работе. Не смотрите на меня так.

— Что-то случилось?

— Я не обязана Вам всё рассказывать.

— Не обязаны. Но всё же, пожалуйста, расскажите.

Вера Александровна улыбнулась и, посмотрев на девочку, легко вздохнула.

День был ясным. Морозным. Преподавательница скинула платок на тумбу и села на диван.

— Ничего не случилось, Ада, — рассмеялась она, — а как случится, поверьте, Вы узнаете об этом.

Дверь распахнулась. Ирина Дмитриевна по обыкновению важно вошла. Молча повесила пальто в шкаф.

— Ладно, я буду в соседней аудитории, если что, — Вера Александровна многозначительно посмотрела на лаборантку и поспешила выйти.

Никто не решался заговорить и разбить тишину. А она давила на плечи.

— Что случилось? — Неловко спросила Ада.

— Нет. Вообще-то мне хотелось поговорить с Вами.

— Давайте поговорим.

Ада села за свой стол. Так она чувствовала себя спокойнее. И всё же она была рада, что наконец они с Ириной Дмитриевной могут поговорить по-человечески.

— Последние дни Вы такая счастливая, — начала женщина, — я спрошу прямо: у Вас появился кто-то?

— Нет, — улыбнулась Ада, — у меня никого нет.

Преподавательница облегченно вздохнула.

— Мне больно представлять, как Вас обнимает кто-то другой.

— Так не представляйте.

— Не язвите.

— Не пугайте меня.

Ирина Дмитриевна отвернулась.

— Я не пугаю. Я буду честна с Вами. Я правда хочу снова обнимать Вас, Ада. Снова Вас целовать. Я скучаю, и, знаете, я думаю, что Вам было хорошо — да, было. Не отрицайте. Будьте честны с собой. В конце концов, Ада…

-…В конце концов, хватит решать за меня. Мне было хорошо, но всё же чего вы теперь-то хотите?

Женщина рассмеялась.

— Вас, Ада.

— Вы говорили, что я нравлюсь Вам.

— Нравитесь.

— Так вот. Я Вам не верю.

Преподавательница взяла Аду за руку и положила её ладонь в свою.

— Если бы я нравилась Вам хотя бы каплю…

— Как же Вы не поймете, что нравитесь мне! Это правда!

— Вам нравится ко мне прикасаться.

— Нравится.

— И нравится, когда я прикасаюсь к Вам.

— Разумеется.

— Мои волосы, мои руки, моя кожа.

— Ада, ну конечно!

Девушка отдернула свою ладонь.

— Поэтому я Вам не верю.

— Я чувствую по-другому, но, поверьте мне, достаточно сильно.

— Если бы я нравилась Вам хотя бы каплю…

— Ада, Вы не слышите меня!

— Если бы я нравилась Вам хотя бы каплю, Вы бы хотя бы выслушали бы меня. Но вы, кажется, никого, кроме себя, не слышите. Я не осуждаю Вас — я не имею права. Вы — чудесная женщина, пусть и прячете её от всех под строгой маской. Ирина Дмитриевна, Вы нравитесь мне. Но сердце моё выбрало не Вас.

— Хотите сказать, Вы отдаетесь велению сердца? Чувства ведут Вас по жизни? Ада, чувства хаотичны, они мечутся между собой, вспыхивают и гаснут. Они никуда Вас не приведут.

— А куда приведете меня Вы?

Преподавательница замолчала. Она смотрела на девушку и осознавала, что ей нечего ответить.

— Вы — не тот человек. В этом никто не виноват. Не злитесь.

Женщина нахмурилась. Она отошла и села на диван.

— Кто она?

— Что?

— Кто та женщина, что занимает Ваше сердце?

— Это неважно. Это не Вы. Вот и всё.

— Она моложе?

— Нет, — бросила Ада раздраженно, — но моё сердце выбрало её. Простите.

========== Глава 19. За запертой дверью. ==========

Солнце садилось. Ирина Дмитриевна расположилась на диване и смотрела в окно.

— Вы, Ада, будете жалеть. Вы об этом знаете. Я не пугаю Вас, просто думаю, что Вы поступаете неразумно. Я нравлюсь Вам. И Вы мне, пусть и не так, как Вы того ожидаете.

— Я ничего не ожидаю.

— Ада, я не знаю, кто она. Та женщина. Но сильно сомневаюсь, что Вы найдете у неё взаимность, раз она…

— Не найду. Потому что не ищу её.

Преподавательница снисходительно улыбнулась.

— Тогда зачем же вы отвергаете меня? Храните верность?

— Храню.

— Верность женщине, которая Вас не любит?

— Верность себе.

Повисла звенящая тишина.

— Мы говорим слишком много, — начала снова Ада, — когда следовало бы слушать.

— Я слушаю Вас.

— Лучше послушайте свое сердце. Мы можем одеться, вызвать такси и поехать к Вам, там выпить, послушать музыку, выкурить несколько сигарет, лечь в постель, я могла бы целовать Вас, а Вы стягивали бы с меня одежду в это время. А потом мы бы пару раз довели друг друга до оргазма. А потом?

— Что потом?

— Это я Вас спрашиваю.

— А что должно быть после, Ада? Чего вы хотите?

— Я не знаю. Но знаю точно, что минутное ощущение человеческого тепла не сделает меня счастливее. Его всегда, всегда будет мало.

— И это, считаете, повод от него отказаться?

— Простите меня. Если даже и чувствуете Вы ко мне то, о чем говорите, то я ничем, простите, ничем не могу помочь Вам. Я знаю, что найдется непременно другая, и у неё будут волосы лучше моих, и руки, и кожа. И всё прочее.

— Не надо только жалеть и утешать меня.

— И не пытаюсь. Я констатирую факт.

Ада подошла к преподавательнице и обняла её, положив голову на плечо. Она пахла тяжелыми французскими духами.

— Я пойду, — заключила девушка, — мне пора.

Она достала из шкафа свое серое пальто и вышла, не дожидаясь ответа.

Никакого ответа и не последовало.

Нет, нет — ничто не могло действительно её омрачить или расстроить. Ирина Дмитриевна говорила, что Ада нравилась ей, и от этого она, кажется, страдала. Нет, нет. У Ады тоже были чувства, которые не с кем было разделить, но она искренне не понимала, зачем же страдать? Зачем обязательно присваивать себе то, что любишь?

Она хотела было свернуть в другой коридор, но вспомнила, что Вера Александровна, вероятно, была ещё в университете. Она подошла к соседней аудитории и хотела было открыть дверь, но услышала знакомые голоса.

-…Вы меня не поняли, — спокойно говорила преподавательница, — я не собираюсь портить Вам жизнь. Я испортила её достаточно.

Ада прижалась к стене и прислонилась к дверной щели. Сердце её замерло.

— Вы не испортили, — Лилия говорила вполголоса, будто знала, что кто-то слушает, — Вера Александровна, перестаньте, пожалуйста, говорить мне это.

— Я знаю лучше. Поверьте мне.

— Я Вам верю. Пусть лучше. Но кому?

— Лилия…

— Хватит. Хватит решать, как будет лучше. Может ли что-то быть объективно хорошо и объективно плохо?

— Лилия, Вы — чудесная женщина. Забудьте обо мне и больше никогда не вспоминайте, если действительно Вы меня любите.

Повисла тишина. Она стояла три нескончаемые минуты.

— Если только это то, о чем Вы просите.

— Да. Я прошу.

— Если только это то, чего Вы хотите.

— А это уже Вас не касается.

Больше всего Аде хотелось ворваться туда и, как добрая фея, разрешить все проблемы. Только вот, увы, феей она не была.

— Я могу уйти, но, Вера Александровна, я не думала никогда, что Вы…

— Я тоже. Но, знаете, кажется, я была неправа, причем слишком много лет.

— Какое сейчас это имеет значение?

— Как же Вы не хотите понять, что мы с Вами слишком…

— Как же Вы не можете понять, что мы с Вами будем иначе несчастны! Зачем же Вы рассказали мне? Я, поверьте, и дальше спокойно любила бы Вас тихо, как всегда, но теперь, теперь, когда я знаю, что Вы идете на это преступление против себя… Как могу я спать спокойно, зная, что Вы одиноки?