Газета Завтра 189 (28 1997)

А. П. Есть еще один деликатный вопрос. Немцы во времена Бисмарка сформулировали такой тезис о “желтой опасности”, имея в виду Китай: нарастающий вал тогда сотен миллионов, а теперь — и миллиарда человек. Ощущение этого гигантского человеческого клубка — оно ведь витает в подсознании и русских людей, особенно тех, кто живет рядом с границей. Я в прошлом году был в Китае, меня пригласила крупнейшая газета КНР “Гуанминжибао” выступать с лекциями о современной России, и я там интересовался, насколько справедлив тезис о китайской экспансии? Потому что хуацяо на юг двигались и продолжают двигаться, очевидна эта китайская экспансия в Малайзию, в Индию, хотя сами китайцы и на бытовом уровне, и, конечно, на официальном заявляют, что все это не более чем мифология, что у Китая нет устремлений к экспансии, к гегемонии, что это чисто экономическое движение “челноков”, что у Китая достаточно собственной территории. Вот Вы как военный, как профессиональный пограничник испытываете ли этот комплекс общенациональных тревог, чувствуете ли это нарастающее экономическое и человеческое явление, чудо китайское?

В. С. Как военный человек отвечу вначале на военную, а потом и на другие части вашего вопроса. Что касается “желтой опасности”, то, с военной точки зрения, сегодня такой проблемы нет, поскольку существует оружие массового поражения, которому безразлично, будут там два человека или два миллиарда — в этом адском огне погибнут все. При наличии у России мощного ядерного щита — прямой военной угрозы нет. Но есть угрозы демографические, иммиграционные. Я приводил реальные цифры, они невелики, но важно другое. При депортации китайских граждан-нелегалов мы подвергали их административным наказаниям, в том числе и штрафам. Но вместе с тем у меня имеются данные, что китайская сторона своих депортированных из России граждан к ответственности вообще не привлекает. Как это расценивать? Так, что полностью закрываются глаза на интересы России, не принимаются меры, чтобы препятствовать дальнейшей незаконной иммиграции. Кроме того, в течение прошлого года мы подвергались серьезному и длительному нажиму со стороны спецслужб Китая, китайского МИДа с целью воспрепятствовать депортации их граждан. Что предлагали китайцы? Чтобы мы каждого задержанного нарушителя везли в Хабаровское генконсульство для выдачи необходимых документов, потом возвращали на пункт пропуска, через который он пересек границу, и в течение десяти суток ждали ответа от китайских властей — примут они своего гражданина обратно или нет.

Моя позиция по этому вопросу всегда оставалась неизменной. Она заключалась в том, что мы поддерживаем официальные контакты со своими коллегами в целях обеспечения порядка на государственной границе, но ни разу ни один российский представитель не позволил себе при встрече — официальной или даже неофициальной — выразить свое мнение о внутреннем китайском законодательстве. Плохо оно, хорошо ли, нравится нам, россиянам, или нет — это есть суверенное дело Китайской народной республики. Мы как соседи просто обязаны уважать установившийся там закон и порядок. Того же вправе ожидать и от своих соседей. Пришлось даже заявить, что я буду вынужден подключить свою, российскую, общественность и средства массовой информации к обсуждению ситуации на Дальнем Востоке. Это подействовало, и вот уже полгода как китайцы, скрепя сердце, принимают эти сотни и тысячи депортированных из России своих сограждан.

А. П. Вот Вы сказали, что, по крайней мере, в Приморье сняты территориальные претензии. Это, конечно, большое достижение, но оно предполагает следующий этап — это демаркация границы, это землемеры со своим аршином, чтобы зафиксировать, буквально застолбить достигнутые договоренности. Демаркация, знаю, происходит очень энергично, интенсивно, однако на определенных участках границы возникают конфликты по этому поводу, в частности, конфликт, который затронул вначале только Приморский край, а потом стал известен и понятен Москве, всей стране в целом. И вот вокруг этого конфликта разгораются страсти: националисты, коммунисты, либералы и другие партии вносят каждая свою лепту в этот спор, в эту дискуссию, которая касается в данном случае районов озера Ханка и реки Туманган. Могли бы Вы своим военным четким языком объяснить, в чем сущность этого конфликта, в чем его драматургия?

В. С. Отвечая на этот вопрос, необходимо сразу же сделать несколько отступлений.

Во-первых, пограничники охраняют ту границу, ту линию, которую определят правительство и президент. Пограничники не определяют линию прохождения границы — она определяется в соответствии с законом, с двусторонними соглашениями, которые утверждаются соответствующими законодательными органами. Такие соглашения были подписаны, их утвердили высшие законодательные органы СССР и КНР. Обозначение границы на карте, ее делимитация были проведены и закреплены этими соглашениями, то есть два государства сказали: “Здесь линия проходит”.

Теперь, во-вторых, когда дело дошло до демаркации, в этот заключительный этап установления границы уже на местности, выяснилось, что делимитация проведена была не очень качественно и на отдельных участках — в ущерб Российской Федерации и в пользу нашего соседа Китая. Но, насколько мне известно, китайцы в настоящий момент не настаивают жестко на том, чтобы линию провести именно так, как определили в процессе делимитации. Так вот, новая линия границы уже продемаркирована, стоят пограничные знаки, прорублены просеки, но охраняется она по прежней линии, не по новой, а в отношении тех трех участков, где возникли сомнения, ведутся переговоры с китайцами. Чем они закончатся, уступят ли китайцы в тех законных и обоюдно подписанных договоренностях или не уступят — я не могу сказать, потому что все переговоры ведет Министерство иностранных дел.

А. П. Вот я сейчас разговаривал с губернатором и с его заместителем, которые так остро и мотивированно объяснили драму Тумангана, реки Туманной тем, что в итоге будут нарушены геостратегические интересы России в следующем веке. И я думаю, что Вы как гражданин — не военный, а просто как русский человек — имеете собственную точку зрения на эту проблему.

В. С. Я сегодня командующий округом, у которого в подчинении тысячи пограничников, и в этом качестве буду охранять ту линию, которую определят наше правительство и президент. Но, конечно, мне не безразлично, где именно пройдет эта линия, и любая пядь земли, если она просто-напросто передается сопредельному государству, отзывается душевной болью у каждого из нас, в том числе и у меня.

А. П. В частности, я познакомился с генерал-майором, уже в отставке, Розовым — и вот меня, моих друзей его поступок просто-напросто поразил: настолько он не свойствен ни нашей советской, ни сегодняшней российской этике. Мне казалось, что такой неординарный поступок должен был вызвать взрывную реакцию в военной среде, среди офицеров. Как отозвалась его добровольная отставка в кругах пограничников?

В. С. В принципе решение генерал-майора запаса Розова Валерия Михайловича не вызвало какой-то реакции в офицерском корпусе по одной-единственной причине, я ее уже называл, но повторюсь: вопросами демаркации занимается Министерство иностранных дел, и генерал Розов принял свое решение, находясь в штате Федеральной пограничной службы, но работая полностью в совместной российско-китайской комиссии по демаркации, то есть он был в подчинении Министерства иностранных дел. И если генерал Розов был не согласен с позицией этого ведомства, то, видимо, он подал пример не пограничникам, а сотрудникам МИДа.

А. П. Интересно, что силовые структуры — и Советского Союза, и Российской Федерации — подвергаются колоссальному давлению со стороны политических сил и структур. Идут непрерывные чистки ФСБ, это сегодня одна из самых несчастных служб, страшный всемогущий монстр КГБ превратился за время реформ в загнанного пушного зверька, с которого разве что шкуру еще не сняли. Или, например, армия наша многострадальная, ее трясет непрерывно. Что творится в ФАПСИ — черт знает что! И на этом фоне единственная силовая структура — погранвойска — удивительным образом сохранили все же свою внутреннюю строгость, стройность, независимость, хотя бы относительную, от всех этих вихрей политической жизни, общество по-прежнему уважает погранслужбу. Что это: результат того, что Николаев такой тонкий стратег, либо все же пограничники в нашем обществе вызывают особый пиетет, на них не решаются замахнуться? Вы согласны, что пограничникам живется легче, нежели всем остальным?