Том 15. Дела и речи
Том 15. Дела и речи читать книгу онлайн
В настоящий том включено подавляющее большинство публицистических произведений Виктора Гюго, составляющих его известную трилогию "Дела и речи".
Первая часть трилогии - "Дo изгнания" включает статьи и речи 1841-1851 годов, вторая часть - "Bo время изгнания" - 1852-1870 годов, третья часть - "После изгнания" - 1870-1885 годов.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Вопрос о национальных мастерских уже неоднократно поднимался перед вами, причем ораторы проявляли весьма примечательную возвышенность взглядов и идей. Я не буду возвращаться к тому, что уже было сказано, и не стану приводить известные вам цифры. По моему мнению, я заявляю вам это с полной откровенностью, создание национальных мастерских могло быть и действительно было необходимостью; но отличительная черта подлинных государственных деятелей в том именно и состоит, чтобы уметь извлечь пользу из каждой необходимости, а иногда даже роковое стечение обстоятельств повернуть на благо государству. Я вынужден отметить, что из данной необходимости польза для государства извлечена не была.
Что прежде всего поражает меня, как и всех здравомыслящих людей, в организации национальных мастерских в том виде, в каком они были созданы, это напрасная трата огромных сил. Мне известно, что господин министр общественных работ обещал принять необходимые меры; однако, пока осуществление этих мер всерьез не началось, мы обязаны поговорить о том, что существует сегодня и грозит продлиться, быть может, даже надолго; во всяком случае мы вправе, осуществляя контроль, вернуться к анализу содеянных ошибок, дабы избежать, если это только возможно, новых ошибок.
Итак, я сказал, что до сегодняшнего дня самым очевидным в организации национальных мастерских является напрасная трата огромных сил. И в какой момент? В момент, когда изнуренная нация нуждалась во всех своих ресурсах — в рабочих руках так же, как и в капиталах. Что же произвели за четыре месяца национальные мастерские? Ничего.
Я не могу заниматься перечислением работ, которые необходимо было срочно выполнить, ибо в них нуждалась страна, — всем вам это хорошо известно; но обратите внимание вот на какое обстоятельство: с одной стороны — необъятное поле деятельности, с другой стороны — огромное число свободных рабочих рук. А результат? Ничто. (Движение в зале.)
Ничто? Нет, я ошибся. Результат был, но огорчительный, огорчительный вдвойне: огорчительный с точки зрения финансовой и огорчительный с точки зрения политической.
Тем не менее суровость моей оценки допускает известную скидку; я не иду так далеко, как те, кто со строгостью, пожалуй слишком близкой к злобе для того, чтобы быть вполне справедливой, утверждают: «Национальные мастерские — предприятие пагубное. Создав их, вы способствовали вырождению могучих людей труда; вы отняли у части населения вкус к труду, вкус благотворный, вкус, порождавший чувство собственного достоинства, гордость, самоуважение, здоровое сознание. Тех, кто до сих пор знал лишь благородную силу работающих рук, вы научили постыдному занятию — протягивать руку за подачкой; вы отучили плечи рабочего нести гордую ношу честного труда, вы приучили его сознание к унизительному бремени милостыни. Нам уже была знакома праздность богатства, вы создали праздность нищеты, во сто раз более опасную как для самого нищего, так и для других. Монархия плодила бездельников, республика наплодит лодырей». (Знаки одобрения в зале.)
Я не поддерживаю подобные речи, слишком резкие и слишком мрачные, я не иду так далеко. Нет, героический народ июля и февраля не выродится никогда. Праздность, столь гибельная для цивилизации, возможна в Турции; в Турции, но никак не во Франции. Париж не будет брать пример с Неаполя; никогда, ни при каких обстоятельствах Париж не будет брать пример и с Константинополя. Никогда, кто бы этого ни захотел, никогда никому не удастся превратить наших благородных и разумных рабочих, читающих книги и мыслящих, умеющих рассуждать и умеющих слушать, никогда никому не удастся превратить их в ладзарони в мирное время и в янычар в случае войны. Никогда! (Сильное волнение в зале.)
Слова «кто бы этого ни захотел», только что произнесенные мною, вырвались у меня случайно. Мне не хотелось бы, чтобы вы усмотрели в них заднюю мысль, попытку намеками обвинить кого-то. В тот день, когда я сочту необходимым обвинять, я буду обвинять, а не изъясняться намеками. Нет, я не думаю, я не могу подумать — я говорю это с полной искренностью, — что подобная чудовищная идея могла созреть в чьем бы то ни было мозгу и в особенности в мозгу одного или нескольких из наших правителей — идея превратить парижского рабочего в кондотьера и создать в самом цивилизованном городе мира из чудесных людей, составляющих его рабочее население, мятежников-преторианцев на службе диктатуры. (Продолжительное движение в зале.)
Нет, подобной мысли ни у кого не возникало. Такая мысль была бы кощунством по отношению к народу (Возглас: «Правильно!») Горе тем, кому она когда-либо взбредет в голову! Горе тем, кто попытался бы провести ее в жизнь! Ибо народ — не сомневайтесь в этом, — народ, с присущим ему умом, тотчас разобрался бы в этом и в тот же день поднялся бы как один человек против этих тиранов, прикидывающихся льстецами, против этих деспотов, переодетых в угодников, и он был бы не только суров, он был бы страшен. (Возгласы: «Превосходно! Превосходно!»)
Отбрасывая подобный ход мыслей, я ограничусь тем, что скажу: даже если мы оставим в стороне вопрос об ущербе, причиняемом национальными мастерскими нашим финансам, то национальные мастерские, в том виде, в каком они существуют сейчас и грозят оставаться в будущем — об этой опасности вас уже предупреждали, и я тоже настаиваю на ней, — могли бы непоправимо исказить характер парижского рабочего.
Так вот, я принадлежу к числу тех, кто не хочет допустить искажения характера парижского рабочего; я принадлежу к числу тех, кто хочет, чтобы эта благородная порода людей сохранила свою чистоту; я принадлежу к числу тех, что хочет, чтобы рабочие сохранили свое мужественное достоинство, свой вкус к труду, свою храбрость, одновременно и плебейскую и рыцарскую; я принадлежу к числу тех, кто хочет, чтобы эта благородная порода людей, которой восхищается весь мир, оставалась достойной восхищения.
Почему же я хочу этого? Я хочу этого не только ради самих парижских рабочих, я хочу этого ради всех нас; я хочу этого во имя той роли, которую играет Париж в мировой цивилизации.
Париж в настоящее время является столицей всего цивилизованного мира…
Голос с места. Это всем известно. (Смех в зале.)
Виктор Гюго. Безусловно, это всем известно! Я восторгаюсь тем, кто меня прервал! Было бы странно и невероятно, если бы Париж был столицей мира, а мир ничего об этом не знал. (Возгласы: «Превосходно!» Смех.) Я продолжаю. Чем некогда был Рим — тем стал теперь Париж. То, что Париж советует, Европа подхватывает; то, что Париж начинает, Европа продолжает. Париж играет важнейшую роль среди всех наций. Париж облечен привилегией совершать в определенные эпохи, властно, а иногда даже грубо, великие дела; свобода 1789, республика 1792, июль 1830, февраль 1848; и кто же совершает эти великие дела? Мыслители Парижа их подготовляют, а рабочие Парижа их осуществляют. (Различные выкрики в зале.)
Вот почему я хочу, чтобы рабочий Парижа оставался таким, каков он есть: благородным и отважным тружеником, солдатом, если того требуют высокие идеи — идеи, а не мятеж (сильное волнение в зале), — зачинателем, подчас отчаянным, революций, великодушным, рассудительным, разумным и бескорыстным. Вот в чем состоит великая роль парижского рабочего. И я с негодованием отметаю от него все, что может его развратить.
Вот почему я становлюсь в оппозицию к национальным мастерским.
Необходимо, чтобы национальные мастерские поскорее превратились из учреждения вредного в учреждение полезное.
Голоса. Каким образом?
Виктор Гюго. Только что, в начале своей речи, я указал вам на эти средства; правительство их перечислило вчера, и я прошу у вас разрешения не повторяться.
Многие депутаты. Продолжайте! Продолжайте!
Виктор Гюго. Слишком много времени уже потрачено впустую; необходимо, чтобы обещанные меры были возможно скорее осуществлены. Это — самое главное. На это-то я и обращаю внимание Собрания и его представителей в органах исполнительной власти.