Вид на доверие (СИ)

— А письма? Пачку писем? — спросил Виктор, покосившись на любовника.

— Письма — это личное, от этого еще интереснее. Может, ты не заметил, но я люблю лезть в чужие дела.

— Тогда как-нибудь покажу целую пачку, — пообещал Хил. — Они очень старые, но неплохо сохранились. Правда, я их уже лет семь не доставал, наверное… Но не думаю, что они развалились за это время.

— А у тебя откуда письма? — с уже явным интересом посмотрел на любовника Эштон.

— Ремонт делали в родительской квартире, — охотно пояснил Виктор. — Она, знаешь, из старых, которые еще каминами отапливались. Потом дымоход закрыли, отопление провели, а камины в квартирах сносить не стали. Их даже некоторые использовали, предварительно получив разрешение и пробив дымоходы. И мы, когда туда переехали, оставили декоративной деталью такой. Потом, правда, камин посыпался, пришлось что-то делать. Думали снести и заменить на что-то более полезное. Но за декоративным плинтусом рабочие тайник нашли, представляешь? — Хил явно вернулся в весьма давние времена, когда был еще подростком.

— И что там написано? — спросил оживившийся Эштон, не отрывая взгляда от Виктора. Сейчас его выражение было почти такое же восторженное, когда Виктор выпускал огонь изо рта в гостиной у Мартина.

— Письма жене от промышленника. Он на фабрике пива работал, судя по содержанию, на заработок уехал. Жене о жизни своей писал, о любви. Там целая пачка их, присланных. Но точного содержания я уже не помню. Но угадай, какая дата под ними, — предложил Виктор. — Как думаешь?

— Видимо, очень давняя, раз дом старый, — хмыкнул Эштон. Они вышли уже на улицу и направлялись по совершенно нелюдной аллеи. Погода вообще не слишком располагала для прогулок — оросил небольшой дождь и дул несильный, но промозглый ветер.

— 1933-1935-е года, — самодовольно поведал Виктор, не сильно обращая внимание на погоду.

Эштон сунул руки в карманы джинсов, но на этом пока ограничился.

— Они два года только переписывались и не виделись?

— Понятия не имею, — покачал он головой. — Были только эти, а по содержанию уже не помню. Но сам факт. Им больше семидесяти лет.

— Привези мне их потом, — попросил Эштон. — Надо же себя чем-то занимать, пока ты будешь тренировать своих учеников. Или как вы их называете?

— Ученики, — кивнул Виктор. — На следующей неделе снова можно будет в город выбраться. Снова в клуб?

— Не думаю, что со сломанной рукой тебе захочется в клуб, — Эштон хмыкнул, кинув быстрый взгляд на Виктора. Не то чтобы он внезапно вдруг стал ценить его мнение настолько, чтобы жертвовать своим, но чувство вины никуда не ушло. Просто притупилось.

— Буду пить в баре, — пожал плечами мужчина, — и залипать в пространство.

— А потом смотреть, как меня мучает совесть? — Эштон скептически приподнял брови. — Впрочем, когда я пришел к тебе вусмерть пьяный и упоротый, ты сказал, что был бы совсем не против, если бы я не был под кайфом, верно?

— Ты еще и подробности помнишь? — поинтересовался Виктор. — Ну, в общем-то да, не против. Если ко мне, а не к кому-либо другому, — хмыкнул он, прихватив Эштона здоровой рукой за талию.

— У меня есть проблемы, но не с памятью, — усмехнулся Эштон. — Так почему не против? Ты думаешь, когда я пьяный, то готов на любое твое предложение? — он повернул голову в его сторону и хитро улыбнулся.

— Давай зайдем с другой стороны, — предложил Виктор. — Почему я должен быть против? Хочешь, чтобы я, по возвращению, тебя опять под холодный душ подсунул, а потом посадил на цепь, не выпуская на улицу вообще? Другой вопрос — какого хуя ты напился, почему я не в курсе и не встречал тебя; но то, что после этого ты ко мне пришел, а не куда-то там, то я только “за”.

— Я не помню зачем к тебе вообще поперся. Так бывает — под кайфом приходит какая-то вещь в голову, когда выходишь из этого состояния не все помнишь. Но ты тогда снова поставил мне условие, — пожал плечами Эштон. — Видимо, я хотел предложить какой-то выход. Но не успел — ты меня потащил в душ.

— Интересно, какой? — скорее, риторически спросил Виктор, передергивая плечами — не столько от непогоды, сколько от воспоминаний того “радужного” утра.

— Понятия не имею. Но передоз я не планировал, и того, что ты меня засунешь в клинику тоже. Вообще, я не планировал бросать. Тем более, я до сих пор считаю, что у меня нет зависимости. Уже почти неделя прошла, а у меня даже руки не потянулись, — хмыкнул Эштон.

— Потому что тебе детокс в клинике провели, потому болезненной ломки нет, — ответил Виктор. — Хм. Ты ведь обычно в клубе принимал? В последний наш заход руки не потянулись под музыку не только выпить, но и вынюхать ради стимула и по старой привычке? — мужчина поднял голову, рассматривая небо, а потом покосился на любовника. — Честно и положа руку на сердце.

— Я не каждый свой поход в клуб принимал, — покачал головой Эштон. — Из пяти походов четыре — да, принимал. Но мог обходиться без этого. Но в последний наш заход руки не потянулись. Потому что повода не было, — Эштон глубже протиснулся руками в карманы и тоже посмотрел наверх. — Я был расслаблен, мне было и так неплохо.

— Если вдруг все же потянутся, вспомни, пожалуйста, что ты не зависим, — фраза должна была быть ироничной, но у Виктора она вышла уж слишком искренней и просящей. — Ты мне стриптиз обещал, кстати, — в который раз вспомнил мужчина, и тон был не напоминающий — мысли вслух, не требующие быстрого воплощения.

— Я смотрю, у тебя тоже проблем с памятью нет, — хмыкнул Эштон. Потом внимательно посмотрел на любовника и чему-то удовлетворенно кивнул. — Будет тебе сегодня стриптиз. Но с одним условием — ты до меня не будешь иметь право коснуться с того момента, как мы начнем. Как тебе?

— Да я и возможности иметь не буду, по сути-то, — с каплей горечи хмыкнул Виктор, качая головой. — Одной рукой дрочить, другая сломана, куда уж тут касаться тебя?

Эштон поморщился и с укоризной посмотрел на Виктора.

— На стриптиз не дрочат. Он должен вызывать эстетическое удовольствие. Ты же не дрочишь на фильмы с эротическими моментами? Ну ладно, — вздохнул парень, потом чуть подумал и высказал еще одно условие. — Себя тоже не трогаешь.

— А потом? — безнадежно поинтересовался Виктор. — Снова лежать пластом, пока ты будешь “оттанцовывать” сверху?

По всему было видно, что Хилу это не столько не нравится, сколько попросту его угнетает. Быть в сексе настолько пассивным Виктор не привык. Но отказываться из-за этого тоже было бы неправильно — впереди целый месяц, да и настрой должен смениться, как только любовник начнет танец. Виктор подозревал, что зрелище будет то еще.

— Ладно, — выдохнул он. — Тогда с меня тоже два условия. Первое: повторим это после снятия гипса. Второе: предварительно ты снимешь с меня всю одежду выше пояса.

— Идет, — легко согласился Эштон. На эту уступку он пойти мог совершенно просто. В конце концов, активная роль снова будет его. Именно этого ему не хватало в сексе с Виктором. Конечно, связывание и прочее тоже было довольно неплохо, но Эштон не привык так всегда вести себя. И лежать, просто раздвинув ноги, тоже не было его привычкой. — Тогда с тебя достать бутылку вина и.. — он снова задумался, потом посмотрел на Виктора с многообещающей улыбкой. — И несколько свечей.

Свечи еще куда ни шло, но протащить вино было сложнее. Реабилитация страдающих алкоголизмом тут тоже проводилась, потому алкоголь входил в разряд табу. Периметр был двойным и контролировался камерами, на входе… Сумки проверяли, конечно, но учитывая фиктивность положения Эштона, с парой извращений устроить все было можно.

— Бутылки не обещаю, а вино будет, — кивнул Виктор. — Свечи тоже. Какую музыку возьмешь? — полюбопытствовал он. — Надеюсь, не пошлые саунды под стать дешевым кабарэ.

— Сразу видно, что ты не видел стриптиза в моем исполнении. Я эстетик, Виктор, — Эштон продолжал довольно улыбаться. — Больше я ничего не скажу. Жди вечера. Думаю, равнодушным не останешься.