Дела собачьи

Люсенька

Эта история скорее смешная. Героиней на этот раз будет тигровый бультерьер с прелестным именем Люсиль.

У Люськи сложная судьба, она не сразу нашла себе хозяина, и, прежде чем обосноваться на постоянном месте жительства, она успела поменять нескольких. Ее личной вины в том не было. Она обладала прекрасным, уравновешенным характером. А внешность? Буль есть буль! И сейчас найдется немного желающих утверждать, что бультерьеры – эталоны собачьей красоты. Но любой из них почти наверняка способен внушить к себе уважение. Люська, несмотря на перипетии своей судьбы, была весела, жизнерадостна и на удивление доверчива ко всему человеческому роду. В одном доме у кого-то обнаружилась аллергия на собачью шерсть, в другом – не смогли разглядеть за пугающей внешностью удивительно доброжелательный и благодарный характер, пока я наконец твердой рукой не воспользовалась авторитетом заводчика и решила сама искать ей хозяина или оставить ее у себя. Но в моем доме она все-таки не появилась – хозяин нашелся и для нее.

Третий, он же последний хозяин бульки – очень приятный мужчина средних лет и средней комплекции, но высокого положения. Первопричиной его решения (взять Люську) была редкость и экзотичность этой породы. Но в первую же встречу они мгновенно нашли общий язык, причем до такой степени, что жена не на шутку заревновала. Слава богу, что женщина не поставила мужа перед выбором: привязанность Владимира Владимировича к Люсе (дочке) была так велика, что однозначность решения не вызывала сомнений – собака. И, конечно, у Люсеньки обязательно должны быть детки (а у него – внучатки). Я с трудом сохраняла серьезную мину на лице, видя, с какой ответственностью выбираются «женихи» для Люськи. На редкость забавно было видеть Владимира Владимировича в роли свахи. Наконец все «технические» детали были решены, и располневший Люськин живот с каждым днем все более явно указывал, что вскоре нам предстоят приятные волнения. Казалось, все было предусмотрено, но… Начинаются роды в ночь, ломается моя машина. Елена – жена Владимира Владимировича, спешно выезжает на своей, справедливо полагая, что ни одно такси поздно вечером меня не повезет за город… В общем, не везет, так не везет по полной программе.

Бультерьеры рожают, как правило, трудно и долго. Объясняется это легко: крупные щенки с крупными головами, очень мощная мускулатура у матери, которая скорее мешает, чем помогает. Короче, очень часто роды заканчиваются кесаревым сечением. Этого мы боялись больше всего, особенно владельцы, а я – за компанию с ними. К приезду Елены я была уже полностью готова ко всему и к кесареву сечению тоже. Наготове у дверей стояли в виде осязаемого свидетельства готовности кейс и спортивная сумка, начиненные лекарствами и инструментами.

Интересно, сейчас кто-нибудь помнит МКАД такой, какой она была лет двадцать назад? Мало таких? И слава богу! Однако благодаря «той» поездке я ее запомнила навсегда. Еще садясь в машину, я с некоторой долей сомнения взглянула на Елену, но промолчала, А ее вид настораживал… Значительная небрежность в одежде вполне соответствовала ситуации, но это было еще далеко не все – Лену трясло, как в лихорадке. Устраиваясь рядом с ней на сиденье, я попыталась пошутить:

– Ты часом сама рожать не собираешься?

– Ох, хоть ты душу не трави! Лучше бы я сама рожала! – затравленно ответила она и резко надавила на газ. Еще раз взглянув на нее, я вручила свою душу и тело Богу и съежилась на переднем сиденье. Машина понеслась сломя голову, и в считанные минуты мы уже были на Кольцевой. Тут мы обе без слов поняли, что быстро проехать не получится по причине несусветной пробки – очередная авария… Прошло немало времени, а мы все еще ползли со скоростью черепахи. Меня уже тоже слегка потряхивало, потому что, по всем расчетам, мы успевали только… в общем, черт знает, к чему мы успевали!

Загородный дом сиял всеми огнями, как в большой праздник, что нас это ох как не обрадовало! Кое-как припарковав машину, мы с Еленой вбежали в дом и стали подниматься по лестнице на второй этаж, ожидая любых неприятностей. Спустя минуту перед нами появилась Люська: морда озабоченно взволнованная. Внимательно уставившись на нас, она коротко рявкнула «Мгау-гау!» и опрометью кинулась куда-то вглубь. Мы с Еленой почему-то без перевода мгновенно поняли, что надо идти, и причем быстро. Буквально пролетев несколько комнат вслед за собакой, мы замерли на пороге самой дальней, оценивая увиденную картину: Владимир Владимирович с закатанными рукавами почему-то женского халата и по локоть испачканными кровью руками обессиленно сидел в кресле и что-то обреченно глотал из рюмки (сердечные капли, как выяснилось потом). А булька торопливо собирала в кучу на шкуре медведя пять маленьких комочков, которые при этом пронзительно вопили. Факт был налицо – роды закончились. Мы, конечно, опоздали… Подробности происшедшего в наше отсутствие действа мы узнали от «главного акушера», то есть вынужденного им стать Владимира Владимировича. А первый вопрос мы с супругой задали одновременно:

– Ты (вы) же ничего о родах не знаешь(ете)?

– Курьи головы! Разве на вас можно положиться. Все приходится делать самому, – уже уверенным, но еще слегка дрожащим голосом ответствовал он, устраиваясь в кресле поудобнее.

Мы с Еленой переглядываемся и понимаем, что нас ждет очень живописный рассказ.

Отправив жену за врачом и оставшись один, Владимир Владимирович мирно устроился в кресле с рюмочкой коньяка и с полной уверенностью, что он обеспечил себе место зрителя в первом ряду партера. А между тем процесс шел своим чередом. Люсиль беспокоилась, тяжело дышала, временами начинала из шкуры на полу строить себе гнездо, вернее, рыть нору, с сомнением поглядывая на свою работу, чтобы через несколько минут найти в ней изъяны и опять, и опять приниматься за их исправление. Время шло, нас все не было. Теперь уже волновалась не только собака. Люся несколько раз подходила к Владимиру Владимировичу, но по его растерянному виду в конце концов поняла, что меры надо принимать самой… Мелкая дрожь сменилась на сильные, хорошо видные тянущие движения тела, а хозяин в растерянности сидел и смотрел то на бультерьера, то на рюмку с коньяком, все еще полную. А тем веменем прошла еще одна мощная волна по телу Люси. Она подскочила к любимому хозяину, разразилась оглушительным, требовательным лаем и повернулась к нему, как он выразился, задним фасадом. О ужас! Головка щенка уже высунулась наружу и, как ему показалось (а может, и нет), высунула ярко розовый язык. Несчастная мамаша выразительно отвела в сторону хвост и еще более выразительно посмотрела на хозяина. Смысл взгляда был предельно ясен: помогай, я больше не могу!

– Представляете, я тащу, а оно мне палец пытается укусить и пищит. Вытащить-то вытащил, а что дальше делать – черт его знает. Отдал Люське. Дальше она сама разобралась, а попутно мне руки вылизала. Потом щенку что-то отгрызла, съела и на меня смотрит. – Рассказ ненадолго прерывается по причине глотка из рюмки, но уже, по-моему, с коньяком, а не с каплями Вотчала.

– Ну а дальше? – торопим мы.

– Дальше процесс пошел, как по конвейеру. Я вытаскиваю, а она подхватывает. – Счастливого хозяина ну просто раздувает от гордости. И хотя для меня ощущение новизны родового процесса давно уже не новость, мне очень хорошо знакомо это состояние гордости от удачно проведенного дела.

Лена еще продолжает любопытствовать, а во мне проснулся профессионализм:

– Владимир Владимирович, хоть руки-то вымыли?

– А как же, – с победоносным взглядом услышала я в ответ. – Коньяком!

Лена начинает потихоньку сползать с кресла куда-то вниз, давясь беззвучным хохотом.

– А это что? – спрашиваю я, показывая на халат, основательно запачканный кровью и плодными водами, уже принявшими зеленоватую окраску, забавными разводами, расплывшимися на тонкой ткани.

– Ну… Так же положено, – немного смутился новоявленный акушер.