Моя история

Когда я вижу их, когда они прикасаются ко мне, тихо разговаривают со мной, я хочу, чтобы эти манчестерские мальчишки были счастливы и убедились в том, что встретили игрока, похожего на них гораздо больше, чем они себе представляли. Они любят благородный спорт, даже сейчас, когда нашей мечте изо дня в день угрожают могильщики из футбольного бизнеса.

Глава 5. В ловушке

Матч против «Сент-Этьенна» закончен. Меня выгнали с поля за то, что я бросил мяч в арбитра. Мне все осточертело. До смерти осточертело. За этот поступок меня вызвали в штаб-квартиру Французской футбольной лиги на встречу с вами, членами дисциплинарного комитета, и я сожалел о своем раздраженном жесте в адрес рефери. Вы ответили, что несколько клубов уже жаловались на меня. Ваше правосудие уникально: вы, судья и присяжные, находите способ осудить меня не за брошенный в арбитра мяч, а за другие прегрешения, которые касаются только меня, потому что я совершил их давно и давно за них заплатил. Тогда вы дисквалифицировали меня на четыре матча — на целый месяц. Вы правы. Вы не видели меня четыре года, я понимаю вашу благодарность. И когда я назвал каждого из вас поочередно идиотом (какое оскорбление!), вы незамедлительно продлили срок дисквалификации еще на месяц.

«Я только хочу, чтобы вы относились ко мне так же, как к любому другому игроку Французской лиги», — сказал я дисциплинарной комиссии через несколько дней после того удаления.

Я не забыл ответ Жака Риоласи, председателя комиссии: «К вам нельзя относиться, как к другим. За вами тянется длинный, дурно пахнущий след. От такого индивидуалиста, как вы, можно ожидать чего угодно».

Тапи уже обещал мне больницу и смирительную рубашку, а теперь Риоласи представляет меня пироманьяком. Я понял, что пришло время покинуть Францию и попытаться вновь обрести душевное спокойствие. И поэтому я решил повесить бутсы на гвоздь.

Я пишу эти строки, находясь в Англии, где я снова могу дышать. Чуть позже я от всего сердца поблагодарю тех людей, которые подтолкнули меня к принятию такого решения.

В течение недели после моего заявления телефон не умолкал. Я не брал трубку, не желая ни с кем разговаривать. Странно: я положил конец десятилетней профессиональной карьере, десяти годам игры и удовольствия на стадионах всего мира на уровне клуба и сборной, и при этом почему-то чувствовал себя очень легко и спокойно.

Но однажды утром я понял, что большинство людей привязаны к тебе одним только личным интересом. Мне даже пришлось заверить одного из подрядчиков, который строил мой дом в окрестностях Нима, в том, что у меня достаточно денег, чтобы заплатить ему за работу. После того как я решил прекратить играть, он забеспокоился, явно опасаясь, что я не смогу покрыть расходы на строительство. Видите, как недолговечна футбольная слава? В конце концов мне удалось убедить его в своей состоятельности. После мы с Изабель часто смеялись над этим. Но с тех пор я понял, что известность игрока — вещь преходящая, и что бы ни случилось со мной в будущем, я навсегда запомню полученный урок.

Я добровольно отлучил себя от игры, и вот уже две недели моей жизни прошли без футбола. Как смогу я жить дальше без этой игры? Этот вопрос я задавал себе вновь и вновь. Мишелю Мезя и Жану Буске, директорам «Нима», я обещал, что выкуплю свой контракт у клуба. Не хочу быть ему должным ни сантима.

Я ни о чем не жалею. Уходя, я говорю себе, что мы — я, мой друг и партнер по нападению Симба и вся наша сборная — могли бы прекрасно провести время на «Парк де Пренс» в матче против Исландии месяц назад. Хватит с молодых болельщиков, во имя которых я пообещал забить три гола. Жаль, что мне пришлось покинуть мир детей.

Вот уже месяц, как я присутствую на собственных похоронах. Очень странное чувство охватывает тебя, когда ты наблюдаешь за собственной смертью. Каждый приходит и что-то говорит, кое-что из сказанного трогает меня, потому что я знаю: эти люди говорят искренне, они знают игру, и я их уважаю.

Но, как ни странно, ничто не заставило меня изменить свое решение. Чем занимался я с момента своего (временного) ухода? Слушал песни Уильяма Шеллера, прогуливался вдоль пляжа в Гро-дю-Руа, рисовал, наблюдал за тем, как растет мой сын, и строил планы.

Оглядываясь сейчас на тот период моей жизни, я бы сказал, что бродил по кругу, потому что мне чего-то не хватало, хотя я не хотел этого признавать. Мое тело и моя голова привыкли к тому физическому напряжению, которое приносят с собой тренировки и игры. Теперь я был лишен той мотивации и той жажды, которая помогает преодолевать себя. Лишен необходимости работать и той энергии, которую ты приносишь в себе на стадион. Мне не хватало всего: запахов и атмосферы раздевалки, чувства принадлежности к коллективу, радости побед. Я не мог жить без воздуха, без пространства… без мяча.

Все вокруг меня понимали это, но ни разговоры, ни просьбы, ни вспышки гнева не смогли повлиять на мое решение покончить с футболом.

А затем Мишель Платили пришел поговорить со мной. Просто. Он все понимал. Все. Он знал, что я сгораю от желания вновь начать играть, но не а той обстановке, не в тех условиях, 6 которых мне приходилось делать это раньше. Он понял, что мне нужен новый старт, новый вызов.

Мы решили обратиться к Англии и поискать возможностей для меня там.

Почему именно в этой стране?

Во-первых, был чисто практический аспект: трансферный период там еще не закончился. Во-вторых, играл существенную роль тот факт, что такой переход нес в себе крутые перемены в моей жизни: новая культура, новый футбол, новые эмоции. Короче говоря, я мог все начать заново, все переделать, все вновь открыть для себя.

И вот так мой адвокат Жан-Жак Бертран и вице-президент Союза профессиональных футболистов Франции Жан-Жак Аморфини при содействии Мишеля Платини решили от моего имени изучить ситуацию в Англии. Пройдет лишь несколько недель, и я буду готов отправиться туда.

Позже, когда я стану старым, мой сын Рафаэль, возможно, скажет, глядя на меня: «Послушай, ведь ты не терял времени даром. Ты прожил хорошую жизнь, приятную и насыщенную. Ты занимался лучшим делом в мире. Ты мог быть свободен. Ты зарабатывал кучу денег. Иногда ты использовал свое имя, чтобы говорить серьезные вещи, а иногда — легковесные. Ты много путешествовал. Ты забил много голов, сменил много клубов в разных странах. Это случилось потому, что ты жаждал все узнать, все увидеть, все полюбить. Ты вечно спешил. Нам было хорошо вместе. Но при этом мы знаем один, самый важный секрет: на стадионе и в раздевалке — будь то в Марселе или Манчестере, Ниме или Бордо, Монпелье или Лидсе — ты всегда оставался самим собой».

Зная, что все это правда, разве смогу я когда-нибудь забыть руку друга, протянутую мне Мишелем Платини?

Все произошло очень быстро. Авторитет тренера сборной Франции оказал огромное влияние на развитие событий в моей карьере.

Жерару Улье, который знает английский футбол так же хорошо, как английский язык, было доверено осуществить первые контакты. Он связался с Деннисом Рочем, агентом, имевшим хорошие связи со всеми большими клубами Великобритании, и механизм заработал.

Мишель Мези из «Нима» не мог больше мириться с происходящим. «Это сумасшествие, — говорил он. — Месяц

назад ты заявил мне, что твоя карьера завершена, а теперь сообщаешь о желании вновь начать играть в Англии. Я уже совершенно вымотался, Эрик. Совершенно».

Как мог я объяснить ему эту перемену собственного настроения? Он сделал все, что мог, пытаясь заставить меня не бросать футбол, и не преуспел. И вдруг я принял новое решение.

16 декабря 1991 года я расторг свой контракт с «Нимом». Это случилось в тот момент, когда я был доведен до изнеможения всеми интригами, разворачивавшимися за кулисами. Поставив свою подпись, я полагал, что смогу вдохнуть свежего воздуха, Но ошибся.