Офицерский корпус Русской Армии. Опыт самопознания

И вот в таких сумерках протекло мучительных шесть лет. Русский офицер потерял Родину и стал изгнанником и пришельцем на чужбине. Перенеся все унижения, вплоть до вероломства и оскорбления союзников, выросших на его мученической крови, офицерство, которое никогда никому не изменяло, оказалось за бортом.

Разъединенное и разбросанное по всем материкам земного шара, придавленное и бесправное, растерявшее зачастую своих детей и зачастую же искалеченное, оно тем не менее не утратило красоты духа и не растеряло своих сил, которые приводят в изумление и друзей, и врагов.

Куда только не бросила судьба офицера!

В далекой знойной Аргентине и Бразилии, в рудниках Калифорнии и в Канаде, в Китае и джунглях Индии, на Филиппинских и изнурительных Зондских островах, в Абиссинии и даже в иностранном легионе Туниса и Мадагаскара везде слышится русская речь…

Казалось бы, все испытано и все исчерпано до дна, пройдены все этапы… Болгарские злодеяния, казалось бы, явились последней точкой в трагедии русского офицерства. А между тем она еще не изжита, ибо чувствуют враги, что еще не сломлена наша упругость, не смята еще наша воля.

И вот то культивируя и разжигая среди нас, людей единой веры, раскол, то сея рознь, то пугая или заманивая слабых чарующими обещаниями всяких организаций, репатриаций или просто провокаций — наши враги не останавливают своей работы по ослаблению или уничтожению командного состава той единственно русской армии, которая сохранила свою душу и которая одна только и опасна красному владычеству…

Но если сдают и уходят слабые, то сильные остаются, и не смутят их дух никакие обещания и угрозы. И мы имеем все данные, чтобы всем нашим врагам ответить словами одного патриотического стихотворения:

…Вы, которые попрали

Престол, царивший триста лет,

Над нами вы не одержали

Своих решительных побед!

Как железо, пройдя через огонь, становится сталью, так и русский офицер из горнила бедствий вырастает в того великана, который понесет одним освобождение, другим — кару.

Там, в России, поруганы все святыни, повержены все идеалы. Но мы храним их в глубине души и бережно вынесем на родной простор…

А пока целы эти идеалы, цела еще и Россия…

А если мы умрем, то мы завещаем эти идеалы нашему юношеству, нашим детям, которые сохранят их непорочность.

Пусть идут годы, пусть торгующая Европа совершает свои сделки, пусть еще торжествует порок и беззаконие, — будет день — от четырех ветров слетятся русские витязи, они оживят свою Родину и покажут всему миру Правду, ибо есть только одна Правда и она — наша…

И тогда, может быть, будет многим стыдно: одним за то, что толкнули Россию в бездну и бросили ее в минуту скорби, другим за то, что допустили поругание над человеческой правдой и не подали руки миллионам умирающих детей, а третьим — за конвенции, конференции и прочие лукавые тенденции…

Но как бы ни были тяжки наши испытания, как бы ни была велика наша горечь пережитых обид, мы должны пройти еще через один самый трудный этап: это победить себя, победить в себе чувство гнева и чувство, может быть и справедливого, отмщения.

Только проникнутые великой жалостью, с крестом всепрощения, мы сможем поднять наш упавший и обманутый народ, и все забыв и все простив, будем опять чистыми руками строить нашей Родине славу на веки веков…

Над Европой со времени минувшей войны повисли тяжелые тучи, разрядить которые, может быть, придется мечу. И, может быть, никогда еще человек не был так близко к войне, как теперь. Где бы ни началась эта война, она неизбежно захлестнет и нас.

Если наша цель — освобождение Родины, то наша первая задача — это сохранение себя, сохранение своих сил, как бы ни была трудна жизнь. Вот почему теперь, как никогда, нам необходимы — всем русским людям, временно лишенным своей Родины, — спайка, единение и братство.

Вот почему всем тем, кто сеет между нами рознь, кто плетет паутину интриг, кто пытается вкрадчиво смутить нашу душу, мы должны сказать, кто бы они ни были: довольно, уйдите от нас и не удлиняйте той трагедии, которая приближается к концу!

Мариюшкин А. Трагедия русского офицерства, — Новый Сад, 1923.

А. Керсновский. Наш будущий офицерский корпус

Всякая армия стоит того, чего стоят ее кадры и в первую очередь ее офицерский корпус, являющийся носителем идеалов армии и представляющий ее душу.

Вот почему, создавая, вернее, воссоздавая вооруженную силу освобожденной от большевиков России, нам надлежит обратить главное внимание на отбор офицерского кадра, достаточно многочисленного, безупречного в моральном отношении и представляющего солидные гарантии достаточно высокой подготовки и профессиональных познаний. Побеждают не числом и не техникой, а командованием и умением.

<…> Для создания хорошего офицерского корпуса необходим отбор. Для отбора же необходим выбор. Чем больше кандидатов в военные училища, тем строже выбор, тем выше качество отбора. Для этого нужно сделать военную службу вообще, а офицерскую в частности, возможно более привлекательной.

Материальное обеспечение играет, бесспорно, большую роль, однако центр тяжести кроется не в денежной стороне вопроса (величина окладов). Офицера на базаре все равно ни за какие деньги не купишь, желающие поступить в орден «нищих рыцарей» всегда были и будут. Главное — не высокие оклады, а поднятие престижа офицера в обществе и в стране. Нам кажется, что, когда отставной капитан будет занимать почетное положение в обществе и пользоваться всеобщим уважением, «офицерский вопрос» будет разрешен. Отдавая Царю и Отечеству лучшие годы своей жизни, свои силы и здоровье, офицер не должен задавать себе с тоской вопрос: «А что будет после?» Для отставного офицера всегда должна быть возможность устроиться на гражданской службе, где ему должно отдаваться предпочтение перед остальными кандидатами. Ряд должностей (и в первую очередь по Министерству Внутренних Дел) должен вообще быть монополизирован в пользу отставных офицеров. Этим, кроме всего, легче будет достигнуть военизации страны, ее планомерной подготовки к войне во всех отраслях государственной жизни. Полиция, весь аппарат путей сообщения, заводская промышленность (должности, не требующие специально-инженерной подготовки), народное просвещение (школьные учителя, готовящие будущих солдат, гимназические воспитатели и преподаватели, готовящие будущих офицеров запаса) — все это будет воссоздаваться и функционировать при самом широком участии офицеров и вышедших в отставку сверхсрочных унтер-офицеров (вспомним лишь немецкого школьного учителя, который до того чтобы учить детей — учил солдат!). Да ведь сама жизнь потребует этого — остатки нашей затравленной большевиками, измордованной и обезличенной интеллигенции не в состоянии будут дать достаточно высокого и твердого в духовном отношении кадра воспитателей народа.

Тут-то и скажется вся высота миссии Русского Офицерства, — и мы можем заранее сказать, что оно со своей сложной и многогранной задачей справится, лишь бы ему не мешали.

* * *

Служебные преимущества Гвардии и Генерального штаба, в ущерб главной массе офицерства, составляли одну из самых злостных язв старой Императорской Армии. Конечно, о восстановлении их не может быть и речи. Служба в Гвардии должна считаться почетом, отнюдь не средством делать карьеру. Что же касается офицеров Генерального штаба, то они должны служить совершенно на равных основаниях с другими (тут уж сама жизнь произведет отбор, ведь офицеру Генерального штаба и так дано несколько очков вперед) и периодически обновлять свои познания (военные игры всего выпуска, например, на 5-й, 10-й и 15-й год по окончании Академии). Принадлежность к Генеральному к штабу у нас считалась своего рода талисманом, ковром-самолетом, на котором можно было долететь до генеральского чина без всякого усилия и совершенно не зная войск. Безнравственность подобного рода порядка отягчалась еще тем, что монополия на высшие командные должности чинов Гвардии и Генерального штаба делала безнадежной службу главной массы офицерства. Сколько талантов, сколько твердых и энергичных характеров пропадало для Армии таким образом! Академия Генерального штаба — это рассадник просвещения армии, отнюдь не какая-то «фабрика генералов». Нам выгодно, чтобы военные знания проникли в самые недра Армии и чтоб значок Академии носило возможно большее число ротных, батальонных и батарейных командиров (настоящих командиров, а не случайных гастролеров, «отбывающих ценз»). Офицер Генерального штаба должен как правило служить в строю и лишь «отбывать ценз» в штабах. Так было и во Франции, и в Германии, где, например, фон Клук семь лет командовал батальоном, а Шлиффен — шесть лет эскадроном. Держась в стороне от строя и от войск вообще, офицер Генерального штаба у нас попросту «зарывал талант в землю».