Атомная бомба

B. Алексеев: В книге Г.Д. Смита был приведен единственный в то время снимок светящейся области первого американского ядерного взрыва, когда изделие взрывалось на стальной башне. На этом снимке на границе соприкосновения с поверхностью земли светящаяся область оказалась искривлена. М.А. Садовский, Г.Л. Шнирман и другие специалисты на основе этого снимка предположили, что так же может быть искривлен и фронт ударной волны. «Гуси» и «ящеры» предназначались для проверки этой гипотезы.

C. Давыдов: По обоим радиусам на дистанции 1200 м были сооружены громадные подземные казематы. В них устанавливались приборы для регистрации мгновенных потоков гамма-излучений. Это были подземные «дворцы», великолепно отделанные, просторные, с вентиляцией, санузлами, хорошим освещением, с массивной железобетонной дверью на роликах, с засыпанным песком аварийным выходом-колодцем. Предполагалось, что в момент взрыва в них будут находиться люди, которые в случае неблагоприятной обстановки с точки зрения радиоактивного загрязнения окружающей местности должны были прожить в них несколько суток. Были определены офицеры, которым надлежало оставаться в сооружениях. Непосредственно перед взрывом от такого эксперимента отказались… У шлагбаума нашей площадки в качестве контролеров появились капитан и старший лейтенант, как говорили – бывшие тюремщики. Не был обойдет вниманием и командный пункт – сюда в качестве надзирателя за работой приставили генерал-лейтенанта внутренних войск Бабкина. Мне было лестно, что нас контролирует человек в столь высоком звании, сам-то я был в звании инженер-майора.

Б. Малютов: Опытное поле представляло собой сравнительно ровную площадку около 400 кв. км. В центре площадки была построена металлическая башня высотой 30 м, на которой устанавливалось «изделие». Опытное поле было обнесено проволочным заграждением радиусом 10 км и постоянно охранялось по периметру. Все поле было разделено на сектора, в которых размещалась боевая техника, вооружение и различные инженерные сооружения… По северо-восточному радиусу выставлялась открыто на местности основная группа животных – лошадей, овец, поросят, собак, морских свинок, белых мышей. Большая группа животных находилась в боевой технике и инженерных сооружениях: в танках, траншеях, на артиллерийских позициях, в ДОТах, а также в двух трехэтажных домах и промцехе, построенных на дистанциях 800, 1200 и 1500 м по северо-восточному радиусу.

B. Алексеев: В то лето, как я помню, Курчатова при посещении им лабораторий можно было очень часто видеть с книгой Г.Д. Смита, которую он носил под мышкой. В этой книге – отчете о разработке атомной бомбы в США – его не могли не интересовать и сведения по методам наблюдения быстрых частиц при ядерных реакциях, и данные о запаздывающих нейтронах, образующихся при делении урана. По-видимому, представляла интерес и информация об организации подготовки взрыва, описание физической картины самого взрыва, а также наблюдения за его последствиями.

C. Давыдов: Игорь Васильевич почти ежедневно проводил совещания ученых и руководящих работников. Совещания проводились чаще всего в гостинице, в рабочем кабинете Курчатова. На нескольких совещаниях присутствовал и я – Курчатова интересовала подготовка командного пункта. Обсуждались вопросы постановки измерений. У ученых почти каждый день возникали новые идеи и предложения, заставлявшие офицеров перемонтировать приборные сооружения. В конце концов бесконечные переделки стали угрожать срывом срока подготовки опытного поля. Лучшее становилось врагом хорошего. Курчатов с радостью принял предложение М.А. Садовского, рекомендовавшего с такого-то числа все новые идеи «топить в батальонном сортире». Иначе от натиска ученых никак не удавалось избавиться. Теперь, когда недогадливый ученый выступал с новым проектом, Игорь Васильевич, хитро улыбнувшись и оглядев присутствующих, после короткой паузы вопросительно произносил: «Топить…?!»

На полигон прибыл член Политбюро ЦК ВПК(б) министр внутренних дел СССР Л.П. Берия. Генерал Мешик назвал его «вторым человеком государства», первым считался И.В. Сталин. Министр познакомился с полигоном и посетил командный пункт. Берии очевидно понравился АП, и он заявил, что во время взрыва будет находиться в аппаратной. Такое решение меня сильно расстроило; и без его присутствия обстановка в аппаратной обещала быть напряженной. Щелкин согласился со мной. Но как заставить министра изменить свое решение? Посоветовались с генералом Бабкиным и решили написать еще одну инструкцию, по которой в аппаратной во время сеанса не должно быть никого, кто не занят непосредственно работой, и что аппаратная изнутри запирается на крючок. Инструкцию утвердил И.В. Курчатов. Забегая вперед, скажу, что мы действовали по инструкции, и Берия и не пытался проникнуть в аппаратную.

В. Алексеев: К раннему утру 29 августа стало известно, что ожидается ухудшение погоды, резкое усиление ветра, возможно появление грозовых облаков. Руководителей испытания беспокоила возможность грозовых разрядов вблизи башни, на которой было установлено и подготовлено к взрыву изделие. Несмотря на устроенную вокруг башни грозозащиту, возникло опасение, не приведут ли грозовые разряды к несанкционированному подрыву изделия. Поэтому ранним утром 29 августа 1949 г. с учетом ожидаемой метеообстановки было принято решение перенести взрыв на один час раньше намеченного срока, то есть на 7.00 утра.

С. Давыдов: За минуту до взрыва, получив согласие Курчатова, нажимаю главную кнопку. Светофоры вспыхнули красными огнями. АП мне больше не подчинялся. Оставалось только напряженно следить за выдачей и прохождением команд. Нервы взвинчены до предела, я уже не замечал, что делалось вокруг. Денисов рассказывал, что Щелкин лихорадочно часто пил валерьянку. За двадцать секунд до взрыва пришли в движение щетки главных шаговых переключателей… Я едва успевал докладывать о выдаче и прохождении команд. На доклады руководство не отвечало… Наступила пауза… Все молчат… Произошел ли взрыв?.. Но вот за дверью раздался шум вбегающих людей… возня у запираемой двери… радостные крики «ура!»… И вот два мощных шлепка по крыше каземата… Нарастает боль в ушах… Ударная волна прошла… Через сорок секунд АП выключился, и, наведя порядок в аппаратной, я вышел наружу. Над опытным полем стояла стена пыли высотой несколько километров и столь же протяженная. Нельзя ничего было рассмотреть, кроме нескольких наиболее близких к нам сооружений. Увиденное поражало не красотой, а громадными масштабами явления.

Б. Малютов: Первыми на поле выехали два танка, борта которых были усилены свинцовыми листами. Одним танком руководил генерал-майор А.М. Сыч, другим – полковник С.В. Форстен. Танки пересекли эпицентр взрыва, замерили по пути активность на поле и возвратились «измазанные до чертиков» активным шлаком. Вслед за танками на поле выехали группы разведчиков службы безопасности, которые, замерив степень активности на поле, в первую очередь оградили флажками границы опасной зоны. За отрядами разведки на поле отправились группы специалистов для снятия индикаторов, фотопленок и животных, подвергшихся воздействию взрыва, а также для предварительной оценки результатов воздействия взрыва на технику, вооружение и инженерные сооружения. Вместе с последними на поле буквально вырвались руководители эксперимента А.П. Завенягин, И.В. Курчатов, П.М. Зернов и другие. У них было величайшее нетерпение попасть поближе к эпицентру. Пришлось сдерживать их…

А. Хованович: Помню и сейчас одну трагикомичную историю. После взрыва солдаты эвакуировали животных с опытного поля. И один из них, увидев плитку шоколада, потихоньку съел ее. На пункте дезактивации обнаружили, что солдат «фонит». Сняли с него спецодежду. То же самое. Не могли понять, где же источник излучения. Поднесли радиометр к животу, и прибор застрекотал, как пулемет. Солдат признался, что съел шоколад. Его немедленно отвезли в госпиталь, сделали многократное промывание желудка и кишечника. Как известно, в шоколаде содержится поваренная соль, то есть хлористый натрий. Именно радиоактивный натрий определил гамма– и бета-активность шоколада. Активность натрия быстро убывает со временем. Солдат пролежал несколько дней в госпитале, где врачи помучили его изрядно. Как будто все обошлось благополучно…