Офицерский корпус Русской Армии. Опыт самопознания

Чтобы остановить бегство офицеров из армии, необходима целая система мер, настойчиво проведенная. Но прежде всего из армии следует изгнать тот нейтралитет к России. Равнодушная армия умирает как армия. Как равнодушный оркестр уже не есть оркестр, заслуживающий этого имени, так и дружина воинов, утратившая интерес к войне: ни в каком случае это не войско. Для восстановления нашей поникшей армии — как и флота — нужно выдвинуть одушевленных Русских людей, людей-патриотов, которые сумели бы внести с собой утерянное теперь чувство любви к отечеству и народной гордости. <…>

* * *

Знавал я до войны одного героя еще китайской войны, артиллериста. Милый и храбрый был человек, немножко философ. На войне он выдержал всю осаду в Порт-Артуре, стрелял с Золотой горы, таскал пушки на Ляотешань и затем высидел мучительный японский плен. Вернулся — решил в отставку выйти. Я ему говорю: «Вы — преступник, вы уходите из армии, когда она так нуждается в боевых людях. У вас огромный опыт, у вас сложилась психология современного вояки. Вы обстреляны, обкурены дымом, вот как трубка из пенки, хорошо обкуренная. На что же другое вы годитесь? Решительно ни на что. Вы офицер и только офицер, и хотеть быть чем-то другим в ваши годы — измена себе и отечеству». На это мой капитан упорно махал головой, горько усмехался и долбил одно: «Не могу, уйду. Какой я офицер? Какие мы офицеры?» и затем очень плохо пересказывал те несообразные вещи о войне, что хорошо сказаны у Толстого. Из экономии, в расчете на грошовую пенсию (что-то 15 руб. в месяц) капитан стал приучать себя к какому-то изобретенному им пищевому режиму. Ел одно молоко или одни яйца. Собирался ехать в деревню, наконец остановился… на чулочной машинке. Да, представьте. Защитник Порт-Артура кончил тем, что вяжет на машине чулки, отбивая хлеб у несчастных старух-богаделенок. А может быть уж и машинку бросил — я потерял его из вида.

Великой армии допустить разбить себя без отмщения, без победы — это такая психологическая катастрофа, последствия которой оценить невозможно. Почти двести лет со времен Петра мы наводили трепет на два материка, разрушали царства и вдруг всей громадой шлепнулись об отдаленный, столь незначительный народ… Вот когда наступила паника в армии — после Портсмутского мира. Пока мир еще не был заключен, держалась вера в себя. Смертельная необходимость обязывала тянуться из всех сил и идти в огонь. А страшны люди, идущие умирать! Нашей армии, изумленной поражениями, оставалось еще будущее — мир его отнял. Мир обрек армию на одно прошлое, от которого некуда уйти и которое нельзя забыть. Какую самоубийственную ошибку, хуже всякого преступления, делает большой народ, не исчерпав сил для борьбы! В какое жалкое разложение духа и тела он впадает, в какое низкое сумасшествие страха!

Чтобы остановить бегство из армии ее души — офицерского состава — я уже писал, что нужно сделать. Нужен голос героя, чтобы остановить бегущих. Необходим во главе армии боевой, знаменитый генерал, в которого, как в знамя, верили бы, не рассуждая. Нужен человек-символ. Затем нужна геркулесова работа в конюшнях царя Авгия. Нужна строгая, тщательная чистка военных учреждений, вероятно, такая же, как и в морском, насквозь прогнившем ведомстве. И из всех учреждений прежде всего следует преобразовать два: Генеральный штаб (с его источником на Суворовской улице) и гвардию Глубоко несправедливые привилегии офицеров этих частей давно вносят нарастающее недовольство, скажу точнее, глухое озлобление в офицерство остальной армии, и заставляют его бежать из службы. Не одна, конечно, эта причина, но она одна из главных. <…>

Военная школа у нас выше гражданской, но и она до такой степени ужасающе плоха, что одною ею можно было бы объяснить разгром армии и государства… Буква книги засушила дух, заморозила его, заморила, и нигде это жалкое книжничество не наделало стольких бед, как в источнике военной власти — высшей военной школе.

Не будем говорить об исключениях — важно правило. Жестокое же для армии и для всего государства правило в том, что у нас нет военной академии, совершенствующей военное дело. Есть военная академия, портящая это дело, прививающая офицерству не военное образование, а военную отсталость. Всего опаснее то, что вот таких отвыкших от строя книжников, нервнослабых, неуравновешенных, разучившихся военному искусству, вынесенному даже из средних школ, назначают начальниками их товарищей, сажают на головы строевикам, которые обречены в мирное время оплачивать невежество военных карьеристов своею судьбой, а во время войны — своею кровью.

Вот одна из главных причин бегства офицеров из армии. Когда все перестроилось наоборот, когда худшие ставятся выше лучших, — может ли примириться с этим живая часть офицерства? Не будучи в силах изменить тяжелые условия, бегут от них.

* * *

<…> О народном пьянстве гремят речи с парламентской трибуны. Правительство вносит новые ограничительные законы против пьянства. Но есть еще круг общества, прикосновенный к этой государственной язве нашей, и круг самый ответственный. Это аристократия и лучший цвет ее — петербургское офицерство. Напрасно думают люди высшего круга, что их частная жизнь есть только частная жизнь. К сожалению, вообще нет сословий негосударственных и нет поступков, которые не имели бы влияния на жизнь общества. Что бы ни кричали о равенстве, и теперь, как в древности, наверху общества стоит аристократия, как бы она ни называлась; у нас, как и везде, есть класс общества, роль которого представительствовать народ, предводительствовать ему, давать пример. Просвещение народу дает вовсе не школа, а лишь непосредственное созерцание того, как живут и что думают лучшие люди. Народ совершенствуется подражанием тому сословию, в котором предполагает благородство. Народ хочет быть лучше, но не знает, что лучше и что хуже. Аристократизм служит живым образцом, как бы палатою мер и весов, и в области не только вкуса, но и вообще всех моральных ценностей. Великая аристократия непременно делает великим и весь народ. Герои создают героическое настроение. Но горе тем, через которых приходит соблазн! Горе аристократии, если она забывает свое высокое призвание — быть светом миру и солью земли…

В высшем классе наиболее ответственный пост занимает офицерство. Сколько бы, повторяю, ни кричали о гражданском равенстве, все понимают, что офицер в каком-то важном отношении выше обыкновенного гражданина. Офицер ведь тоже гражданин, но сверх того избранный, облеченный особым, мистически-страшным долгом. Разве всякий обыватель готов умереть за отечество? Далеко нет. Военное ремесло считается нынче повинностью, которая для большинства тяжела. Но вот находятся молодые люди, которые добровольно идут защищать родину, защищать кровью и своею жизнью. Тут психология, согласитесь, особая, чрезвычайно мало схожая с вульгарной логикой. Заурядный обыватель цинически говорит: зачем я буду жертвовать собою? Моя хата с краю, ничего не знаю. Офицер не может и помыслить об этом, иначе презреннее его нет на свете. Офицерство носит титулы и заветы рыцарства, оно дает государству особые клятвы, каких не дает, например, ни сапожник, ни портной. В наводнении новых условий жизни мы многое перезабыли, священное и дорогое, но все, что было вечно в нем, то осталось. Остался неизменным долг самопожертвования, долг охранения чести народной. Он лежит, конечно, на всей нации, но несут его по преимуществу офицеры. На них ведь, а не на кого иного, опирается армия. Офицеры, а не кто другой, обучают солдат и ведут их в бой. Офицеры в страшные дни, когда измеряется мужество народное, являются носителями духа нации.

Все правительства, кроме разве очень глупых, понимают чрезвычайную высоту офицерского долга и стараются поддерживать сознание этой высоты — в народе. Блестящий мундир, знамена, строй, дисциплина, сословные привилегии — все это охраняет нравственный авторитет военного сословия. Но правительство не может сделать в этом отношении все. Безусловно необходимо, чтобы офицерство само старалось оберечь почтительное отношение к нему общества. Для этого есть вполне определенные средства. Первое из них — это, конечно, победоносные войны как реальное доказательство того, что армия на высоте своей роли. Великие войны Петра, Екатерины, Александра создали мировую славу нашей армии и подняли офицерское сословие на степень чрезвычайного почета. К глубокому прискорбию, Россия не удержала традиции своих побед, вместе с армией потерпел тяжелый нравственный урон и офицерский корпус. Отношение к офицерству в обществе сделалось разборчивым, придирчивым, пренебрежительным. <…>