Руина, Мазепа, Мазепинцы

Уманский полковник Яворский соблазнился таким обещанием и

отправился в турецкий стан на поклон; его объявили невольником

и заковали. Умань осталась без начальника. Турки требовали

безусловной покорности. По этому требованию явились в турецкий

стан полковые чины, знатнейшие козаки и мещане. Турки всех

объявили невольниками, а город, вместо пощады, стали

истреблять. Но в Умани набралось людей не мало, и были они хорошо

* Это показание Анастаса Черкеса, грека, занимавшегося в Лисянке

торговлей, после взятия в плен Грицька Дорошенка прибывшего в Пере-

яслав и назначенного ротмистром в охотном войске. Самойлович отправил

его с отрядом на Подоль, где, соединившись с Мурашкою и Войцою-Сер-

бином, он засел в Лодыжине. Анастас показывал, что после появления

турецких сил Войца-Сербин тайно ушел, а потом Мурашка сдался туркам, и оставшиеся выбрали старшим Анастаса. Шесть суток турки палили в

город, на седьмые сделали два приступа. Анастас отбил их. Но мещане

сдались и были все обращены в неволю, а малых ребят бусурманы

покололи копьями и ножами. Анастас, избегая жестокой кары, которая

постигла бы его как начального человека, переоделся мужиком, был продан, выкуплен волошским господарем Дукою и отправлен через Венгрию в

Польшу, представился там королю, был им обласкан, одарен и отпущен

в Украину, а Самойлович послал его в Москву. Его показание исполнено

хвастовства и несообразностей. В Лодыжине, кроме 20.000 мещан с их

женами и детьми, было воинских людей всего полторы тысячи, всего одна

пушка, и та испорчена, а вал зело худ, у турок же до 40.000 воинов и

80 пушек, но Анастас так храбро отбивался, что побил 13.000

неприятелей; султан казнил янычарского начальника, досадуя, зачем не взял

города, и назначил 500 червонцев за голову Анастаса! О Мурашке - такое

противоречие: сначала говорится, что Мурашка сдался и письменно

убеждал Анастаса последовать его примеру, а потом сообщается, что визирь

казнил Мурашку за смелые и дерзкие выходки. Поэтому показание это

маловажно.

283

вооружены, а город укреплен. Они стали защищаться. Тогда турки

повели под замок шанцы от Грекового леса, насыпали валы и

бойницы вровень с городскими, палили из пушек и в то же время

начали подводить подкопы. Взорвана была значительная часть

замковой стены на левой стороне от дороги к Мени. Уманцы

закладывали прорывы возами, навозом, землею… но турки

подземным ходом проникли в город. Уманцы отчаянно отбивались от

них с заборов, с домовых кровель; кровь потоками полилась по

улицам, турки без разбора умерщвляли всех. Остаток уманцев

столпился около городских ворот, называемых Рашевскою брамою, и там защищались они до тех пор, пока турки всех их не побили; некоторые заползли в погреб: турки натащили туда соломы, зажгли и всех подушили дымом. Так погибла Умань вся дотла с

церквами и народом христианским, на седьмой день по прибытии

к ней турок. По сторонам от Умани турецкие отряды истребляли

соседние городки и забирали в неволю жителей, которых вообще

в этом крае оставалось тогда уже мало, после бегства на левую

сторону. Так разорены были до основания: Тростянец, Бершад, Манковка, Полонное Малое и другие городки.

Когда на западной стороне Украины так расправлялись турки

за Дорошенка, сам Дорошенко засел в верхнем городке или замке

Чигиринском. У него, по показанию сидевшего в неволе Терпи-

горева, было до четырех тысяч войска, состоявшего из чемерисов

(польских татар), турецких янычар, крымских татар и так

называемых жолдаков (наемное войско), не считая мещан и

согнанных в осаду поселян, всего тысяч до пятнадцати. 23-го июля

боярин и гетман подступили к Чигирину и в этот день прислали

к ним изъявление покорности городки: Медведовка, Суботово и

Жаботын; предводители послали привести их к присяге. Осадное

войско расположилось по сю сторону Тясьмина: боярин стал под

бором подле озерца, а по левую сторону от того озерца, на

перестрел от города, стал гетман. На другую сторону от Чигирина

послан был генеральный бунчужный и слободские полки Сумский

и Острогожский.

Возвели одиннадцать шанцев, поставили на них пушки и

начали палить. Но из Чигирина можно было отвечать тем же: в

обоих городках - нижнем и верхнем - было до ста пушек и

достаточно боевых запасов; только искусством мало могли

похвалиться защитники, и выстрелы царских войск были

действительнее; разбили дом Тукальского, митрополит убежал в верхний

город и от страха заболел, а поселяне, бывшие в осаде, перебегали

в русский стан и говорили, что чигиринцы готовы сдаться, и сам

Дорошенко обещает поддаться, если через неделю не придет к

нему ожидаемый хан с ордою. Боярин и гетман, услыхавши об

этом, хотели завязать сношения с Дорошенком и воспользовались

284

тем, что у них в стане находился пленный брат гетмана Доро-

шенка Григорий; они приказали ему написать письма к матери

и к брату, увещевая сдаться и положиться на царскую милость.

С этими письмами послали стрельца. Гетман Дорошенко отвечал, что если боярин желает с ним толковать о мире, то пусть пришлет

не простого стрельца, а какого-нибудь знатного человека.

Дорошенко хотел этим показать, что помнит о своем достоинстве; но

стрелец, ходивший в Чигирин с письмами, рассказывал, что

Дорошенко, видя свой последний час, хочет насильно себя

развеселить и всем показать, будто ничего не боится: беспрестанно

напивается пьян, ходит по шинкам, а перед ним играют волынки

и скрипки.

28-го июля предводители дали приказание переходить войску

на другую сторону Тясьмина и готовиться к приступу, но

приведенные языки показали, что турецкий султан уже перешел через

Днестр и отправил хана с ордою на выручку Чигирина. Казалось

бы, такой слух должен был побудить предводителей скорее

кончить расправу с Дорошенком, прежде чем придет к нему помощь.

Но предводители простояли до 9-го августа, не предпринявши

ничего решительного, а в этот день получили известие, что турецкий

визирь с войском стоит уже под Лодыжином; хан же идет к Чи-

гирину. Предводители решили, что не безопасно дожидаться хана, 10-го. августа приказали зажечь свой табор и снялись, а 12-го

дошли до Черкасс. Крымский хан через день по отступлении

русского войска был встречен Дорошенком за десять верст от

Чигирина и на первых порах, в виде приветственного дара, получил

от гетмана человек до двухсот невольников из левобережных ко-

заков, а для всех своих татар - дозволение брать сколько угодно

людей в неволю из окрестностей Чигирина за то, что жители с

приходом русских войск отпали от Дорошенка. Вслед затем хан

погнался за отступившими от Чигирина русскими войсками1, догнал под Черкассами 13-го августа, но после незначительной

передовой стычки повернул обратно к Чигирину. Об успехах

турецких войск в западной части Украины русские предводители, правда, еще не знали, хотя у гетмана в руках были жалобные

письма, писанные из Лодыжина и Умани в последние роковые

дни для этих городков; но боярин и гетман не сочли возможным

посылать туда помощь, тем более, что силы их умалялись: не

только у боярина, но и у самого гетмана из полков самовольно

* Вести о причинах такого быстрого ухода, приносимые выходцами, были различны: одни говорили, что татары думают перебраться на левую

сторону Днепра, другие - что татары пойдут подчинять власти

Дорошенка отпавшие от него правобережные городки. По иному известию

(Pam. Jem., 233), татары услыхали, что Серко с запорожцами беспокоит

окрестности Перекопа и ногайцев.