Плохая собака. Как одна невоспитанная собака воспитала своего хозяина

Поздравляю, Марти, ты сломал лапу своей собаке… Теперь она не попадет на «Познакомьтесь с породой», и не по своей вине.

Пока моя кровь медленно превращалась в желе, Руби вспрыгнула на собачью лежанку и принялась мутузить Холу лапками, словно миниатюрный пекарь в маленьких белых перчатках.

Сидя в ветеринарной клинике в ожидании вердикта врача, я набрал номер Глории и сообщил, что ей все-таки не стоит приезжать на выставку.

— Ты ее замучил, — сказала жена. — Зачем ты так с ней?

— Все не настолько серьезно.

— Марти, ты сломал ей лапу! Это серьезно.

— Может, это и не…

— Кажется, я знаю, какое у тебя было детство.

— Какое?

— Непроглядная тьма, — ответила Глория. — Ты издеваешься над собакой, чтобы она получила этот дурацкий сертификат, хотя он ровным счетом ничего не значит. На самом деле он не нужен ни ей, ни тебе. Ты ее не слушаешь. А она из шкуры вон лезет, чтобы сделать тебя счастливым, она… она…

— Ты плачешь? Глория, не плачь. Не надо, — сказал я умоляющим тоном. Теперь у меня появилось мерзкое чувство, будто я сделал что-то ужасное — в смысле, еще более ужасное, чем думал.

Глория еще пару раз всхлипнула и громко высморкалась.

— Слушай, — наконец сказала она, — будь осторожней с Холой. Ладно?

— Обещаю. Я же ее люблю.

— Я знаю.

— Мне так жаль, дорогая.

— Я знаю.

Ветеринар сказала, что это не перелом, а вывих, и прямо сейчас помочь Холе ничем нельзя.

— Не волнуйтесь, — добавила она. — Просто дайте ей отдохнуть.

— Хорошо, — ответил я. — У нас как раз есть один день на отдых.

Выставка проходила, как я уже говорил, в центре Джейкоба Джейвитса — уродливом монстре на берегу Гудзона, в самом конце Вест-Сайда. Единственное, с чем у меня ассоциировалась эта громада из стекла и бетона, — так это с памятником толпе, бессмысленной и беспощадной. У дверей извивались нестройные очереди за билетами и в гардероб. Вход со своими собаками был запрещен (и слава богу). Внутри торговали собачьим кормом, переносными клетками и аксессуарами, а также настойчиво зазывали в клубы дрессировки.

Посередине была устроена площадка размером с бейсбольную, вокруг которой стояли четыре или пять рядов складных стульев, занятых зрителями. Там проводились демонстрационные испытания на послушание, ловкость, умение ходить на поводке и в упряжке. Рядом можно было полюбоваться выучкой полицейских собак.

У задней стены в алфавитном порядке расположились больше сотни стендов, посвященных породам, признанным в АКС. Я живо представил кошмар, через который пришлось пройти организаторам. Конечно, с йоркширскими терьерами, лабрадорами и овчарками проблем не возникло — но рядом сидели мексиканские голые ксоло и фараоновы гончие! Как ни странно, на выставке не было золотистых ретриверов. Выделенный им стенд пустовал.

В зале поменьше, слева, были собраны кошки — примерно сорок пород. Кошачья выставка пользовалась меньшей популярностью. Та же Холли Винтер, книжная героиня, афористично выразила мнение большинства собачников: «Собака начинается с той же буквы, что Спаситель и Сакральный. А кошка? Корысть? Коварство? Извините, не вижу духовного масштаба».

Заглянув на «кошачью половину», я убедился, что хвостатых участниц выставки абсолютно не занимает происходящее — большинство кошек спали. У меня сложилось впечатление, что они просто не считают посетителей выставки достойными своего божественного внимания.

Вот за это я и люблю кошек.

У меня в планах было заглянуть к Лилиан и, если повезет, проконсультироваться с Мэри Берч — знаменитой писательницей, зоопсихологом, специалистом по выработке условных рефлексов у собак. Мэри являлась координатором программы СХГ и ее официальным представителем. Однажды я видел ее выступление в передаче «Сегодня»: она говорила, что совершенно любая собака может сдать этот тест.

Врала, в общем.

По телевизору Мэри выглядела как настоящая южанка. Насколько я знал, у нее вот-вот должна была выйти книга «Собака-гражданин» — первый полный справочник по СХГ, если не считать монографии Джека и Венди Вольхардов десятилетней давности.

Я отыскал ее на маленькой площадке для демонстрационных тестов, которая неудобно расположилась между торговыми палатками, напротив киоска, где продавали огромные сырные кренделя. К площадке выстроилась очередь из собачников, готовящихся пройти тест СХГ.

Мэри оказалась высокой женщиной-командиршей. Благодаря яркому макияже и тугой завивке она разительно отличалась от типичного собирательного образа дрессировщицы. Обычно такие дамы считают писком моды любую рубашку, на которую еще не успел помочиться их пес. В руках она держала блокнот-планшет.

Что меня сразу поразило, собаки-демонстраторы были оченьподготовленными. Одна женщина попыталась достать из кармана лакомство и была немедленно удалена с площадки. Впрочем, мотивировать собак не было нужды — каждое их движение было отточено до автоматизма. Мое самомнение рухнуло со скоростью топора, но в конце концов я сообразил, в чем дело: это были специально обученныедля показа псы. И все они уже прошли СХГ.

Немного понаблюдав за показом, я снова нырнул в толпу и бодро зашагал к стенду с бернскими зенненхундами. Над ним развевался швейцарский флаг, стены украшали постеры с Альпийскими горами. Внутри еле умещался вольер с парой огромных бернцев — спокойных, как слоны. Лилиан стояла в окружении собачников. Среди них выделялся тощий парень с вьющимися волосами. Его зенненхунд стоял рядом, запряженный в традиционную швейцарскую тележку для молока.

На стенде было много людей. Они задавали вопросы. Спрашивали, сильно ли линяют бернцы, долго ли живут, легко ли их дрессировать. Знаете, с такими вопросами можно было сэкономить на входном билете. Я и так могу сказать: не заводите зенненхунда. Эти собаки линяют с такой скоростью, что вскоре вся ваша мебель покроется трехцветным шерстяным одеялом. Живут они восемь лет — или девять, если повезет. И если бы вы были чуть повнимательнее, то давно бы сообразили, каково их дрессировать.

Но черт возьми, они пользуются бешеной популярностью.

— Холе лучше? — спросила меня Лилиан.

— Она пока отдыхает.

— Приведете ее завтра?

Я живо представил Холу, которая бросается на пожилых леди и в приступе любви проводит по их ногам (в лучшем случае) здоровой передней лапой. Вопли… Всеобщее смятение… Перепуганные собаки несутся прочь, сметая все на своем пути…

— Знаете, — сказал я, — меня все же беспокоит ее вывих.

Но, взглянув в открытое лицо Лилиан, бесконечно преданной своему делу, я понял, что не могу ей врать. По крайней мере, так нагло.

— Боюсь, она будет нервничать.

Бинго. Получите приз за умолчание месяца.

Видимо, Дебби, тот самый тощий парень, друг Лилиан, что-то расслышал в моем голосе.

— Не беспокойтесь, — сказал он. — Просто слушайте свою собаку.

И я сразу проникся к нему симпатией.

Когда я вернулся на маленькую площадку, демонстрационные тесты уже закончились. Я немного побродил вокруг в задумчивости. И разумеется, стоило мне потерять надежду случайно встретиться с Мэри Берч, как я тут же увидел ее.

Все очень просто: я задержался у стола с книгами о дрессировке. А когда поднял глаза, обнаружил, что Мэри стоит рядом.

— Знаете, я был на вашем демонстрационном показе, — сказал я первое, что пришло в голову.

— Да? — откликнулась она голосом, в котором читалось: «Так вот что за идиот бродил у площадки».

— Я просто хотел сказать… здравствуйте.

— Здравствуйте.

Такой тон больше подошел бы для «Покойся с миром».

После короткой паузы она смилостивилась и бросила мне кость:

— Как вам сегодняшняя выставка?

— О, замечательно. Я только что со стенда бернских зенненхундов, там столпотворение. У меня самого зенненхунд.