Руина, Мазепа, Мазепинцы

на закате солнца, в Каменце произошел взрыв по вине майора

артиллерии Генинга: вспыхнуло 120 бочек пороха, и погибло, по

одному известию, 500, по другому до восьмисот человек. Одни

толковали, что он сделал это из отчаяния, другие - что это

произвели жолнеры в пьяном виде, а один малороссийский летописец

говорит, будто немец прежде был подкуплен турками, а потом

побоялся, чтоб измена его не открылась, и решился кончить жизнь

таким отчаянным способом.

10-го августа каменецкий комендант вручил великому визирю

ключи города Каменца, и за то, в знак благосклонности, победители надели на него халат. Польские паны, бывшие в Каменце: каменецкий епископ, каменецкий староста (он же и генерал

подольский) Ревуцкий и подкоморий Лянскоронский также ходили

на поклон к великому визирю, одевшись в присланные от него

заранее халаты. По их просьбе визирь приказал нарядить 300, другие же говорят 400 возов для вывоза из Каменца тех жителей

с их имуществами, которые пожелают переселиться. Три тысячи

турок выпроводили их из города, а визирь назначил им 600

провожатых до Ягельниц; за любезность визиря, назначившего

провожатых, поляки послали ему в дар 2000 червонных.

Так поляки, по замечанию турка, оставили Каменец со

срамом, а турки праздновали свою победу с большим торжеством.

На другой день, 20 августа, к шатру падишаха сошлись с

поздравлениями все турецкие военачальники, и всех победитель

обдарил златоглавными халатами и собольими шубами. В знак

всеобщей радости стреляли из пушек и ружей; горели потешные

огни; издан был указ в продолжение трех дней праздновать по

всей империи завоевание Каменца. Падишах отправил в новопри-

обретенный город янычар-агу очистить шесть костелов и обратить

их в мечети. Первая из этих мечетей, преобразованная из бывшей

фары, посвящалась имени падишаха, вторая - имени его матери, третья - имени возлюбленнейшей из его жен, султанши Хазеки, а остальные три - именам знатнейших сановников: великого

визиря, его товарища (каим-мекема) и визиря, любимца падиша^

249

хова. Из усыпальниц, устроенных под костелами, при обращении

их в мечети вытаскивали гробы умерших и вывозили за город, а

иконы, почитаемые ‘ мусульманами за признак идолопоклонства, выбросили из храмов и мостили ими улицы в тех местах, где

было грязно’. По такой мостовой Мугамет IV въехал в Каменец.

Турки, в своем воинственном фанатизме, в глазах христиан

ругались над иконами, кололи их, рубили, жгли, топтали ногами*

делая это нарочно для того,- чтобы дразнить побежденных, которые, при виде таких возмутительных выходок, должны были

молчать, чувствуя свое бессилие. Смотрел на все это Дорошенко, и

не заболело его сердце при виде такого бесчестия образов Божиих: все сносил он ради своего несчастного временного гетманства; так замечает о нем малороссийский летописец. В новоустроенной

главной мечети отправлено было мусульманское пятничное

богослужение в присутствии падишаха и его сановников, и в первый

раз раздался в Каменце, вместо колокольного звона, любезный

мусульманскому уху голос <муэдзинского изана>. Колокола были

спущены: падишах приказал разбить их и перелить на орудия, а некоторые подарил Дорошенку. Тогда поймали восьмилетнего

мальчика по имени Петра Ястржембского, привели в главную

мечеть и в присутствии султана обрезали1. Великодушие, объявленное жителям, не помешало сделать для некоторых из них

исключение: падишах приказал отобрать 800 ребят в янычары, а

дам и девиц шляхетского звания забирали в гаремы, назначая, смотря по их красоте, одних к самому падишаху, других -

верховному визирю, а иных - пашам. Султан назначил в Каменце

губернатором Али-пашу с гарнизоном, по одним - в числе

двадцати тысяч, по другим - в пятнадцать тысяч.

Падишах оповестил по войску, что пойдет далее в глубину

неприятельской страны. Но турки не слишком спешили, будучи

слишком уверены в своем превосходстве над неприятелем; они

презирали поляков, называя их низкими трусами: и в самом деле, из подольских городков, не защищаясь, бежали польские <залоги>.

Ягельница, куда отведены были из Каменца жители, была сдана

туркам самим владельцем Лянскоронским, и турки, овладевши

этим городом, распоряжались жителями, как своими

невольниками, и гоняли их работать мост на реке. Было не мало таких, говорит современник, которые предпочитали остаться под властью

турок, чем идти в Польшу, чтоб не слыхать там упреков и

ругательств от соотечественников за то, что так постыдно сдали

Каменец.

1 Впоследствии этот мальчик, обжившись в Турции и даже

разбогатевши, уже сам имел детей, но вспомнил о своем происхождении и

убежал в отечество, где обратился снова к христианской вере.

250

Несколько времени падишах оставался в стане близ Жванца, куда перешло войско из-под Каменца. Там тешился он охотою.

17 сентября турки снялись и 19 стали под Бучачем, городком, принадлежавшим вдове Терезе Потоцкой; жолнеры, бывшие в этом

городке, сначала храбрились, а когда увидали, что неприятельское

войско велико, то сдались. Гуссейн-паша взял Язловицы; другие

паши овладели прочими городками. Большая часть этих городков

и местечек сдавалась без отпора; современник-очевидец

насчитывает их около Каменца более тридцати; турки никого не рубили

и обращали в неволю только тех, кто был взят,с оружием, но и

тех впоследствии отпустили на свободу: Только городок в Черво-

ной Руси, называемый Буджаны, над рекою Серетом, представил

исключение. Там засел Фома Лужицкий, брат того, который с

Ханенком потерпел от татар поражение на Батоге; к нему в

Буджаны набежало из окрестностей много народа, способного носить

оружие. Турки добыли приступом Буджаны и убили Лужицкого, поставивши ему в вину его упорство, как оскорбление султанского

величества. С ним побили других лиц, которые были познатнее, а прочих всех отдали татарам в неволю.

Выше было сказано, что хан и Дорошенко отправлены были

ко Львову. На пути своем, в Орынине, хан встретил послов от

коронного гетмана Собеского, стоявшего с войском близ Красно-

става, у сельца Крупе: Собеский приглашал хана принять на

себя посредничество и примирить польского короля с турецким

падишахом. Послами были Венявский и Злотницкий, люди давно

знакомые крымскому повелителю. Не трудно было указать хану, что дальнейшее унижение Польши и успех Турции не вполне

будут выгодны для крымских властителей, которые хотя и были

подручниками падишаха, но всегда ревниво дрожали за свою

самобытность. Хан принял дружелюбно обоих польских послов и, по сношении с верховным визирем, отвечал Собескому, что готов

принять на себя посредничество, если наперед будет знать, что

поляки уступят Турции* Подолию н обяжугся платигь надишаху

годичную дань. Иначе - он не только не брал на себя

посредничества, но угрожал опустошением польских областей. Такой

ответ привез коронному гетману Злотницкий, а Венявский остался

при хане.

Хан с ордами и Дорошенко с козаками следовали ко Львову; с ними был отряд турецких сил под начальством Каплан-паши.

На пути им сдавались городки, а татарские загоны расходились

по сторонам, сожигали поселения и забирали жителей в полон.

Неприятельское полчище достигло до Львова 20 сентября. Перед

их приходом Собеский распорядился вывезти из города Львова

все общественные и частные имущества, удалить женщин, детей

и стариков и дозволил оставаться в городе только людям, способ-

251

ным владеть оружием, а комендантом во Львове оставил Илью

Лонского с четырьмя хоругвями пехоты и с двумя отделами

конницы1.