Собака — зверь домашний (Первое издание)

— Задавил бы меня, дьявол, не успей ты вовремя, — сказал, поднимаясь, первый.

— Жаль собаку. Убил, наверное. — Второй толкнул Дика ногой. — Жаль.

И снова песок, листья, мелкие щепки — все поднялось вихрем, разлетелось от дуновения ветра. Заволновалась на спине собаки густая шерсть.

Вертолет оторвался от земли, набрал высоту, заскользил в сторону и врезался в черную дождевую тучу.

Шевельнулась туча, вытянулась на небе, приблизилась к берегу и стала похожей на ведро. Ведро медленно перевернулось и потекла вода сплошными струйками. Хлынула на прибрежную гальку, хлестнула по шерсти Дика, по морде. Открылись глаза, дрогнули лапы, еще капля, вторая живительной влаги — и поднялся пес. Медленно, кругами прошелся по берегу. Но уже испарился запах человека и ямки следов размыла вода.

Дик побрел на сопку, проверил место, где лежал хозяин, прошел до обрыва и вновь вернулся на берег. Он сидел до тех пор, пока не погасло солнце. Потом вошел в воду и поплыл, огибая скалу.

Когда впереди открылся пологий берег, Дик вышел из воды и побежал в сторону поселка.

В предрассветной вышине еще светились звезды Большой Медведицы, еще поблескивала Полярная среди тускнеющей россыпи, а с востока уже пробивалась алая полоска зари.

Дик по-волчьи, бесшумно обошел поселок и спустился в ковш.

Цех безмолвствовал, лишь в консервном заводе светились окна и шелестел конвейер.

Катер покачивался, пришвартованный к пирсу. Дик легко взял метровую высоту борта, как обычно, поскреб лапой дверь и тотчас услышал чьи-то шаги. Он вильнул хвостом, радостно и негромко тявкнул.

Дверь приоткрылась, пахнуло соляром и водкой. Дик хотел войти, но дверь перед носом захлопнулась. Опять звуки шагов крадущихся, медленных. Дик подошел ближе к двери.

— Ах ты, гад, — прошипел Кандюк.

Щелкнула задрайка. Дик не успел отскочить. Механик ударил его длинной ручкой от помпы.

И снова соленая вода, разъедающая глаза и лапы. Дик поплыл к противоположной стороне ковша, но увидел, что человек, пахнущий соляром, ждет его с длинным багром на краю причала. Дик повернул к выходу и быстро поплыл в море.

— Смышленый. Смотри-ка, в ворота… Где теперь вылезет? В потемках не увидишь, — бормотал Кандюк, теряя пса из виду.

Дик выплыл к пустынному отлогому берегу за поселком. Отряхнулся и прилег. Полежав недолго, он подался в ближайший кустарник. Инстинкт подсказывал, какую травку надо искать, чтобы зажили раны.

Прибойная волна с шипением, как змея, наползала на берег. Дик проваливается в песок, перелезает через плавник и бежит по настилу засохшей морской капусты. Хочется пить. Съеденный возле цеха кусок соленой рыбы разжигает жажду. Ярко-красный язык свисает в сторону. Дик изредка хватает пастью набегавшую под ноги волну и снова бежит мелкой рысцой.

Старых следов уже не видать, их смыло дождем. Но вот под горой булыжина. Пес узнает этот круглый камень. На нем он оставлял свою метку, когда бежал в поселок. Надо проверить.

Дик останавливается. Тщательно, деловито исследует предмет. Так и есть. Камень хранит свежие, волнующие запахи. Здесь побывали собаки. Дик сразу определяет это.

А вот и стая. Вздыбилась шерсть на загривке у Дика, вздернулась верхняя губа: подходи!

Тощая собака с вислыми ушами продолжала грызть свою долю, еще две стояли, не решаясь напасть, и лишь один лохматый, бело-черный, типа лайки пес угрожающе зарычал.

Дик, роняя голодную слюну, отходит. Бежать нельзя, сочтут за труса. Оглядываться не следует, но быть настороже не мешает.

Дик скосил глаза и увидел, как лохматый пес кинулся к вислоухой и завладел мясом. Азарт охватывает Дика. Он срывается с места. Прыжок, другой, удар грудью — и чужак падает, но вот он уже на ногах.

Собаки не разбежались, как это бывало с поселковыми. Стая оказалась дружной. Они кинулись с четырех сторон на уставшего и голодного Дика.

Он едва успевал огрызаться: цап! цап! — укусы, отскоки. Рывок — вислоухая летит через спину и падает. Прием Чингиза. Можно не оглядываться. Закон естественного отбора вошел в силу. Упавшую рвали.

Днем парило, а ночью снова пошел дождь. Косые струи воды, гонимые ураганным ветром, больно хлестали по глазам и незаживающей ране на голове Дика.

Он медленно плелся вдоль берега, часто ложился и подолгу отдыхал. Лишь на восходе приблизился к поселку.

Туча уносилась на другую сторону острова, ветер стихал.

В сараях кричали петухи, вестники новых суток. Дик, низко опустив большелобую голову, подошел к дому Лены. Ему хотелось отдохнуть, зализать раны. Старая конура была тесной, но он свернулся калачиком.

Часом позже с ночной смены пришла хозяйка. Собаку она увидела сразу.

— Дик! Дик! — обрадовалась девушка. — Ох ты, хороший. Не забыл меня… Ой, да ты весь побитый. Пойдем со мной! Пойдем в комнату! Не хочешь… Ну, ладно, лежи. Сейчас я принесу тебе поесть и ранки промою…

Дик лежал и смотрел на Лену, пока она занималась врачеванием, а потом прикрыл глаза и задремал.

Вечером Лена собралась на работу.

— Дик! Дай-ка я тебя привяжу. А то убежишь. Вот и цепь от старых хозяев осталась. Ну, ну, не рычи! Вместе друга нашего ждать будем. Вот тебе жареная рыбка. Ешь!

Лена ушла. Дик съел рыбу и снова прикрыл глаза.

… Кандюк возвращался с работы. Он что-то мурлыкал, был в приподнятом настроении и решил заглянуть к Лене.

Кандюк оглянулся. Улица была пустынной. Зная, что висячий замок открывается без ключа, Кандюк решил подождать девушку в комнате. Он протянул руку к двери, но тотчас отдернул. Из старой собачьей будки раздался рык.

Кандюк попятился, но уйти не успел. Пес хватанул его за сапог, Кандюк упал, но быстро отполз и поднялся.

Дик храпел и рвался, пытаясь достать механика. Он в бессильной ярости греб когтями землю, натягивал до звона ржавую цепь, но человек был недосягаем. И тогда Дик залился злобным, отчаянным лаем.

— Ну, га-ад! — выдохнул Кандюк и осмотрелся: никого. — Теперь доконаю.

В желтых глазах механика загорелись мстительные огоньки, желтые зубы оскалились в злорадной ухмылке. Мужество возвращалось в его тщедушное тело.

Дик отступил. Он уже не лаял, а настороженно следил за палкой, занесенной над ним.

— На-а! Получай!.. Н-на, на, на!

Дик едва увертывался от ударов, многие достигали цели.

Еще взмах — и Дик крепко зажал палку в зубах.

— У-у, отдай! Отдай! — Кандюк тянул на себя, пес дергал к себе.

Кандюк выпустил из рук палку и отбежал. В нераспиленных дровах выбрал дубинку потяжелее.

— Н-уу, тварь…

Дубина, словно взрывом вскинулась вверх, начала быстро падать. Дик метнулся в сторону и почувствовал свободу.

Маленький обрывок цепи, несколько поржавелых звеньев, висел на его ошейнике.

Кандюк по инерции клюнул вниз и тотчас заслонился палкой.

— Нельзя! Нельзя! — завопил он, отступая. — Нельзя-а!

Дик надвигался, не издавая ни звука. Он был страшен!

— Если прыгнет, я пропал… А-а-а!!! — заорал механик. — А-а! Нельзя, Дик! Нельзя-а-а!!!

Жена увидела его в окно.

— Ой, — вскрикнула она, — загрызет Гришу. Заест волчи-и-на.

Ружье быстро оказалось в ее толстых руках.

— На, стреляй его, стреляй! — выбегая на крыльцо, кричала она.

Механик схватил ружье взвел курки. Дик остановился. Руки у Кандюка дрожали, ствол рисовал круги.

— Уйдет же, уйдет! Чего медлишь?!

— Дура! Ружье ведь не заряжено.

Когда Лена пришла в ковш, она в первую очередь подошла к «Сотому». Андрей и Костя сидели на узкой скамье, закрепленной возле рубки.

— Андрюша! Ты знаешь, кто пришел? Дик!

— Да-а?! А где он?

— У меня в будке.

— Точно? Я подскочу, посмотрю. У тебя есть чем кормить? А то возьми у нас. Продуктов навалом. Ладно, вечером сам принесу. Теперь можно порадовать Кряжева. Завтра директор посылает нас в Курильск, есть дела, и заодно навестим нашего капитана. Как он там?

— А я?! Андрей, возьми меня, я отпрошусь. Возьми!