Эверест, юго-западная стена

Валера действительно худой, даже тощий, и, на первый взгляд, застенчивый “слабак”. Однако скоро становится ясно, какой это волевой, сильный и интересный человек. Он очень наблюдателен, умеет обобщать наблюдения и делает нетривиальные выводы. С ним полезно спорить и обсуждать возникающие проблемы. Я не раз пользовался этим, пытаясь опровергнуть или подтвердить ту или иную точку зрения. И всегда получал большое удовлетворение от такого общения. Такая пара, казалось мне, справится с серьёзной и тяжёлой задачей, которую сейчас они решали.

Время шло, а известий сверху не поступало. Ужа минуло 23 часа. Потом полночь. И какие бы надежды на них ни возлагались, тревога всё же появилась. Уже не только моя, но и рация радиста включена на приём. Во всех палатках, где есть “воки-токи”, их слушали и время от времени проверяли исправность аппаратуры. Постепенно в этих палатках начали собираться соседи. Разговоры шли, конечно, о посторонних вещах.

В час ночи я не выдержал — назначил ночное дежурство, просил разбудить меня, когда будут новости, и ушёл спать. И действительно уснул. Правда, сразу же услышал, что кто-то идёт в мою сторону. Окликнул. Оказалось, это Дима Коваленко (он дежурил с Шопиным). Было начало шестого. Только что Ильинский из лагеря-5 сообщил, что ребята не вернулись, я спрашивал, что делать. Пока мы с дежурными ждали повторной связи я узнал, что около двух часов ночи кто-то вызывал базу но слышимости не было. Когда начался разговор с Ильинским, я спросил, не он ли это был. Оказалось, что не он. Значит, Валиев и Хрищатый. По что они хотели передать?!

С Ильинским условились, что их двойка немедленно собирается и выходит наверх. Назначили следующую связь через час, в надежде, что она будет уже с маршрута.

Меня удивило, что Эрик с Серёжей ещё не собирались — ведь другой команды от нас нельзя было ожидать. Примерно в 6.30 связались опять. Они ещё в палатке. Этому могло быть только одно объяснение - высота. Наверное, они не замечали своей медлительности. В 7.30 всё то же, правда, на этот раз Эрик сказал, что они уже готовы выходить. Наконец в восемь с небольшим мы услышали:

Ильинский. Ну вот, ребята где-то рядом. Мы сейчас на голосовую связь вышли. Да вот они, уже около палатки. Сейчас с ними чай попьём и, наверное, наверх пойдём.

Тамм. Нет. Это вы подождите. Через полчаса, когда разберётесь, давайте связь. Или давайте так — как только поймёте, в каком они состоянии. Не поморозились ли? Возможно, им нужна будет ваша помощь.

Ильинский. Ну конечно, если им надо помогать, то вопрос будет однозначно решён.

Тамм. Рация будет на приёме. Позже Эрик сообщил, что ребята шли так долго из-за тяжёлых условий наверху. Вскоре после выхода на гребень ветер вновь усилился и уже не прекращался. Правда, он не был таким свирепым, как утром. Потом облака начало забрасывать и сюда, на гребень. Когда очередной раз туман сдуло, они заметили, что все яркие краски исчезли — солнце зашло даже здесь. В сумерках удавалось различать на скалах только снежные участки. Темп движения упал, и сразу стал ощутим мороз (днём по прогнозу было минус 37 градусов).

В вое ветра можно было объясняться только жестами, но для этого надо было хотя бы видеть друг друга. Потом, когда они поднялись выше, изредка начала пробиваться луна.

8 мая в 1.50 Валиев и Хрищатый достигли наконец вершины. Освещённая луной, она одиноко торчала над облаками, В снегу темнели баллоны, привязанные первыми группами к верхушке треноги. Алмаатинцы присоединили свой трофей к этой своеобразной гирлянде и попытались связаться с нами. Но это было бесполезно—сигнальная лампочка даже не мигнула при включении рации. Больше их ничто здесь не задерживало.

Ближе к утру стало ещё холоднее. Облака спускались быстрее, чем они, но луна уже зашла — по-прежнему было темно. Валера просил не останавливаться — он сильно мёрз. А Казбеку хотелось хоть чуть-чуть отдышаться: как только начался спуск, он почувствовал боль в подреберье. Она всё время усиливалась, мешала двигаться и дышать.

Начало светать. Облачность совсем испарилась. На высоте 8700 метров им посчастливилось увидеть восход солнца. Это могут пересказать лишь очевидцы, которые не только видели, а и осязали всё это. Ради таких минут, таких картин, красок, когда даже воздух меняет цвет, можно пережить ночь, которую уготовил им Эверест. Восхищаясь их стойкостью, он теперь одаривал чудом.

Кончился кислород. Вся их одежда звенела, покрытая ледяным панцирем. Маски на лице скрывались в сугробе инея, из которого торчали сосульки. Казбек двигался с трудом. Когда они уже подошли к палатке, боль согнула его, не давая вздохнуть (по-видимому, это была сильная межрёберная невралгия).

И вот теперь Эрик передавал нам: Кислород кончился у них часа два-три назад.

Тамм. А обморожения есть?

Ильинский. Есть. Незначительные.

Тамм. Понял. Свет Петрович спрашивает, что именно обморожено. Пальцы, руки, ноги?

Ильинский. Ну, пальцы на руках. Незначительно. Ну, волдыри. В общем, изменения цвета нет.

Тамм. Понял, понял. Значит, так, Эрик! Задерживаться в пятом лагере не нужно. Спускайтесь все вместе. Вам двоим сопровождать ребят вниз, вниз сопровождать. Как понял?

Ильинский. Я думаю, что большой необходимости нет сопровождать ребят.

Тамм. Ну а я думаю, есть, Эрик. Давай так. Сейчас, после пятнадцати-шестнадцати часов такой работы, надо сразу сваливать их вниз. Если даже у них есть там волдыри и так далее, они сгоряча работать смогут, а потом? По верёвкам ведь перецепляться надо, значит, начнётся длинная история. Так что давайте, сваливайте вниз вместе. Вы их сопровождаете.

Ильинский. Понял вас. Но я вижу по их состоянию, что вообще надобности их спускать нет.

Тамм. Что ж, тем лучше. Значит, будете просто сопровождать, а не спускать. Но одних их отпускать сейчас вниз не стоит.

Ильинский. Ну, понял вас, понял. Одним словом, мы больше уже не лезем на гору. Так?

Тамм. Да, да! Вы сопровождаете ребят вниз — это распоряжение.

Ильинский. Понял.

Мы договорились связаться ещё раз через полчаса, когда должен был включиться Хомутов. Надо, чтобы группы обсудили вопросы, связанные с состоянием и обеспеченностью лагерей. Во время этой связи Эрик ещё раз поднял вопрос об их возвращении.

Тамм. Эрик! Это я всё понимаю. Понимаю, что вы стремитесь наверх. Но ребят одних сейчас отпускать нельзя. Вы должны сопровождать их вниз. Обидно, жалко, но ничего не поделаешь. Решение принято, давайте исполнять. Как понял?

Я очень хорошо понимал Эрика и Серёжу. Но никаких колебаний в принятии решения не было. Их желание ещё и ещё раз обсудить этот вопрос не вызывало раздражения. Им, здоровым и сильным, надо было уходить, когда вершина казалась рядом, а основные трудности позади. Им надо вот так, за десять минут навсегда распрощаться с мечтой, к которой стремились всю сознательную жизнь. Расстаться, когда нет внутренней убеждённости, что это необходимо. Эрик не отказывался выполнить указание, но уходить было тяжело. Он спросил: “Шеф, это только ваше решение или тренерского совета?” Он был членом тренерского совета и мог задавать такой вопрос. Я ответил, что только моё, и предложил через двадцать минут дополнительную связь, чтобы передать ему мнение совета.

Через двадцать минут связь состоялась, и они начали спускаться все вместе. Так вчетвером они и вернулись в базовый лагерь.

Эрик с Серёжей тяжело переживали вынужденное отступление. Ни у них, ни у меня нет и не было абсолютной уверенности, что оно было неизбежным. Но проверить это невозможно. Целый комплекс обстоятельств влиял на моё решение. Повторись всё заново, я поступил бы так же. Главным было то, что после стольких часов пребывания выше 8500 метров, в условиях, которые выпали на долю двойки Валиев — Хрищатый, риск оставить их одних был бы неоправдан. Даже учитывая размеры ставки.

В глубине души это понимали, конечно, и Эрик с Серёжей. Но им было тяжелее: уходить были должны они, а не я. Сами они оставили бы ребят и пошли наверх только в случае жёсткого указания на этот счёт. В этом не может быть сомнений.