Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь

Эта политизированная атмосфера парижских кафе бросалась в глаза иностранцам. Уже упоминавшийся американец Д.Г. Митчелл, оказавшийся в Париже в 1848 году, утверждает, что тот, кто неделю будет посещать парижские кафе, узнает о нравах парижан больше, чем тот, кто месяц проживет в лондонском отеле, – о нравах лондонцев: «Парижанин наслаждается в кафе чашкой шоколада и газетой, чашечкой кофе и сигарой, мороженым и обществом любовницы. Провинциал наслаждается завтраком и газетой “Насьональ”, рюмочкой абсента и обществом собственной жены. <…> Кафе в Париже – театр общественной жизни; ту роль, какую играет для нации негоциантов Биржа, для французов исполняет кафе».

У русских путешественников также создавалось отчетливое впечатление, что кафе для парижанина – не просто место, где можно поесть и выпить, что посещение кафе – специфическая форма включения в общественную и политическую жизнь страны. В.П. Боткин, побывавший в Париже в 1835 году, писал: «Француз умрет без публичных мест своих: посмотрите на тысячи кофейных, они все полны; там увидите вы семейства целые, женщин, детей. Парижанин мало живет дома: ему необходимо это множество литературных кабинетов, кофейных, рестораций. Ступайте в Пале-Рояль, под прохладную тень лип и каштанов, там во всякое время найдете вы сотни людей за журналами. Смышленая, мелкая промышленность построила тут несколько избушек, запаслась журналистикой Парижа, накупила стульев и за два су предлагает вам то и другое».

«Парижское кафе». Худ. Ж. Ганье, 1840

Сходное впечатление парижские кафе произвели на В.М. Строева, попавшего в Париж через четыре года после Боткина:

«Холостые французы почти не живут дома, и весь день проводят на улицах, в кафе и курительных кондитерских (estaminets). Француз любит сидеть в обществе. Он не посидит вечером дома, а пойдет в эстамине, сядет к столику, на котором играют в домино, и поглядывает на игру. Двое играют, а десять смотрят и судят.

Войдя в кафе, чувствуешь уже охоту полакомиться, пообедать. Только семейные люди обедают дома, а холостые всегда в кафе. <…> Тут обыкновенно господствует совершенная свобода в обращении. Мужчины отпускают bon-mots [шутки], каламбуры, остроты; дамы смеются, опускают глазки, когда им строят исподтишка куры, или совсем отворачиваются, когда быстрый, живой разговор переходит к нескромным предметам, что случается довольно часто. <…> Из кафе идут в эстамине, пить кофе и курить сигары. Француз наливает коньяку в чашку кофе, зажигает и, при синем огне своего любимого напитка, продолжает разговор, как за обедом. Здесь нет уже женщин. Есть только одна dame de comptoir [сиделица за конторкой], но ее считают за мужчину, не церемонятся с нею, и начинаются самые веселые, самые уморительные рассказы».

Н.С. Всеволожский отмечает: «каждый из кофейных домов усвоен какой-нибудь партией». Эту политизированность парижан можно проиллюстрировать на примере различных заведений Пале-Руаяля.

Кафе Фуа в галерее Монпансье (обязанное своим названием основателю, отставному офицеру, открывшему его еще в первой половине XVIII века) могло считаться той точкой, в которой родилась Французская революция: 12 июля 1789 года именно здесь Камиль Демулен, взобравшись на один из столов, призвал парижан взяться за оружие. Во время Революции кафе Фуа числило среди своих постоянных посетителей якобинцев, затем, напротив, щеголей эпохи Директории, при Империи оно стало местом сбора литературной и театральной элиты, а в эпоху Реставрации здесь собирались роялисты.

Кафе Ламблена в галерее Божоле славилось качеством подаваемого кофе, чая и шоколада, но еще больше – своими завсегдатаями. По утрам его посещали ученые и литераторы, такие как композитор Буальдьё (или Боельдьё, как транскрибировали его фамилию русские авторы XIX века), сочинитель «Физиологии вкуса» гурман Брийа-Саварен или автор нравоописательных очерков Жуи, печатавшийся под псевдонимом «Пустынник с улицы Шоссе д’Антен». По вечерам это кафе заполняла публика более шумная – студенты либеральных убеждений и офицеры-отставники, в большинстве своем сторонники свергнутого императора. Когда в начале эпохи Реставрации королевские гвардейцы собрались установить в зале бюст короля Людовика XVIII, офицеры-бонапартисты приготовились дать им отпор, и гвардейцы отказались от своего намерения.

Завтрак гурмана. Карикатура первой половины XIX века

Напротив, кафе Валуа в одноименной галерее, так же как и ресторан Вефура в галерее Божоле, собирали в своих стенах роялистов, в частности бывших эмигрантов. Они же охотно посещали кафе «Тысяча колонн» (такое название объяснялось тем, что три десятка реальных колонн здесь многократно умножались в зеркалах), куда посетителей привлекало не только угощение, но и красота жены хозяина – госпожи Ромен по прозвищу Прекрасная Лимонадчица. Кафе «Тысяча колонн» закрылось в 1824 году, после смерти Ромена.

Парижские кафе имели негласную «специализацию» не только по политическим убеждениям завсегдатаев; многие из них играли роль «клубов по интересам». Так, в кафе «Регентство» на площади Пале-Руаяля, которое открылось еще в конце XVII века, собирались игроки в шахматы; шутники утверждали, что здесь сыновья доигрывают партии, которые начали еще их отцы. «Кафе комедиантов» (на улице Старых Бань Сен-Мартен) служило местом сбора провинциальных актеров, которые приезжали в Париж в поисках ангажемента. «Свое» кафе, где проводили время драматурги и актеры, имелось едва ли не при каждом парижском театре.

В некоторых кафе в определенные дни (раз в неделю или раз в месяц) собирались «литературные общества». Самым знаменитым из них было общество «Новый погребок» (не путать с кафе «Погребок», располагавшимся в Пале-Руаяле, в галерее Божоле), несколько раз умиравшее и воскресавшее на протяжении XVIII века и вновь начавшее функционировать в веке XIX-м. С 1806 по 1815 год поэты и гурманы, состоявшие в «Новом погребке» (в том числе и прославленный Беранже), собирались в ресторане «Канкальская скала» на улице Монторгёй 20 числа каждого месяца. Чтение стихов и исполнение песен сочетались во время заседаний общества с удовольствиями более материальными: поэты ели изысканные блюда и пили отменное вино. В 1817 году деятельность «Нового погребка» прервалась почти на два десятилетия, а в 1834 году он воскрес в очередной раз; теперь члены общества (под названием «Дети Погребка») собирались в ресторане «Шампо» на площади Биржи, а позже перебрались в кафе Корацца в Пале-Руаяле.

Другое известное содружество носило название Общество Весельчаков; в конце 1830-х годов в летнее время Весельчаки собирались в кабачке мамаши Саге на улице Маслобойни; зимой они переименовывали себя в Мерзляков и переносили свои собрания в заведение Гинье (на пересечении Севрской улицы и улицы Сен-Пласид). В первый вторник каждого месяца с 1 ноября по 1 марта Мерзляки собирались здесь в шесть часов вечера на обед и концерт; все это обходилось каждому члену общества в 4 франка 25 сантимов.

При Июльской монархии в моду вошли некоторые новые кафе, а кое-какие из старых сменили политическую ориентацию. Так, кафе Фуа в конце 1830-х годов превратилось в клуб республиканцев. Среди литераторов и журналистов вошли в моду кафе на бульварах: «Парижское кафе» на бульваре Итальянцев, кафе «Диван», открытое в 1837 году в доме № 3 по улице Ле Пелетье (неподалеку от Оперы). Модным быстро стало и кафе «Мом», появившееся в 1841 году на улице Священников Церкви Сен-Жермен-л’Осеруа; по соседству с ним находилась редакция одной из самых влиятельных парижских газет, «Журналь де Деба», поэтому в «Моме» бывали очень многие представители интеллектуальной элиты.

Еще больше «литературных» и «журналистских» кафе было на левом берегу Сены. Кафе Бюси на одноименной улице регулярно посещали сотрудники журнала «Ревю де Дё Монд». В кафе Табуре на улице Ротру охотно заходили писатели (в частности, В. Гюго и Ж. Жанен) и актеры (например, Бокаж, блиставший на сцене театра «У ворот Сен-Мартен»). О профессии завсегдатаев «Кафе Школы правоведов» (на улице Сен-Жак, напротив Пантеона) свидетельствовало само его название; кафе это исчезло с карты Парижа в 1846 году, при перестройке квартала и прокладке улицы Суффло.