Литературная Газета 6519 ( № 31 2015)

– Я не имею в виду, что нужно перекладывать один поэтический стиль на другой. Вот возьмём верлибр: когда только начали его переводить, некоторые попытались переложить его на классический стих, рифмовали и получали стопроцентное искажение.

Нет, мы стараемся (когда я говорю «мы», я имею в виду того же Гришу Кружкова, Павла Грушко, который переводит с испанского) уважительно относиться к форме, а не передавать содержание, загоняя его в какие­-то в другие рамки.

– Мне всегда казалось, что переводы русской поэзии на другие языки невозможны.

– Наверное, лучше сказать так: не невозможны, а тяжелы…

– Из­за рифмовки?

– Ну, например, в итальянском рифм огромное количество – стихи на итальянском рифмовать настолько легко, что это считается чем-­то недостойным, вроде как у русских поэтов пользоваться глагольной рифмой… Нет, дело в другом. Очень тяжело передать саму атмосферу стиха. Например, Пушкина много переводили на другие языки – и могу сказать, что иностранные читатели искренне не понимают: почему мы им так восхищаемся?

– Невозможно передать…

– Передать невозможно то, что даже словами трудно описать. Какую­то поэтическую яркость, силу, личностную мощь автора… дух, если можно так сказать.

– Государство что­нибудь делает для переводчиков? Или нет?

– Делает. Вот недавно создан институт перевода иностранной литературы, там как раз занимаются переводами, в том числе и наших, российских, авторов, перевели Пелевина, не забывают и классику.

– Никакого политического окраса в выборе произведений для перевода нет?

– Нет, никакой политики. Переводят в основном по критериям популярности и покупаемости. Про то, как поступают издатели, я уже говорил. Но их можно понять: они лишены господдержки и вынуждены ориентироваться на рынок. Хотя, вы знаете, сейчас новое поколение открывает старых переведённых авторов. Так, молодёжь вдруг начала читать Ремарка, открывать для себя этого писателя, как мы в своё время.

Есть такой журнал – «Иностранная литература», который, пожалуй, единственный печатал исключительно переводную литературу. Конечно, сейчас он влачит жалкое существование. В магазинах, например, из­за высокой аренды вынуждены поднимать цены. Разве будет читатель покупать номер журнала за 400 (примерно) рублей? А именно такая цена и выходит.

– На сегодня вы самый известный и признанный переводчик итальянской поэзии. Италия вас как­нибудь наградила?

– Да, есть награды. Премия Министерства просвещения Италии за мои переводы Данте – давно, в 1966 году, потом, в 1969-­м, – премия Квазимодо, затем, в 1980-­м, – премия Дилего Валери («Монцеличе»), в 1983­-м премия Эудженио Монтале, премия Сабаудия в 1988­-м.

Потом я получил Государственную премию Италии за достижения в области художественного перевода.

– Насколько я понимаю, вы занимаетесь не только переводами классики – скажем так, работаете не только с общеизвестными произведениями, но и с теми, кто русскому читателю известен меньше? Кто, по вашему мнению, недооценён в России, но достоин внимания?

– Есть такой поэт – Джузеппе Джоакино Белли, он автор сонетов, весьма многочисленных, около двух тысяч, я из них перевёл около ста. Это неоднозначный автор – очень хлёсткий на язык, и переводить его надо тоже хлёстко, и темы он брал на злобу дня.

– Да, я читал ваши переводы Белли, они замечательные. Впрочем, как и другие работы. Спасибо вам.

– И вам спасибо.

Беседовал Константин УТКИН

Теги: филология , литература , художественный перевод

Русские поэты и Абай

Гений Абая (Ибрагим Кунанбаев, 1845-1904) проверен и временем, и пространством. Достаточно сказать, что двадцать лет назад юбилейные мероприятия, посвящённые 150-летию со дня рождения основоположника современной казахской литературы, прошли под эгидой ЮНЕСКО во многих странах мира, на бесконечных просторах Евразии.

А начались эти празднества, как сейчас помню, в Москве, в апреле 1995 года, в Колонном зале Дома союзов. И это естественно, ибо творческая связь гения казахской поэзии с литературной Россией была, можно сказать, на молекулярном уровне. И если переводы Абая стихов Пушкина, Лермонтова, Крылова широко известны и этому феномену посвящены многочисленные научные статьи и целые тома исследований казахских и русских учёных-литературоведов, то есть и малоизученная часть переводческого наследия Абая. Это переводы на язык казахской поэзии стихов Антона Дельвига, Якова Полонского и[?]. Ивана Бунина.

Романс Дельвига "Не осенний частый дождичек" Абай переложил на мелодию домбры. Абай был воспитан на арабской поэзии, с детства прекрасно знал тюркскую мифологию и эпос, он также хорошо понимал, что музыка в образе домбры есть в каждой юрте, и благодаря именно ей фольклор сохранился и дошёл до наших дней. Поэтому Абай нашёл самый верный путь передачи стихов русских поэтов – через мелодику. Так родилась «Песня Татьяны». Именно песня. Она переходила из одной юрты в другую, из аула в аул и разошлась по всей необъятной степи. Даже прозаическую вещь Лермонтова «Вадим» Абай переложил стихами. А последователь Абая – Шакарим – перевёл «Дубровского» в стихах, и поэтому у него, как и положено в поэме, есть вступление от себя. И вполне естественно, что романс Антона Дельвига зазвучал через абаевский перевод под звуки степной домбры. Абай глубоко ценил традиции русской классической литературы. Он первым в казахской степи не только перевёл произведения Пушкина, Лермонтова, Толстого, но через русские переложения интерпретировал произведения Гёте, Шиллера, Байрона, Мицкевича.

В 1899 году Абай перевёл стихотворение Якова Полонского «Сердце». Необходимо отметить, что автор известного романса «Песня цыганки» («Мой костёр в тумане светит…») был в своё время знаком с Чоканом Валихановым, первым казахским учёным, когда он жил в Санкт-Петербурге, и не раз в письмах своим друзьям упоминал это имя, поэта и учёного второй половины XIX века.

Этот перевод Абая в первых посмертных изданиях поэта значился как перевод стихов Лермонтова. И только в академическом издании 1948 года в примечаниях было указано, что стихотворение «Сердце» не принадлежит Лермонтову, а затем в энциклопедии «Абай» (1995 г.) было академически зафиксировано авторство Якова Полонского. Такой же случай произошёл и с переводом раннего стихотворения Ивана Бунина «Не пугай меня грозою» (1888 г.). Абай перевёл это стихотворение в 1893 году. В изданиях стихов и переводов Абая в 1933-м и 1940 году в примечаниях было указано соответственно из Пушкина и из Лермонтова. А при подготовке академического издания 1948 года со ссылкой на исследования Есмагамбета Исмаилова в примечаниях дано, что это стихотворение Ивана Бунина, взято из полного собрания сочинений 1915 года. Здесь необходимо уточнение. Земная жизнь Абая завершилась в 1904 году, следовательно, Абай для перевода стихотворения И. Бунина использовал оригинал более раннего издания, то есть до 1893 года, возможно, это стихотворение взято из периодического литературного журнала конца XIX века. И что характерно: когда творчество Ивана Бунина было под запретом, вплоть до 1956 года, в Алма-Ате в 1948 году «не побоялись» включить в академическое издание Абая этот перевод, с точной ссылкой на автора в примечаниях. И лауреат Нобелевской премии Иван Алексеевич Бунин и не подозревал, что в далёкой и неизвестной ему Алма-Ате под редакцией Мухтара Ауэзова издан академический том великого казахского поэта, где есть и его стихотворение «Не пугай меня грозою» 1888 года в переводе на язык Абая.

А произведения самого Абая переводили во многом благодаря опять же мудрым усилиям Мухтара Ауэзова: В. Шкловский, В. Рождественский, С. Липкин, М. Петровых, В. Звягинцева, Л. Озеров. И эта творческая эстафета продолжалась до конца прошлого века (переводы М. Дудина, Ю. Кузнецова, А. Кодара), а с началом нового столетия астраханский поэт-переводчик Юрий Щербаков продолжает эту благородную миссию. А архимандрит Геннадий (Гоголев), будучи избранным епископом Астанайской и Алматинской епархии, перевёл стихами фрагменты книги Абая «Слова назидания» в духе сближения казахской и русской культур на основе просвещённого либерального ислама.