Беспамятство как исток (Читая Хармса)

"Рассыпание" Фаола, вероятно, также связано с его именем. Наиболее очевидна связь Фаола с фалом, фаллосом. Выбор такого имени мотивирован его монологом о любви. Сквозь все разнообразие ее объектов просвечивает некое единство, которое закреплено в имени -- Фал. "Хветь!" Мышина содержит в себе обсценное "еть...", как бы обнаруживающее природу Фаола и приводящее к его исчезновению.

С другой стороны, в имени проступает английское fall -- падение. При этом Хармс строит имя на сочетании звуков "а" и "о", призванном передавать ощущение пустоты, зияния51.

Хармс чуток к звукописи или грамматической форме, которая обозначает неопределенность бытия, сворачивание, исчезновение объекта. В 1933 году он записывает, например:

Интересно, что немец, француз, англичанин, американец, японец, индус, еврей, даже самоед -- все это определенные существительные как старое россиянин. Для нового времени нет существительного для русского человека. Есть слово "русский", существительное образованное от прилагательного. Неопределенен русский человек! Но еще менее определенен "Советский Житель". Как чутки слова! (МНК, 89)

Исчезновение России как государства чуть ли не детерминировано исчезновением существительного, определяющего жителя России.

_____________________

51 Сочетание АО интересовало французского литератора и мистика Фабра д'0ливе, оказавшего влияние на Флоренского. Флоренский в трактате "Имена" пишет об этом сочетании как об "узле", "который соединяет, и точке, которая разъединяет небытие и бытие". Флоренский, цитируя Фабра д'0ливе, обращается к

...образу таинственного узла,который связывает небытие с бытием, дает один из наиболее трудных для понимания корней... По мере того, как смысл его обобщается, можно видеть, как из него рождаются все понятия о похотении, о вожделенной страсти, о смутном желании, по мере того, как он суживается, там можно открыть только чувство недостоверности и сомнения, которое угасает в союзе или (Священник Павел Флоренский. Имена, б. м.: Купина, 1993. С. 22).

Шар 219

Само слово существительное оказывается связанным с идеей сущности.

Странные, заумные слова Мышина обладают некой магической силой (отсюда и название текста -- "Власть"), способной воздействовать на телесность в большей степени, чем монолог Фаола. Эта магическая сила заключена в уникальности формы заумных слов Мышина, в том, что эти слова-имена так расстворены в моменте называния, в предметной "сущности", что наделяются силой физического воздействия.

"Хветь" Мышина обладает, используя выражение А. Ф. Лосева, большей "физической энергемой", чем любые разглагольствования Фаола.

10

Звук слова, взятый как чистое звучание, как набор фонем, относится к сфере физических явлений. Он ничем принципиально не отличается от иных физических феноменов. Звуки слова имеют смысл, но смысл этот на некой предметной стадии существования слова не выявлен. Слово тем больше похоже на предмет, чем "бессмысленней" оно. В том трактате, где обсуждалась "квинтэссенция", Хармс записал:

Любой ряд предметов, нарушающий связь их рабочих значений, сохраняет связь значений сущих и по счету пятых. Такого рода ряд есть ряд нечеловеческий и есть мысль предметного мира. Переводя этот ряд в другую систему, мы получим словесный ряд, человечески БЕССМЫСЛЕННЫЙ (Логос, 114).

Бессмыслица, чисто акустическая форма, оторванная от значения, оказывается "мыслью предметного мира". "Предмет" выражает себя в зауми. В начале этой главы я цитировал текст, в котором Хармс 12 раз повторил слово "предмет". Само по себе это повторение не только воспроизводит смысл как репрезентацию, но одновременно и разрушает его. Приведу этот текст в полном виде:

Эпиграф из тигров: "О фы! О фе!"

Кра кра краси фаси перекоси. Предмет, предмет, предмет, предмет, предмет, предмет, предмет, предмет, предмет, предмет, предмет, предмет (МНК, 89).

Слово "предмет" возникает из разложения слова "красивый". Если быть точнее, из "перекоса", все той же формы "подворачивания". Начало слова "краси" переходит в чистую акустику, музыкальность:

"фа-си", а затем еще один "перекос" завершается его "опредмечиванием".

Этот предметный звук становится, согласно Лосеву, "физической энергемой" в момент, когда он начинает соотносится со смыслом. Но первичный смысл звука (как пишет Лосев), оторванный от "симбо-лона" -- то есть символического значения, -- это просто соотнесение звука с некой целостностью, с неким единством:

220 Глава 7

Физическая энергема слова ничем не отличается от всякой физической энергемы. Это -- совокупность физических определений, объединенных определенным смыслом. Слово есть в этом смысле некоторый легкий и невидимый, воздушный организм, наделенный магической силой что-то особенное значить, в какие-то особые глубины проникать и невидимо творить великие события. Эти невесомые и невидимые для непосредственного ощущения организмы летают почти мгновенно; для них (с точки зрения непосредственного восприятия) как бы совсем не существует пространства. Они пробиваются в глубины нашего мозга, производят там небывалые реакции, и уже по одному этому есть что-то магическое в природе слова, даже если брать его со стороны только физической энергемы52.

Особенностью энергемы является то, что она возникает из связи со смыслом как с некой целокупностью, а потому она, по существу, не физична, хотя и обладает силой физического воздействия. В ином контексте Лосев даже использует гуссерлевский термин ноэма для обозначения таких "невидимых организмов". Физичность энергемы порождается не столько связью с предметом, сколько связью с целокупным смыслом, за которым стоит "предмет". Хармс также подчеркивает необходимость связи звука с предметом как целостностью, которая проецирует на соотнесенный с ним звук смысл53.

Якоб Беме в "Авроре", переведенной в России в 1914 году, излагал теорию о роли звука в творении в следующих категориях:

Шестой источный дух в Божественной силе есть звук или звон, так что все в нем звучит и звенит; отсюда следует речь и различие всех вещей, а также голос и пение святых ангелов...54

Беме подчеркивает предметность звука, утверждая, что он

берет свое начало в первом, то есть в терпком и твердом качестве. твердость есть родник звука...55

Эта связь с твердым и придает первозвуку характер звона, на котором Беме многократно настаивает. Звук, согласно Беме, возникает как энергетическое расщепление первичного единства, он как бы прорывает внешнюю оболочку. Даже рот Беме считает отверстием, произведенным звуком в момент расщепления. Сам же процесс расщепления предполагает связь звука с предшествующим ему единством:

...твердое качество принуждено раздаться: ибо горький дух со своей молнией расторгает его; и тогда оттуда исходит звук, и бывает чреват всеми семью духами; и они разделяют слово, как оно было определено в средоточии, то есть в середине окружности...56

______________

52 Лосев А. Ф. Философия имени//Лосев А. Ф. Из ранних произведений. М.: Правда, 1990. С. 54--55. "Философия имени" была опубликована в 1927 году и могла быть известна Хармсу. Во всяком случае, некоторые идеи Хармса перекликаются с лосевским пониманием феноменологии имени.

53 См. первую главу, а также: Levin Ilya. The Fifth Meaning of the Motor-Car: Malevich and the Oberiuty// Soviet Union. Union Sovietique. V. 5. Part 2. 1978. P. 287--295; Жаккар, 103--107.

54 Беме Якоб. Aurora, или Утренняя заря в восхождении / Пер. Алексея Петровского. М.:

Мусагет, 1914. С. 117.

55 Там же. С. 118.

56 Тамже.С. 118.

Шар 221

Звук -- это переход от окружности неделимого, от сферы, шара, "пузыря" к множественности. Он сохраняет связь с единством, но уже в форме некоего смыслового единства, порождаемого "предметом". Звук оказывается странным объектом, соединяющим нематериальность "ноэмы", по словам Лосева -"невидимого организма", с материальностью. Это как раз бемовский "звон" -то есть нематериальное воплощение твердости и нерасчленимости одновременно.