Руина, Мазепа, Мазепинцы

немедленно получил опять из Малороссийского Приказа выговор с таким

предостережением: <коли ты начнешь писать мимо гетмана к

полковникам или к каким-нибудь другим урядам, которые тебе ведать

не указано, то знай, что таких твоих писаний не велено им

слушать>.

В январе 1676 года приехали в Москву Дорошенковы

посланцы: тесть его Яненко и Семен Тихий. Они привезли бунчук и

санджаки, которые турецкий султан назад тому четыре года

присылал Дорошенку, когда тот стоял под Уманью. Санджаки эти

были: два тафтяных знамени, одно красное, другое желтое с

красною каймою. Такие знамена, как знак поверяемой от падишаха

власти над краем, давались всегда крымскому хану и всякому

турецкому подручнику. Посылая эти санджаки в Москву, Дорошенко писал, что оставил у себя еще один клейнот - булаву, подаренную ему турецким султаном под Каменцом, оставил ее

для того, чтоб можно было ему прилично явиться в Москву, когда

великий государь дозволит ему видеть свои царские очи. <Я давно

уже, - писал Дорошенко, - хотел совершить доброе дело, но не

мог за препоною от властолюбцев, потому что, когда на съездах

предъявлялись грамоты царские, польские и турецкие и

спрашивалось: при котором государе нам оставаться, все приговаривали

держаться турецкого султана. Если б я противился, они бы много

гетмана себе выбрали, а всетаки держались бы поганых. Да не

меньше того и заднепровской Украины власти нашему доброму

делу старались помешать из зависти, чтоб мы не получили от

вашего царского пресветлого величества такой же благодати, какою они пользовались>. Приглашенные к боярину Матвееву, по-

294

сланцы объявили, что <Дорошенко не стоит на том, чтоб ему

оставаться гетманом, а только просит, чтоб ему с его сродниками

и со всем поспольством, при нем будучим, дозволили жить на

правой стороне и не переводили никого насильно на левую

сторону; этого они все боятся, потому что у них слух носится, будто

прикажут на правой стороне все города и дворы пожечь и жителей

перевести>.

- Зачем, - спросил Матвеев, - Дорошенко сам не едет к

Ромодановскому и Самойловичу, или в Москву к великому

государю?

- Остерегается, - отвечал Яненко, - чтоб с ним не

поступили так, как поступил Бруховецкий с Сомком: боится, чтоб не

схватили его на дороге.

- А зачем, - спросил Матвеев, - Дорошенко принял

санджаки от поганого турецкого султана?

- Он не хотел их принимать, да войско приказало, - был

ответ.

Прием привезенных от Дорошенка знаков гетманского

достоинства происходил 12-го января с торжественною церемониею

Козаки везли с малороссийского двора в царский дворец бунчук, булавы, санджаки и султанские грамоты1. Знамена везли волоча

по земле тафту. Их принесли перед столовую палату, откуда

смотрел государь, потом тем же путем унесли на малороссийский

двор и там угощали посланцев2.

При отпуске Яненка дана была ответная грамота Дорошенку

в таком смысле. Государь похвалял его за желание отступить от

турецкого султана и отдаться в подданство царю, обещал

дозволить ему со всеми сродниками жить, где пожелает, но гетманство

свое он должен был сложить с себя; гетманом надлежало быть

на обеих сторонах одному Самойловичу. Народ в правобережной

Украине мог жить на своих местах, не страшась ни

насильственного переселения, ни отдачи полякам во владение. Однако

присяга, данная Дорошенком перед запорожцами в Чигирине, не при-

1 Привезено было две булавы: первая <с напоями золотыми и с

каменьями; черневые места и гнезда, куда вставлялись каменья - золотые; тринадцать камней, шесть изумрудов, семь лалов; меж черневых мест

земля и рукоять серебряные, чеканные. Другая булава с золотым яблоком

и с золотою рукоятью турецкой работы, яблоко сквозное, в яблоке камень

яхонт, граненый, расшибень, рукоять через полосу черневая, а в конце

рукояти бирюза; на яблоке и на рукояти три пояса, в них одиннадцать

изумрудных искорок>. Грамот или привилегий турецкого султана

прислано четыре. Они были на пергаменте, нисаны через строку и через две

золотом, с огромным султанским титулом. Эти грамоты были тогда же

переведены в Малороссийском Приказе (А. И. Д., кн. 37, л. 378).

2 Кроме Яненка Тихого в Москву прибыли тогда писарь, асаул, хорунжий, 2 сотника и 38 рядовых Козаков.

295

знавалась действительною, и Дорошенко, сообразно прежнему

царскому указу, непременно должен был ехать на левую сторону

и присягнуть перед св. Евангелием в присутствии гетмана Са-

мойловича и князя Ромодановского. Вместе с посланцами Доро-

шенка были в Москве посланцы от Серка; отправляясь в обратный

путь, они повезли с собою царскую грамоту кошевому с выговором

за самовольное принятие на себя того, что поручено было от царя

не ему, а другим.

30 января того же 1676 года скончался царь Алексей

Михайлович. От имени преемника его, царя Феодора Алексеевича, из

Малороссийского Приказа в марте был послан к Дорошенку

стольник Деримедонтов (или Деримонтов) с тем, чтоб от него принять

присягу царю на месте, не обязывая Дорошенка ехать к Самой-

ловичу и Ромодановскому для этой цели. Посланец заехал прежде

к Самойловичу. Гетман, увидавши, что грамота к Дорошенку

написана ласковым тоном и притом с вичем (что означало

уважительное обращение), ужаснулся, понявши, что новое

правительство хочет изменить прежний способ обращения с Дорошенком.

Самойлович взял на свой страх смелость задержать Деримедон-

това и написал в Приказ представление, что с Дорошенком не

следует обращаться так уважительно и вовсе не посылать в Чи-

гирин для отобрания у него там присяги, а привести Дорошенка

на сю сторону, хотя бы и военною силою. По таким

представлениям гетмана указано было снова поступать сообразно указам

покойного государя и приглашать Дорошенка на левую сторону

для произнесения присяги перед князем Ромодановским и

гетманом Самойловичем.

Тогда гетман и боярин Ромодановский опять начали посылать

к Дорошенку гонцов одного за другим, повторяя приглашение

ехать на левую сторону, присягнуть и сдать свое гетманство

Самойловичу. Дорошенко под разными предлогами увертывался: то

говорил, что ожидает возврата посланцев своих из Москвы, то -

что нельзя ему оставить Чигирина из опасения неприятельского

нашествия, то, наконец, что не может сдать булавы без войсковой

рады и т. п. Посланцы, посылаемые к нему, замечали, что он

как бы издевался. При одном, например, он, упомянувши об

отправке санджаков в Москву, сказал: не велика потеря для

султанского величества какое-нибудь портище тафты!> Другой, приезжавший к Дорошенку от князя Ромодановского, приглашенный

к обеду, был свидетелем такой сцены. За столом сидели

оставшиеся при Дорошенке старшины, какой-то приехавший от

Самойлов ича игумен и запорожцы, прибывшие из Сечи. Когда гости

подпили, запорожцы стали убеждать Дорошенка не отдавать

булавы гетману-поповичу.

Дорошенко налил вина и возгласил:

296

- На том пью перед вами, что мне гетману Самойловичу

булавы не отдавать! Войско мне булаву дало - войску я и отдам

ее назад! Кому захотят, тому пусть и передадут!

- Мы булавы никогда не отдадим, - сказал обозный Бере-

жецкий, - а станет у нас силою ее попович отнимать, так будем

за нее биться.

- Пане гетмане! поезжай с войсковыми клейнотами и с

булавою к нам на кош! - сказали запорожцы.

Дорошенко обратился к игумену, который до сих пор не

вмешивался в разговор, и промолвил:

- Скажите гетману Самойловичу, что Петро Дорошенко своих