ООН в Азии и Африке

Миротворческие операции, ещё раз напомню, подразделяются на два типа. Есть peace-keeping operations — то есть, операции по поддержанию мира, а есть peacemaking operations — так называемое принуждение к миру. «Писмейкеры» — они имеют право применять оружие. «Пискиперы» же — им это, в принципе, не разрешено. А большая часть операций, где вводятся войска ООН — это операции по поддержанию мира, peacemaking — эти можно по пальцам пересчитать. Ещё раз повторю: с ооновцем могут сделать все, что угодно! И потом государство, чьи военные были убиты, может подавать ноты, кричать, что это безобразие, и так далее, но люди уже убиты, их не вернёшь!

Не говоря уже обо всех этих тропических болезнях: малярии всех видов, амёбной дизентерии, гепатите, шестоматозе. Да и просто климат африканских саванн и джунглей белому человеку не очень-то подходит!

Так что, возвращаясь к «хорошим денежкам» — за просто так деньги не платят! Ни одна страна в мире! ООНовец может оставить в миссии своё здоровье, а то и поплатиться жизнью, быть убитым или умереть от болезни!

Вот такие «хорошие денежки».

А люди, обычно, это все слабо себе представляют.

САВИН Александр Иванович[7],

Подполковник запаса (с 1998 г.)

Сам я родом из Забайкалья. Родился я в I960 г. Село, где я родился было селом переселенцев из Западной Украины, Польши, Белоруссии. Возможно, что это отложило отпечаток на всю мою жизнь. Рядом были старообрядческие сёла и мои предки по линии матери были оттуда.

В селе говорили и говорят до сих пор на украинском языке.

Рядом озеро Танга (?)

Воспоминания как я пошёл в школу — тогда было очень много инвалидов — ветеранов Великой Отечественной Войны. Без рук, без ног. Я пацаном это отлично помню.

И это воспитывало и дисциплинировало, поскольку и наша семья и все в нашем роду принимали участие в различных войнах. Потом переехали по разным обстоятельствам жить в другое село и я вырос уже в селе таёжном. И уровень жизни был там совсем низкий. Был колхоз, родители в нём работали. Заработки были низкие. Мы занимались соответственно заготовкой ягод и грибов.

7 Запись сделана 21 июля 2011 г.

Село было разделено рекой. За рекой была четырёхлетняя школа. Два учителя на четыре класса. Один из них — директор. Другой — завуч. Учеников было семь человек. То есть фактически индивидуальные занятия.

Там же я начал ходить в тайгу на охоту. Любой уважающий себя пацанёнок стремился в тайгу, поймать там зайчика или белку. Ловить рыбу таёжную — таймень, хариус. Научиться стрелять. И первого зверя я добыл в 12 лет.

И это наложило на меня отпечаток очень сильный — я до сих пор занимаюсь охотой и с удовольствием приезжаю туда на охоту.

Школу я закончил не плохо не смотря на то, что много времени уделял тайге. После этого поступил в политехнический институт, на инженера горных выработок золотодобычи. Но мне там не понравилось. Это было не моё и я его бросил и пошёл в армию…

В школе нам давали права тракториста (на гусеничный Т-75 и колёсный трактор Беларусь). Я землю пахал. Потом работал одно время помощником комбайнёра на комбайне Колос.

Потом перед армией закончил школу ДОСААФ по специальности водитель профессиональный грузовика. Учили нас водить грузовики МАЗ-500, ЗиЛ-130 и ГАЗ-52.

И 28 октября 1978 г. я был призван в ряды Советской армии в инженерные войска, служил в Эстонской ССР. Моя военная специальность была механик-водитель ИМР (инженерной машины заграждения). Полгода учебки на эту специальность.

Стал младшим сержантом, потом сержантом, потом старшим сержантом. Через полтора гора я поступил в Военный Институт Иностранных языков. На экзамене сдавал немецкий. Он у меня был в школе. Пять лет учился в институте. Бенгальский язык — первый. Английский язык — второй.

Во время учёбы у меня была практика использования языка в 1983 г. когда прилетел борт в Шереметьево II из Дакки. Он шёл через Москву не знаю куда. И у нашей таможни и у пограничников появилось сомнение — не везут ли они наркотики в чемоданах спрятанные в рёбра жёсткости?

А экипаж отказался разговаривать по-английски. Сказали — дайте нам переводчика с бенгальского языка.

Это было у меня начало третьего курса и мне сказали, что надо переводить и я поехал. Меня переодели в форму старшего лейтенанта пограничных войск. Я поехал в Шереметьево с большим толстым словарём.

И в общем-то успешно перевёл, что было необходимо и борт этот выпустили…

Я закончил Военный Институт Иностранных Языков в 1985 г. и остался служить в Москве, потому что в других городах работы с бенгальским языком не было. Я служил в своём институте в учебном отделе.

Потом в 1991 г. получилось так, что было необходимы наблюдатели ООН. И я закончил двухмесячные курсы на курсах Выстрел в Солнечногорске. Занятия велись только на английским языке. Это было всё достаточно интересно. Это был июль-август. ГКЧП.

И наши курсы немного скомкали и 10 сентября 1991 г. я вылетел в миссию ООН по проведению референдума в Западной Сахаре. Туда (до Марокко) мы (30 человек) добирались на военном самолёте Ту-134 с одной дозаправкой. Долетели до Касабланки меня не выпускали из самолёта два часа марокканцы, потом приехал консул и выяснилось, что я был в списке подозрительных лиц который приехал явно не миротворить, поскольку я служа в Военном Институте ездил по договору ОСВ-2 на различные базы и заводы в США, наблюдал за уничтожением ракет средней дальности Першинг-2. И американцы раз я находился у них в списках в составе групп наблюдателей, решили, что я из ГРУ.

Разобрались, меня выпустили и из Касабланки полетели Марокканском военном транспортном самолёте С-130 Геркулес до Эль Аюна

Тогда только-только стали собираться в эту миссию МИНУРСО (MINURS0) (название Миссии ООН по проведению референдума о западной Сахаре) представители 34 стран. От постоянных членов Совбеза ООН — по 30 военных наблюдателей (Китай, США, СССР (тогда), Англия, Франция). От остальных стран было по 15, по 10, были даже по 1 военнослужащему (из Австрии).

Формировали группы так, чтобы каждый из советских наблюдателей ООН владел двумя языками и часто одним из языков был арабский, а вторым — английский или французский.

Я использовал только английский язык.

Я могу сказать с гордостью, что наши офицеры имели преимущество перед другими офицерами. Во всех переговорах, которые проходили с представителями противоборствующих сторон участвовали обязательно наши офицеры с арабским языком, которые переводили переговоры на английский или французский и это было очень большим подспорьем, потому что практически никто из наших зарубежных коллег не владел арабским языков. Знали только западные языки — французский или английский.

И мы были незаменимы в отношении переводов.

Плохо знали английский офицеры из Латинской Америки. Говорили кое-как. И их никогда не ставили старшими патрулей.

Американцы вновь прибывавшие в миссию ООН не понимали австралийский диалект и нам приходилось им сначала помогать записывать радиосообщения.

Правда, референдум о независимости не проведён до сих пор. Обе стороны всё никак не придут к условиям которые устраивали бы всех по проведению референдума. И воз и ныне там, хотя первоначально его проведению планировалось на 1992 г.

Было два сектора в западной Сахаре — северный и южный. Одним командовал французский генерал, а другим — английский.

Когда мы прилетели туда, там не было ничего готового. Это было развёртывание сил ООН. Было лишь заключение перемирие, хотя оно и нарушалось, но по войска ООН огня не открывали. Нарушали договорённости и марроканцы проводя разведывательные полёты на Миражах.

И нужно было выдвигаться вдоль линии фронта 1100 километров. Вдоль великой песчаной стены, практически от Мавритании до Алжира. Её марокканцы строили, если не ошибаюсь 18 лет. Это грандиозное инженерное сооружение. С обеих сторон стояли Теат-Sitebi (командные посты) военные каждый примерно через 100 километров.