Дела собачьи

– Знаешь, меня не отпускала мысль: а вдруг мы что-то не так зашили? – облегченно вздохнула Наташа, увидев лужу на полу. Меня эта мысль тоже не отпускала. Не имея опыта, мы ненароком могли повредить и кишечник, и мочевой пузырь.

– Мы много чего могли, – быстро согласилась я.

– Чуть не забыла, – перевела разговор на другую тему Наташа, – я нашла ей нового хозяина. В моем же доме. Отличный старикан… Охотник. Вечером мы ее отсюда и заберем.

Про себя я подумала, что у нашей крестницы все-таки появился ангел-хранитель…

Вечером все образовалось как нельзя лучше. У собаки появился и новый дом, и заботливый хозяин. Выздоравливала она удивительно быстро и без осложнений. Как положено, через две недели сняли швы, и очень скоро не осталось и следов от страшного острого опыта. Разве что в памяти, может быть!

Лада – так назвал собаку ее новый хозяин – прожила после своего второго рождения еще пятнадцать лет. Больше никогда и ничем не болела. Была любимицей не только своего хозяина, но и всего двора, особенно детей. Ее историю знали все… Лада и мне частенько попадалась на глаза. А однажды Наталья продемонстрировала один из ее удивительных фокусов. Мы сидели на подоконнике и пытались что-то вразумительное усвоить из учебников: зачеты не любят шуток, но настроения не было никакого. Была весна, светило солнце! Ну какие, скажите на милость, могут быть занятия? На ура принимался любой предлог, от них, от занятий, отвлекающий. Свесившись из окна, Наташка вдруг сказала:

– А ну, посмотри! Может, узнаешь старую знакомую?

– Какую еще знакомую? – отвлеклась от книги я и тоже выглянула во двор. Сквозь не полностью распустившуюся листву хорошо была видна внутренность двора. Прямо под окнами виднелась детская площадка с «дежурной» песочницей посередине. А в ней, позевывая, но явно наслаждаясь хорошей погодой и в ожидании приключений сидела собака. Одного взгляда на нее было достаточно.

– Натка! Неужели она?

– А то кто же? – смеясь, запрокинула голову Наталья.

– Пойдем посмотрим на Ладушку поближе!

– А вот гляди-ка, что сейчас будет! – напустив на себя таинственный вид, прищурилась Наталья и крикнула: – Ладуля!

Я вопросительно посмотрела на Наталью. От этой вертихвостки можно было ожидать чего угодно, но она на удивление спокойно и обыденно сказала:

– Иди, открывай дверь!

Входная дверь от черного хода была рядом с ее комнатой, хорошо было слышно, как дверь энергично и требовательно царапали собачьи лапы.

– Ну, что ты копаешься? Иди! Она сейчас дверь снесет! – прикрикнула на меня Наталья. Я распахнула дверь, и к нам в комнату влетел метеор, изо всех сил вращающий хвостом. В считанные секунды Лада успела пронестись по комнате, заодно облизать нас горячим языком и замереть, выжидательно глядя нам в глаза. Ну и дела!

– Наташ! А что, она всех так знает? Или только тебя?

– Представляешь, всех, живущих в доме, и еще ни разу не ошиблась адресом. Каково?

Псина тем временем аппетитно хрустела сушкой, на лету поймав ее из рук Наташки. А потом так же весело умчалась обратно во двор.

Прошло несколько лет. Как-то я спросила у Наташи, как поживает Лада.

– Представляешь, жива! Ей ведь почти пятнадцать лет! – живо откликнулась Наталья. – Кто бы мог подумать?

– Да! Но что меня по-настоящему удивляет, так это то, что она с тех пор ничем не болела! Вот ведь судьба!

– А знаешь, все соседи очень жалели, что у нее никогда не было щенков, – задумчиво произнесла Наташа. – Почему? Может быть, были повреждения во время опыта, а может, мы все-таки что-то не так зашили?

Не в этом главное! Главное – что в тот далекий день вмешалась судьба.

Джейси

Прием пациентов в лечебнице близился к концу, когда на пороге кабинета возникла мужская фигура с собакой на поводке. Солнце, с утра затоплявшее терапевтический кабинет ярким светом и нестерпимой жарой, уже давно переместилось на запад и забавно высвечивало контуры каждого входящего, не давая разглядеть ни лица хозяина, ни морды пациента. На этот раз собаку и без солнечных причуд разглядеть было трудно. Очередным пациентом был малый пудель черного окраса. Длинная и хорошо начесанная челка закрывала почти всю морду собаки, скрывая глаза, а интенсивный черный окрас усиливал ощущение «силуэта без подробностей». Что было видно хорошо и бросалось в глаза – пес не опирался на правую переднюю лапу, вытягивая ее вперед в жесте попрошайки. Я перевела глаза выше и встретилась с изучающим меня взглядом хозяина черного очаровашки. Он неожиданно спросил:

– Вы любитель риска?

– Многообещающее начало… Допустим – да, но я пока не очень понимаю, при чем тут риск?

– Собаке нужно ампутировать переднюю конечность чуть ниже локтевого сустава, – профессионально поставил задачу он.

– А может, вы все-таки сначала расскажете, что случилось, и я сама посмотрю?

– Куда его поставить? – деловито произнес он. – А рентгеновский снимок – вот…

Пудель, подхваченный сильной рукой, перышком взлетел на смотровой стол и замер там, не меняя позы. Из-под челки заблестели внимательные глаза, а лапа доверчиво протянулась мне для осмотра. Хотите верьте, хотите – нет, но у меня почему-то сразу создалось впечатление, что пес прекрасно понимает человеческую речь – настолько мудрым и понимающим был его взгляд. Как потом оказалось, все имело более прозаическое объяснение: собаку так часто смотрели врачи, что у нее уже выработался прочный рефлекс. Но тогда я этого еще не знала, и мгновенно протянутая мне лапа вызвала искреннее восхищение сообразительностью пса. Пока я прощупывала вежливо поданную мне лапу, хозяин продолжил рассказ, точно, четко и без излишних подробностей излагая самое необходимое.

Несколько месяцев назад пудель попал в автомобильную аварию. Остался жив, но травмировал переднюю лапу. Сутки спустя был сделан рентген, который показал незначительную трещину лучевой кости. Она казалась настолько неопасной, что даже не стали накладывать гипс, а ограничились обычной лубочной повязкой. Спустя дней десять сняли и ее, но хромать собака не перестала. Более того, лапа ниже трещины стала терять чувствительность и как бы усыхать. Я слушала хозяина, а про себя комментировала: «Правильно! Диагноз в данном случае поставить несложно: парез лучевого нервного ствола и как следствие – возможная парализация». Этот диагноз прозвучал и в рассказе хозяина. А я тем временем продолжала осмотр и через густую шерсть прощупала шрам, идущий вдоль лучевой кости:

– А это откуда? – не замедлила поинтересоваться я.

– Это уже продолжение истории… – торопливо продолжал хозяин, – мы как-то услышали по радио передачу о новых разработках в области медицины. Речь, в частности, шла о восстановлении нервных стволов при помощи пересадки нервной ткани. Ну… мы с Джейси и поехали в этот институт. В общем, он побывал у них в роли подопытного кролика.

– Судя по вашему предложению об ампутации, полагаю, что пересадка не принесла желаемого эффекта?

– Если бы вы только знали, как после операции намучился пес! Про нас я уже и не говорю…

Взяв в руки обычную иголку, я принялась легкими покалываниями определять, в каких точках лапы сохранилась болевая чувствительность. Получалась невеселая картина: в любом месте ниже точки травмы собака вообще не ощущала боли. Другими словами, паралич уже наступил, а в дальнейшем можно было ожидать ухудшения трофики (питания) тканей ниже травмированного участка. Два глаза хозяина и два собачьих, одного – коричневого – цвета и с одинаковым выражением ожидания внимательно смотрели на меня.

А меня, надо сказать, раздирали сомнения. Нет, не то чтобы я сомневалась в диагнозе! Да ни секунды! Но этот диагноз диктовал только один выбор – ампутация. Ничего другого. К тому же мне никогда не приходилось самой проводить подобные операции. Только ассистировать. Тут было о чем подумать!