Про волков, собак и кошек

Путь свободен: «Дахмат, Дахмат, да выходи же ты!» Тишина, все затянуто дымом. Мельком оглядываю потолок — вроде бы огня нет — и влетаю в избу. Ни черта не видно, дым ест глаза, принимаюсь обшаривать все углы и пространство под лежаком. Наконец-то, вот он! Забился в самый дальний угол, свернулся в клубочек и не шевелится. Хватаю за шиворот и волоку к двери — так он, дурень, с перепугу еще и упирается. Но, слава богу, увидев уличный свет, вылетает пулей во двор. Захлопываю дверь, кричу: «Я буду выпускать кобелей, а ты их куда-нибудь распихивай!»

Теперь к Муштари, у его вольеры уже занялся дальний край крыши. Здесь, к счастью, без проблем, просто открыть дверь. А Лариса уже перехватывает ошалевшего зверя на водилку.

Оглядываюсь: вольера Уртока в стороне, но все равно близко, и к тому же пламя ползет по силовому кабелю, провешенному как раз по наружной стене. Вывожу и его, но дальше-то как быть?! По счастью, рабочий уже отключил общий рубильник и, чуть не силой отобрав у меня топор (Вот как? Я все еще с ним бегаю?), перерубает проклятый кабель.

Уф… Понятно, что избу нам уже не спасти, можно спокойно одеться и покурить. О, крыша провалилась. Лариса говорит: «Жалко-то как, я же только вчера перетаскала с Виталькой машину опилок на террасу: пропали опилки!» Смеемся с облегчением и отходим подальше, а вот и пожарные, целых три расчета, ну и зеваки набежали. Вот же не лень людям машины бросать на дороге, чтобы полюбопытствовать на чужое несчастье.

— Чего горит-то — дом?

— Нет, хозблок…

— А-а-а… (чуть разочарованно).

— И не сгорел никто?! — (А это чуть ли не с надеждой… Блин, уроды, что вам тут — утренний выпуск новостей по телику, что ли?)

— Нет, он нежилой!

— У-у-у… — (Теперь уж точно разочарованно: всего-то делов — пожар и никаких трупов — обидно, да?!)

Командир пожарных спрашивает настойчиво, этот хоть по долгу службы: «Точно никого в помещении не было? Запах…» — он заминается. А ведь точно, воняет горелым мясом и шерстью. Объясняем, что в избе стояли холодильники с мясом для собак и хранились мешки с вычесанной в линьку шерстью. Командир вздыхает с явным облегчением и спрашивает, мол, а сами-то собаки? Вот ему явно никаких трупов не нужно: ни людских, ни звериных, наверняка уже насмотрелся. Объясняем, что успели всех вывести. «Эвакуировали, значит, ну молодцы!» — и принимается командовать, как правильно растащить горящие бревна.

Через полчаса все закончено, обугленные развалины еще дымятся, но огня нигде нет. Пора бы подумать, куда мы денем двух кобелей, оставшихся в зиму без крыши над головой, да и позавтракать бы не грех, но сначала все-таки покурить!

Вот так оно и было. У кобелей теперь новые вольеры, у щенков — новый щенятник, Дахмат — бодр и весел, только панически боится запаха дыма, а мы с Ларисой по-прежнему курим. Мы с ней точно знаем, что и от вредных привычек бывает огромная польза!

Читайте на ночь советские газеты

Самый разгар «бешеной перестройки» — 93-й год: каждый выживает как умеет, состояния делаются и проживаются только что не за неделю. Впрочем, меня это касается постольку, поскольку есть стабильный спрос на среднеазиатских овчарок. Благодаря чему я могу с удовольствием разводить эту еще новую для меня, но уже очень любимую породу. Занимаюсь я ею вплотную неполных четыре года [30], но уже очарована, и похоже, на всю оставшуюся жизнь. Наконец-то я нашла собак, которые по интеллекту, поведению, силе и красоте равны любимым мною, но, увы, навсегда утраченным волкам.

Так что, ура рыночным отношениям, наконец-то советскому человеку есть что охранять, кроме своих многочисленных цепей, наконец-то востребована умная, мощная, а главное, самостоятельная и неприхотливая собака для охраны. И эта собака — среднеазиатская овчарка — не зашоренный немец, не злобный москвич, не любимый мною некогда ризен. Нет, это среднеазиат и только он! Именно поэтому моя азиатка Лал-Гишу [31] имеет возможность рожать и выращивать щенков. Поверьте на слово — можно быть фанатом любой породы, но если щенков не покупают, то нельзя заниматься разведением. Это преступление, прежде всего против ни в чем не повинных малышей, которые еще до зачатия обречены быть никому не нужными!

А у нас — красота! Гишу родила пятерых чудных детей от Сартая [32], и они очень резво расходятся по хозяевам. Разумеется, без рекламы не обойтись, и я каждый день даю объявления о продаже высокопородных, привитых щенков среднеазиатской овчарки в газету бесплатных объявлений «Из рук в руки».

Телефон регулярно разражается звонками. Ясно, что больше половины звонков — пустышки. Одни хотят узнать, что почем, — это, понятно, конкуренты-заводчики заняты маркетингом (вот какие слова мы выучили!). Другие предлагают какой-то немыслимый бартер, например, поменять щенка на радиотелефон и двадцать кило парной свинины. Кто-то дотошно выясняет все о родителях и обещает подумать. А звонил он что — в бессознательно-бессмысленном состоянии?

Вот и сейчас: звонит некая барышня и заводит долгую беседу. А сколько щенков, а какой масти, а кто родители, а какие оценки на выставках, а каких линий родители, и т. д., и т. п., и пр. У меня лопается терпение. Клиент, конечно, всегда прав, но она вряд ли клиент, да и время к 11 часам вечера. Взламываю нескончаемый поток вопросов своим контрвопросом: «А вы вообще-то давно породой занимаетесь, чтобы про линии и производителей спрашивать?» Ну достала, слов нет. Барышня несколько тушуется. Выясняется, что вообще азиатов не видела. Ну так приезжайте и посмотрите! Расстаемся довольно сухо.

Спустя еще четверть часа опять звонок. Ей-богу, отключу телефон к чертовой матери, спать охота, а у меня с этим трезвоном еще собаки не гуляны. Мужской голос, молодой и такой весь уверенный в своем праве морочить людям голову по ночам. Рявкаю в трубку: «Да!» (ну просто «Штирлиц здесь») — вот ща пошлю кого-нибудь, кто на часы не смотрит!

— Вам тут недавно звонили про щенков…

— Ну… — На большее меня не хватает, зверею я от этих модных фокусов: референт собирает информацию для босса…

— Так у вас есть белая девочка?

— У меня есть белая СУКА, даже две белых СУКИ! Терпеть не могу это ханжеское сюсюканье: у собак самец называется кобель, а самка — сука, и не надо делать вид, что никогда-никогда не слышал таких слов, блин!

— А сколько она стоит?

— Двести пятьдесят баксов без торга. — Вот тебе, и отстань от меня наконец, девочку ему белую…

— А можно мы сейчас приедем? — Тут клиент (ха, а ведь и вправду клиент) заминается. — То есть не совсем сейчас, нам ехать из Гольяново, а вы где живете?

Пытаюсь сообразить, где же это богоспасаемое Гольяново, — ах, Измайлово, ну-ну… Езды — час, не меньше. Но клиента надо ковать, пока он горячий. Поскольку к утру порыв пройдет, а вечером в приступе умиления человек купит в переходе у бабушки какую-нибудь помесь бульдога с носорогом. Так что объясняю дорогу.

— Вам ехать на Кутузовский, где дом Брежнева, знаете? — Я бы еще про Кремль спросила: кто ж этого не знает в девяносто третьем-то году! — Ну так вам в следующий дом от центра, там в арке еще «кирпич» висит, но вы проезжайте спокойно.

Быстренько выгуливаю собак, кормлю, а вот и звонок. Смотри-ка, еще и полночи не пробило, а клиент уже пошел.

На пороге молодая пара, оба высокие, поджарые, похоже, спортом занимаются. Садимся, разговариваем. А ничего, вроде нормальные ребята. Уже была азиатка, белая, но они ее по незнанию кормили «Педигрипалом», вот она и не выдержала. Жалко зверюшку.

Выпускаю своих девок — влетают в комнату и тормозят: чужие. Снежно-белая Умка замирает на пороге, присматривается и удаляется с независимым видом. Зато Бахор, у нее шерсть чуть розоватая, в полном восторге кидается знакомиться. Ребята — их зовут Олег и Лариса — тают и тоже приходят в восторг…