Я видел сон (СИ)

- Бэггинс, немедля прекрати пылить!

Хоббит будто не слышал, ссыпая уголь с высоты, отреагировал только, когда его за плечо тряхнули. Посмотрел на начальника смены и вздохнул, стискивая древко лопаты в руках. Гномы с интересом поглядывали на него, и, несмотря на четкий запрет, переговаривались негромко.

- Сколько раз тебе говорить, Бэггинс? Не швыряй, как попало, надо аккуратно, с душой.

И принялся сам укладывать уголь. Бильбо стоял, смотрел на него тупо и почти не видел.

Он не мог с душой укладывать уголь. И не мог поверить в то, что Торин его не забрал. Оставил его здесь, в шахте, на целую лигу вниз от света и солнечного ветра. Бильбо отчаянно надеялся, что тот передумает, откажется от своих похотливых мыслей, но напрасно - Торин, как и раньше, видел в нем только игрушку, причем бесполезную, если ее нельзя было сломать. Торин не желал считаться, и вообще ничего не желал, кроме того, как засунуть член поглубже в его зад. А теперь он ушел, оставив его под землей, и больше не вернется, вычеркнет из своей жизни. Упрямцы редко ценят упорство в ком-либо, кроме себя.

Бильбо отчаялся и понял, что застрял здесь надолго.

***

Торин глядел, как отдаляется приемная площадка для подъемника, как растет бездна под ним и как приближается верхний Эребор, светлый и просторный. Стальные, крепко сплетенные тросы поскрипывали привычно, как будто пели песню, бездна отзывалась гулким эхом. Торин хмуро смотрел в сторону, скрестив руки на груди, и охрана не беспокоила, не говорила лишнего. А он злился, не вполне понимая, кто виноват в том, что все пошло не так.

Его уже ждали - по четвергам Торин всегда устраивал прием населения в тронном зале, и сегодня никто не желал исключений. Король часто являлся последней инстанцией в спорах, мог повлиять на ход судебного разбирательства, что, конечно, отнимало прорву времени, зато Торин был в курсе большинства серьезных событий - следовало лишь отделять зерна от плевел.

Однако, понял Торин, сегодняшний день не задался с самого пробуждения и до конца обещал быть гадким. Открытые слушания по делам проводились при свидетелях, суть обычно излагал судья, и присутствовали желающие поглазеть, свободные от работы в эти часы.

Первое же дело выдернуло Торина из печальных раздумий. Перед троном стояли два крепких молодчика из патруля, у одного была разбита губа, а у другого - бровь. Они поглядывали друг на друга искоса и хмуро, тот, что помладше - гордо приосанился, сунув пальцы за пояс.

- Арти и Хровар, дело о мужеложстве, - объявил судья.

- Опять, да? - укоризненно спросил Торин, оглядывая всех присутствующих. Арти спрятал глаза, Хровар приосанился еще горделивее, судья покраснел, и это было заметно сквозь светлую бороду.

- Я продолжу? - пробурчал судья, шурша протоколом, - третьего дня означенные патрульные заступили к исполнению обязанностей, выйдя в ночной обход границ Одинокой горы по маршруту от смотровых вышек. Аккурат в полуночный час, проходя западных отрогов горы, Арти обманным путем склонил Хровара.

- Куда склонил? - не понял Торин.

- В кусты, - пояснил Хровар, - и обещал пригоршню камушков отсыпать. И вот таким преступным образом снасильничал надо мной. Прошу самого сурового наказания.

Торин вздохнул. Тут стоило прочитать лекцию о моральном облике, тем более, что слушатели следили с интересом, но прежде, чем осуждать, стоило утереть пух с собственного… лица. Торин постучал пальцем по подлокотнику и кивнул на второго участника трагедии:

- Так дело было?

- Никак нет, государь! - воскликнул тот, пунцовый от смущения, - я его не склонял, не насильничал и пальцем не трогал!

- Ври больше! - перебил второй, - ты меня на землю повалил…

- Тихо! - рявкнул Торин, перебив его на самом интересном месте, уставился на Арти, - склонял или нет? Говори честно, иначе хуже будет.

- Я ему просто сказал, - расстроено выдохнул тот, - что ежели есть желание, то было бы неплохо… про камушки тоже говорил, было дело, но как бы я доспехи с него сорвал ночью в кустах-то?! Врет он.

- Значит, так, - притомился Торин от этой гнусной истории и откинулся на спинку трона, - обоих разжаловать из дозорных и лишить месячного жалования за халатное выполнение обязанностей. Повторное прошение о назначении в дозорные подавать не раньше, чем через полгода, рассматривать буду лично. Далее?

- Далее, государь, Нали из цеха краснодеревщиков. Ему видение было о ростках пшеницы, желаете выслушать? Он очень просит.

- Видение, - вздохнул Торин и потер ладонью лицо.

***

На такой глубине никто не водился и не жил, одни только гномы прокопались. Бильбо чувствовал себя тоскливым земляным червяком, который никогда не видел света. Он постоянно торчал под землей, был грязный, как червяк, устал и замучался окончательно. Смены менялись - Бильбо насчитал шесть после прихода Торина, потом сбился, а его никто не поднимал из забоя, никто не приходил и ничего не говорил. Гномы после того случая не шли на контакт, предпочитая держаться в стороне и разговаривать на своем языке, поглядывая на хоббита с хитрым интересом. Бильбо не раз улавливал словцо “узбад”, значит, обсуждали его и Торина. Но прямо никто ничего не говорил, только ухмылялись в бороды.

Надежда, мерцающая, как огонек в неисправном светильнике, грозила вот-вот потухнуть. В такие минуты Бильбо чувствовал подступающий к горлу подземный мрак все четче и яснее.

Через пару дней его первая смена вернулась вниз в непривычном виде. Гномы выглядели неожиданно посвежевшими и помолодевшими, и Бильбо, гадая, чего это с ними, понял вдруг, что они просто-напросто вымылись.

- Я тоже хочу вымыться! - пристал он в тот же день к начальнику смены. Тот привычно закатил глаза, мол, за что же мне такое, и сказал:

- Не положено тебя из шахты поднимать, а ванну с водой я сюда не поволоку.

- Я скоро совсем стану как кусок угля, - сощурился Бильбо, - меня можно будет ссыпать в вагонетку и не заметить.

Тот стоял, покачивая головой, но Бильбо не унимался, атакуя его вескими доводами, и наконец, тот сдался.

- Хорошо, хорошо, - вздохнул он, - свожу тебя сегодня в купальню со сменой из двадцать пятого, только ты, пожалуйста, будь умницей и не делай глупостей.

- Не буду! - воскликнул Бильбо, и, стиснув древко лопаты, заулыбался, сверкнув зубами, ярко-белыми на фоне кожи.

***

Когда подъемник в конце дня пополз наверх, унося смену от угрюмой угольной норы, Бильбо чувствовал себя пузырьком воздуха, поднимающимся на поверхность из глубины, едва не лопался от удовольствия. Даже сознавая в душе, что передышка - ненадолго, он не мог не радоваться ей. Сверток со своей прежней одеждой он держал в руках, стараясь не перепачкать - хотелось хоть немного походить в чистом и уютном.

Наверху все попрощались и разошлись, и Бильбо остался один с начальником смены.

- Помни, что я это делаю под свою ответственность, - сказал он, напустив строгости, но Бильбо улыбнулся в ответ:

- Помню, помню.

В груди пело и звенело от того, что избавился от низкого потолка над головой, что вновь можно вздохнуть без пыли.

Начальник смены проводил его в общие купальни, где желающих помыться было немало. Бильбо вначале запутался, куда и как идти, замер у входа, пытаясь вслушаться в объяснения начальника:

- …вон там берешь кусок мыла, а там - шайку. Вымоешься, вытрешься и возвращайся, я буду тебя ждать. Сегодня у нас переночуешь, а завтра вместе в шахту.

- Хорошо, - согласился Бильбо, едва не подпрыгивая от нетерпения.

И, оставив начальнику сверток с чистой одеждой, потопал вместе с очередным потоком гномов, стараясь вести себя так же и не выделяться. Разулся там, где все остальные, с трудом оторвав присохшие кровавые мозоли, разделся, подивившись тому, что и под одеждой тело стало чумазым и темным от пыли. Подхватив мыло на веревочке и шайку, Бильбо устремился вслед в дверной проем, из которого выплывали белые облака.