Флагелляция в светской жизни

Я не стану описывать ужасные подробности второй части наказания Луизы. Признаюсь, я просто не мог на это смотреть, и после первого же удара закрыл глаза. Ксли бы мои руки не были скованы, то я бы охотно заткнул и уши: слушать мерный свист розог на фоне душераздирающих криков несчастной девчушки не было никаких сил. Даже когда все закончилось, от избытка децибел в моих ушах стоял такой звон, как будто бы я был контужен. Я решился взглянуть в зеркало: нежные места бедной Луизы кровоточили, словно обработанные жесткой наждачной бумагой. Стежки и рубцы образовали ужасную паутину покрывшую внутреннюю часть бедер и низ живота девушки. Капельки крови стекали по истерзанным ягодицам на спину ее приятеля. У обоих высеченных рубцы постепенно начали приобретать синюшный оттенок. Очевидно было, что такие следы заживут не скоро.

Пока охранницы освобождали от ремней не перестающую выть Луизу и стонущего Билла, я осознал, что сейчас, скорее всего, будет моя очерель. Так и вышло: как только станок освободился и медсестра за уши вывела хнычущую парочку из зала наказаний, Мира, взяв со стола синий листок, объявила мое имя. Охранницы, поддерживая за руки, подняли меня с колен, и поставили перед ней. Мира оглядела меня с ног до головы, видимо, оценивая то, насколько сильно я испуган. Под ложечкой засосало от страха, но я, невзирая на свой жалкий голый вид, старался не показывать этого.

— Вы приговорены к порке за незаконное вторжение в частное владение. — Мира смотрела на меня строго, но в ее глазах я заметил некое лукавство. — В соответствии с предписанием вам назначено тридцать ударов ремнем по обнаженным ягодицам. Поскольку это ваше первое наказание, то вы, согласно правилам, имеете право выбрать из нас двоих ту, которая приведет его в исполнение.

Мария и Мира выжидающе посмотрели на меня. Нечего сказать, замечательная привелегия для новичков: самому выбирать себе палача. Впрочем, для меня альтернативы не было: если мне суждено сегодня быть выпоротым, то пусть это сделает она…

— Я хотел чтобы это сделала ты… то есть вы, мэм…

Мира слегка улыбнулась и кивнула головой охранницам. Через минуту я был прикручен к станку в той же позе, что и Майкл. Попытался пошевелиться — безуспешно. Руки были подтянуты к лопаткам так, что было невозможно двигать плечами. В поясе тело стягивал ремень, ноги были вплотную притянуты к опорам. Кожа на предполагаемом месте наказания была натянута, я был полностью обездвижен и беззащитен. Краем глаза я увидел, как Мира снимает со стены толстый ремень, примерно полуметровой длины, раздвоенный на конце. Она обошла меня сзади, и через секунду я почувствовал, как холодная кожа прикоснулась к моим ягодицам. Мира примеривалась. Я напрягся в страшном ожидании первого удара…

Мира размахнулась, ремень прошелестел в воздухе и врезался сразу в обе половинки моего зада. Шмяк! По телу словно пробежал электрический разряд — от копчика к голове, попал в мозг и взорвался там яркой вспышкой. "Один!" — услышал я голос Марии. Боже, до чего же больно! Это не рука "госпожи" с легонькой плеточкой, которой та играет в порку, это рука профессиональной экзекуторши, умеющей причинять нешуточное страдание, и то что происходит со мной — это настоящая порка… Нет, я не рассчитывал на снисхождение Миры, но никак не ожидал от нее ТАКОЙ боли.

Пока я разбирался в своих ощущениях, последовал сотрясший мое тело второй удар, чуть пониже. "Два!" Если после первого у меня просто перехватило дыхание, то после второго я начал отчаянно ловить ртом воздух, собирая силы для первого крика. Терпеть такую порку молча не было никакой возможности, и я с небольшим запозланием издал первый вопль и попытался пошевелить ягодицами. Тщетно. "Три!" Я чувствовал как наливается кровью пораженное место, как горят полосы, куда угодили края ремня, но ничего не мог сделать для того, чтобы унять нарастающую боль. Только кричать… Снова свист ремня, удар… "Четыре!" Из глаз брызнули слезы и я, не сдерживая себя, заорал. "Пять!.."

Боль нарастала снежным комом, каждое новое соприкосновение орудия наказания с моим задом вызывало непроизвольные сокращения тела, старающегося увернуться от жалящей полоски кожи. "Шесть!" Я перестал контролировать себя: английские мольбы о прощении и руские матерные ругательства посыпались из меня помимо моей воли, я чувствовал себя попавшим в ловушку животным, которому надо было во что бы то ни стало вырваться, прекратить эту ужасную боль хотя бы на минуту… "Семь!" Удары теперь приходились по уже пострадавшми местам, это усиливало их эффект. "Восемь!…" Тут у меня наступил какой-то провал в памяти. Спустя какое-то время осознание себя вернулось, но в довольно непривычной форме.

Мое сознание словно отделилось от тела, оно было над ним. Наверное, это была какая-то защитная реакция организма на сильную боль. Мое туловище, руки, ноги продолжали бессознательные хаотичные движения, пытаясь вырваться из пут, легкие и голосовые связки издавали нечленораздельные звуки, ягодицы судорожно сокращались после каждого удара, из глаз лились слезы, а вот сознание… Сознание существовало как бы в стороне, оно не чувствовало ни боли, ни страдания, паря в каком-то невесомом белом эфире, словно во сне. Мне на секунду показалось, что это я умираю, стало страшно, я "проснулся", сознание вновь срослось с телом и… я вновь ощутил жуткую боль от ремня. "Двадцать три!"

Не стану описывать, что мне стоило вытерпеть оставшиеся семь ударов. Никому из читающих этот рассказ не пожелаю такого испытания, пусть даже кто-то и заслужил подобной экзекуции. Хорошо фантазировать о старых добрых временах, когда провинившиеся получали узаконенную публичную порку за свои грехи. Иногда даже забавно представить себя на их месте. Но не дай бог никому из таких "мечтателей" ощутить это всерьез и на своей шкуре. Гарантирую, что фантазии на подобные темы пропадут у вас надолго, если не навсегда.

Когда меня отвязывали, я был готов целовать ноги Миры и благодарить за то, что порка прекратилась. Если моментами я и ощущал бессознательную ненависть к своей истязательнице, то к окончанию процедуры она куда-то улетучилась, вероятно потому, что я был попросту обессилен. Во всяком случае, мстить я никому не собирался… Зад мой горел огнем и единственным желанием было хоть немного охладить его. Руки мои были по-прежнему в наручниках, и сделать это было не так просто. К тому же Мира, ухватившись за ухо, потащила меня прочь из зала наказаний. В соседней комнате, с помощью медсестры, все еще приводили себя в порялок Луиза и Билл. Я подумал, что тоже нуждаюсь в медицинской помощи, но Мира повела меня дальше, через приемную и коридор.

Мы вошли в какую-то небольшую, почти пустую, если не считать пары стульев, комнату. Мира заперла дверь и приказала мне встать к левой стене, а сама отодвинула штору, закрывающую стену противоположную. За шторой оказалось большое стекло и в нем я увидел… уже знакомый мне зал наказаний, и то, как охранницы привязывают к станку беднягу Майкла. Очевидно, зеркало, перед которым мы стояли на коленях, было полупрозрачным. "Это комната для зрителей." — пояснила Мира. Она подошла ко мне и ладонью вытерла слезы с моего лица. Такая неожиданная ласка удивила меня, Мира сейчас была вновь та, какой я ее знал до сегодняшнего дня. Что же, интересно, она теперь придумала?

— Мне понравилось тебя пороть, ты молодец, я не думала что ты согласишься на наказание. И я хочу тебя вознаградить, — в ее глазах загорелся дьявольский огонек, — Но, чтобы ты не наделал глупостей, я не стану с тебя снимать наручники, окей?

Ее ладонь скользнула по моей груди и животу, коснулась бедер и, завершив путешествие, обхватила мои яички. Пальцы второй руки защекотали головку пениса. Он воспрял и доаольно быстро принял боевую стойку. Мира плотно прижалась ко мне грудью, ее руки мяли и терзали мое мужское достоинство, причем делали они это довольно грубо. Такое обращение могло бы показаться слишком жестким, но по сравнению с тем, что я испытал от ее рук пять минут назад — это была просто неземная, возбуждающая ласка…