Открывая новые горизонты. Споры у истоков русского кино. Жизнь и творчество Марка Алданова (СИ)

Автор мечтал об успехе -- о переводе на различные языки, о больших тиражах, об экранизации. Приспосабливал­ся к запросам западного книжного рынка, пытался угодить массовому вкусу. В годы холодной войны положение деяте­лей русского искусства на Западе стало незавидным. Они оказались в изоляции, зачастую без средств к существова­нию. В одном из алдановских писем конца 40-х годов чита­ем, что в Нью-Йорке всего по 200 долларов продавались полотна Добужинского, Сомова, Левитана, Коровина, но по­купателей не находилось. Не находилось желающих покупать и русские книги. "Мне пишут, что это объясняется крайней нелюбовью нынешних американцев ко всему русскому, -- сообщал он Н.А. Тэффи 10 сентября 1950 года. -- Алданов? Антибольшевик? Все-таки, черт с ним, пусть покупает кто-либо другой. Я на днях прочел, что в каком-то американс­ком городке публика не позволила в театре исполнять ста­рые русские песни".

Вплоть до окончания работы над повестью Алданов не рассказывал о ней ни одному из друзей. Очень опасался, что русская эмиграция ее разбранит. В октябре 1954 года сооб­щив Е.Д. Кусковой, в прошлом видной социал-демократке, что печатание отрывков начнется в ближайшем номере "Нового журнала", он просил ее о снисхождении: "Не судите слишком строго, да она (повесть. -- А.Ч.) и будет непонятна до появ­ления в полном виде". В подобных же выражениях обращался и к В.В. Набокову, мнением которого особенно дорожил: "Она будет в журнале лишь в отрывках, и уже по одному этому прошу Вас (если прочтете) не судить слишком строго" (письмо от 24 октября 1954 года). Но то, чего опасался Алданов, все-таки произошло. Когда журнальная публикация была завершена, Е.Д. Кускова с обычной для нее прямотой заявила ему: "Спрашиваете, понравился ли читателям "Бред" -- не всем. Некоторые критиковали довольно резко" (письмо от 10 января 1956 года).

Хотя писатель повторял, что в журнале публикуются только отрывки, текст воспринимался как органичное целое: характеры раскрыты, сюжетные узлы развязаны. Не хватало только изображения бреда героя, главы, давшей название повести, точнее, как мы теперь знаем, двух глав: этой и ей предше­ствующей, вводящей в ситуацию. Переводчику повести на ан­глийский язык Кармайклу Алданов писал, что хотел бы в книге дать все главы под номерами, но одну, самую главную, выделить, дав ей еще и название. Ссылался на пример Толсто­го: в "Анне Карениной" название имеет только одна глава. Стало быть, глава, давшая название повести, была для него самой главной.

Под названием "Бред Шелля" она уже после смерти автора была напечатана и на русском языке -- в "Новом журнале", N 48 -- 1957. Публикацию успел подготовить сам Алданов и предпослал ей небольшое введение, содержащее загадочную формулировку: она не была опубликована прежде "по соображениям, теперь отпавшим" ...Приняв мексиканское наркотическое снадобье, герой в бреду с удивительной отчетливостью видит ряд странных картин, то вполне реальных, то полубезумных.

Условная форма давала автору возможность откликнуться на самую для него важную тогда тему -- на смерть Сталина. Но массовому западному читателю, которому он предназначал свою повесть, эта тема была малоинтересна. В ответ на предложение Кармайкла попытаться напечатать главу отдельно на английском в каком-нибудь крупном нью-йоркском журнале, Алданов не без ехидства предложил ограничиться только эпизодом из нее, где действует граф Сен-Жермен.

Глава состоит из не связанных между собой эпизодов. Два полюса -- ужасное воспоминание Шелля о своей встрече со Сталиным и авантюрное приключение Сен-Жермена, о котором Алданов узнал из старинного манускрипта. Конечно же, писателю в первую очередь представлялся важным сталинский эпизод.

Весной 1953 года Алданов постоянно думал о Сталине. При­стально читал советские газеты, -- в них впервые, хотя завуа­лированно, с оговорками, стала подниматься тема сталинских злодеяний. В письме В.А. Маклакову от 8 и 9 апреля 1953 года под впечатлением чтения "Правды" сообщал: "Признания при "чистках" достигались "совершенно недоступными методами" (то есть пыткой). Статьи "Правды" это прямо пощечины Сталину. Что, если в самом деле Маленков и Берия решили отречься от Сталина? (...) Для того, чтобы удержаться и укрепиться, надо было отречься от Сталина и сталинизма, хоть обманно, хоть на короткое время. А это значит, что между страной и режимом пропасть".

Создавая образ Сталина, Алданов ставил перед собой ту же задачу, что Толстой, когда создавал своего Наполеона: заста­вить читателя его презирать. В мемуаристике и публицистике русского зарубежья разоблачения Сталина были далеко не но­востью. Сам Алданов еще в 1927 году посвятил ему очерк и дал такую характеристику: хитер, умен, густо залит кровью, бес­спорно, выдающаяся личность. Но в художественной литерату­ре в трактовке образа Сталина Алданов в повести "Бред" выс­тупил первооткрывателем -- писатели-эмигранты эту тему об­ходили стороной, а советские писатели при жизни вождя лишь славословили его.

Политический памфлет -- жанр, не рассчитанный на долгую жизнь, почему же автор считал памфлетные страницы главны­ми в своей повести? И еще вопрос: какие "соображения, те­перь отпавшие", заставили его опустить главу в 1954 году и дать для публикации- в 1957? Наивно думать, что на решение писателя мог повлиять секретный доклад Хрущева о Сталине на XX партсъезде -- какое дело до него русскому эмигранту, жившему в Ницце, печатавшемуся в Нью-Йорке?

Казалось бы, вопросам суждено остаться без ответов. Но в Библиотеке-архиве Российского фонда культуры посчастливи­лось найти первоначальный вариант этой главы, и он дает ответы, причем неожиданные. Все указывает на то, что Алда­нов вовсе не памфлетные страницы считал главными, а другие. Которые он тем не менее в конечном счете опустил.

Начну по порядку. Обнаруженный машинописный текст с авторской правкой относится к 1953--54 годам, был создан по горячим следам описываемых событий. Второй вариант, "Бред Шелля", написан осенью 1956 года специально для перевода повести на английский, в декабре того же года автором направлен в редакцию "Нового журнала" для публикации на русском языке. Во втором варианте почти не подвергся правке сталинский эпизод и эпизод встречи Шелля с опальным советским ученым. Но в раннем варианте центральное место занимают сцены в американском посольстве в Москве -- здесь автор излагает свои представления о будущем России, а фрагмент "Олений парк" (с Сен-Жерменом) появляется лишь во втором варианте. Фрагмент "Олений парк" придавал главе большую занимательность, делал ее более органичной частью повести. Вместе с тем, первоначальный вариант, обращенный прежде всего к русскому читателю, гораздо масштабнее по смыслу.

Особенность дарования Алданова, ставящая его особняком в русской литературе, -- постоянный интерес к будущему, по­пытка предугадать его контуры. Вспомним его исторический прогноз в рассказе "Фельдмаршал", написанном в начале 1941 года: точно предугаданы ход и исход войны, даже заговор немецких генералов.

Проницательность Алданова вообще поразительна! В среде состарившихся русских эмигрантов первой волны существовало единодушие: рано или поздно коммунистическая система рухнет. Но контуры событий, которые за этим последуют, контуры опасностей, которые страну подстерегают, разглядел один Алданов.

В послевоенные годы он сделал несколько прогнозов-предсказаний, - и все они сбылись, хотя сам Алданов не дожил до этого. В романе "Живи как хочешь" (1952), обсуждая вопрос: что ожидает страну, когда рухнет коммунистическая система, - он предсказывал и распространение черной и белой магии после упразднения государственного атеизма, и то, что из России не "...посыпятся шедевры, как только она станет свободной. Огромное понижение умственного и морального уровня скажется на всех, даже на самых лучших". В переписке 1951 г. Алданов предостерегал об опасности, которая ожидает страну после краха коммунизма: распад на ряд соперничающих государств, готовых решать свои противоречия военным путем.