Руина, Мазепа, Мазепинцы

Тем и ограничилось московское благорасположение к Польше в

трудное для последней время. Каменец был взят. Польша утратила

Подоль и Украину; - тогда опасный ветер стал веять’и на Россию.

Ромодановский и Самойлович получали и сообщали в Москву

зловещие слухи о том, что турки собираются вторгаться в царские

владения, а киевский воевода князь Козловский извещал, что в

левобережной Украине стали ходить <прелестные> листы Дорошенка. Сам

Дорошенко, напротив, к великороссийским властям показывал

предупредительность и письменно просил великороссийского воеводу

в Киеве пребывать к ним в любви советно. В Москве мало верили

дружелюбию Дорошенка и в видах опасности, в конце декабря, послали в малороссийские города ратную силу под главным началь-

9 Заказ 785 257

ством князя Трубецкого, назначенного в Киев воеводою; сам царь

объявил намерение идти в поход своею особою, и для этого

приказано было строить государев двор в Путивле. Ожидание

столкновения с могущественною Оттоманскою державою побудило

московское правительство искать содействия европейских государей, и с

этою целью разосланы были с царскими грамотами гонцы к

цесарю, папе, курфирстам саксонскому и бранденбургскому, к

венецианской республике, во Францию, Испанию, Англию, Голландию, Швецию и Данию. Это было первое обращение Московского

государства к европейским державам о войне с турками; до тех пор с

Запада присылались подобные предложения к Московскому

государству и были напрасны.

Но, ожидая от Дорошенка, турецкого подручника, неприязненных поступков, в Москве считали возможным более, чем прежде, сойтись с Дорошенком. Не раз уже он заявлял желание поступить

под высокодержавную руку православного монарха, с тем, однако, чтобы сохранилось единство Украины, разодранной Андрусовским

договором. Московское правительство, признавая Дорошенка

польским подданным, находило затруднительным принять его, чтобы не

нарушить мирного договора с Польшею. Теперь такое затруднение

устранялось. Дорошенко перестал быть польским подданным после

того, как сама Польша договором с Турциею отреклась от Украины, подчиненной Дорошенку, и прием правобережного гетмана в

подданство царю не должен был, казалось, повлечь за собою разрыва

с Польшею. Скорее ожидалось из-за этого столкновение с Турциею, но в Москве в то время надеялись, что теперь, по царскому

приглашению, ополчатся против врагов креста святого христианские

державы, много раз прежде того побуждавшие к войне Московское

государство. Составился проект отклонить Дорошенка от союза с

Турциею и склонить к подданству московскому царю. Этот проект, сообщенный прибывшему в Москву от Самойловича протопопу

Адамовичу вместе с сыновьями гетмана, поручался для исполнения

боярину Ромодановскому и гетману Самойловичу. Предполагалось

обращаться с Дорошенком так, чтоб его и ласкать, и припугивать.

Сперва гетман и боярин должны были отправить к Дорошенку двух

умных людей с увещательною грамотою от царского имени, а сами

затем на страх Дорошенку они со своими военными силами должны

были подвинуться к берегам Днепра. Если Дорошенка примет

грамоту, то пусть приедет к боярину и гетману и в их присутствии

присягнет в верности царю; если же станет упрямиться, то грозить

ему военным походом против него. Тогда уже предполагали, что

могли правобережные полковники с своими полками, помимо воли

своего гетмана, отступиться от Турции и поступить в подданство к

царю, - поэтому заранее указывалось принять их. В то же время

освободили из Сибири и отпустили в Запорожье Серка по ходатай-

258

ству польского короля и кошевого запорожского, несмотря на

просьбу гетмана задержать его. Серко, уезжая на свободу, выслушал от

московского патриарха назидательное увещание быть верным

постановленному от Бога монарху, но внутри затаил надолго, если не

навсегда, нерасположение к Москве.

Как только Дорошенко услыхал, что в царской державе

затевается что-то на его счет, то созвал в Чигирине на раду

полковников и старшин и спрашивал, что им делать. Все, зная

преданность своего гетмана Турции, единогласно положили: <нам от

турка отступиться нельзя. Царь, по мирному договору с Польшею, нас не примет; искони веков Украина наша не была в разделе, а под королевскою рукою ни за что быть не хотим. Коли в

нынешнее время нам от турка отложиться, то нас турок до останка

разорит!>. Таким образом, прежде чем от московского царя

пришлось им услышать голос, призывающий их к отступлению от

турок, правобережные козаки решили держаться крепко турецкой

власти, но они говорили только из угодливости Дорошенку: то не

был всеобщий голос народа. Народ в Украине, напротив, роптал

на своего гетмана за подданство Турции. Из Подолии, - страны, населенной малороссиянами, но уступленной Польшею Турции, приносились ужасающие вести о жестокостях бусурман над

христианскими жителями: церкви Божий обращались в мечети или

кладовые, запрещался церковный благовест, малых ребят брали

от родителей, не дозволяли жениться, крестить младенцев, хоронить умерших, не заплатив наперед положенных за то пошлин.

Наказывали по одному подозрению, ввели круговую поруку, невинный отвечал за виновного: ушел самовольно какой-то мещанин, вместо него посадили в тюрьму другого и заставили заплатить

порядочную сумму. Запретили христианам свободную торговлю

горелкою и пивом. <Заковывают христиан в кандалы, так что уже

в Подолии и железо вздорожало от потребности в кандалах>. Такие

толки кружились тогда в народной громаде и отвращали народ

от Дорошенка; между самими старшинами, которые, угождая

Дорошенку, на раде подавали голос в пользу Турции, нашлись сразу

такие, что были готовы служить видам московского государя.

Ближе всех к Дорошенку был тогда каневский полковник Яков Ли-

зогуб. Гетман отдал за его сына свою дочь. Лизогуб повел подкоп

под своего свата. Он начал с того, что послал к переяславскому

полковнику Дмитрашке Райче одного грека, переяславского

жителя, сообщить по секрету, что каневский полковник со всем

полком желает быть в подданстве у великого государя. Дмитрашка

Райча отправил присланного грека к Самойловичу.

- Как у вас дело делалось, расскажи? - спрашивал

Самойлов ич грека.

Грек сказал:

9* 259

- Лизогуб призвал меня к себе и говорил: приходят на нас

лихие времена, разволокут турки всех нас врознь. Я бы хотел с

городом Каневом и со всем моим полком отступиться от Доро-

шенка, да не смею у великого государя милости просить.

Самойлович послал об этом известие в Москву, а из Москвы, 16-го января 1673 года, отправили в Батурин подьячаго Семена

Щоголева с указом гетману, если подлинно окажется, что Лизогуб

хочет быть в подданстве у царя, то поручить ему уговаривать и

других полковников отступить от Дорошенка. Разом с тем

следовало узнать от Лизогуба, не хочет ли сам Дорошенко отступить

от султана. Самойлович должен был послать за этим к Лизогубу

верного и знающего человека со словесным наказом, но никак

ничего не доверять бумаге.

Самойлович тотчас послал к Дмитрашке Райче того же грека, который к нему приезжал, но в разговорах со Щоголевым гетман

не показал расположения вести с Дорошенком мирные

переговоры. Самойлович боялся, чтоб Дорошенко впоследствии как-нибудь

не вошел в милость у царя и не выпросил для себя гетманства

над обеими сторонами в Украине. Самойлович говорил

московскому послу, что предпочитает идти войною на Дорошенка. 30-го

января он отправил Щоголева самого к Дмитрашке Райче.

Щоголев виделся с Дмитрашкою Райчем в Киеве, и 14-го