Одержимые блеском: о драгоценностях и о том, как желание обладать ими меняет мир

Идея безупречного драгоценного камня реально существовала только в алмазной отрасли. Но алмазов очень много, особенно белых. А жемчуг – это органический побочный продукт. Можно ли ждать от него совершенства? Оно невозможно. А целая нитка идеальных жемчужин – это фантазия.

Во всяком случае, это было верно в течение тысячелетий, когда люди собирали эти сияющие сферы, боготворили их и сражались из‑за них. До Микимото «круглая» жемчужина была всегда «почти круглой». Такой жемчуг можно увидеть в музеях и частных коллекциях. Обычно эти жемчужины имеют яйцевидную форму или представляют собой сферу с несколькими впадинами. В лучшем случае они кажутся круглыми и белыми, пока вы не посмотрите внимательнее. Шекспир называл эти дефекты «природы поврежденье». Мы с вами называем это генетическим разнообразием.

Но после того как Микимото разработал процесс выращивания жемчуга и занялся селекцией устриц ради особого цвета и сияния, стало проще получить сферическую жемчужину, чем найти природный жемчуг с дефектами. В каком-то смысле Микимото был Генри Фордом драгоценных камней. Он стандартизировал жемчуг, не уменьшив его ценности.

Хотя стоимость природного жемчуга действительно немного снизилась. Но не по той причине, о которой думали запаниковавшие дилеры. Они боялись, что Микимото наводнит рынок стандартными жемчужинами, что приведет к снижению их стоимости. Вместо этого японец наводнил рынок слишком большим количеством исключительных жемчужин, и на длительный срок сократился рынок более дорогих «природных жемчужин», которые при более низком качестве доставать было опасно и трудно. Лондонская паника, судебные иски, клеветнические кампании – все это было результатом страха. Боязнь конкуренции, боязнь перемен, боязнь совершенства и того, что оно станет прецедентом.

Но не все можно списать на психологию. Совершенство – это не продолжение позиционного товара. Как позиционный товар, жемчужина считалась бы хорошей или плохой в сравнении с другой жемчужиной. Люди превыше всего ценят симметрию. Исключительно по этой причине сферическая жемчужина всегда будет предпочтительнее других, безупречная – предпочтительнее жемчужины с пятном на поверхности.

Семир Зеки, профессор нейроэстетики в Лондонском университетском колледже, изучает то, как мозг видит красоту. По мнению Зеки, единственной константой в восприятии красоты мозгом является активность центра удовольствия в медиальной орбито-фронтальной коре. Увидев что-то красивое, вы реагируете. Но красота в мозгу смотрящего. Вы можете посчитать предмет красивым сначала, но как только его дефекты станут очевидными, удовольствие станет меньше. Зеки говорит об этом так: «Восприятие красоты может ослабеть, когда мы начинаем узнавать ее дефекты» [279]. Иными словами, когда люди видели лишь несколько жемчужин, все они казались магическими. Когда на нас хлынули миллионы идеальных жемчужин каждый год, недостатки стали фатальными.

До сих пор существует маленький рынок природных жемчужин, в основном рассчитанный на коллекционеров. За определенную цену вы можете получить жемчужину, за которую, вполне возможно, кто-то умер. Но, спрашивается, отчего у вас может возникнуть такое желание, когда культивированный жемчуг не менее натурален и бесконечно более привлекателен? Каждый год на рынке появляется лишь горсточка природных жемчужин (то есть тех, которые были созданы устрицами случайно и выловлены ныряльщиками), и большинство из них старинные. Даже самые лучшие, самые изысканные и самые дорогие жемчужины, поставляемые компаниями с наилучшей репутацией, являются культивированными.

Есть множество причин для такого преобладания культивированного жемчуга. Во многих странах необходимо получить разрешение – а это очень и очень непросто, – чтобы нырять за устрицами-жемчужницами. В Шотландии, к примеру, откуда раньше в изобилии поставляли речной жемчуг, собирать жемчужницы запрещено законом. На рубеже двадцатого века неограниченная добыча привела к сокращению устриц практически повсеместно. Если бы Микимото не освоил науку выращивания жемчуга и не убедил весь мир не только принять культивированный жемчуг, но и изменить свои стандарты совершенства, то устриц, возможно, вообще бы не осталось.

Народный жемчуг

Продавцы жемчуга всего мира были в ужасе от того, что культивированный жемчуг наводнит рынок. Исчезнет дефицит, столь необходимый им для поддержания ценности их собственных запасов. На рубеже двадцатого века эта ценность была как никогда велика. Жемчуг пользовался таким спросом, что этот период считали вторым золотым веком жемчуга, не только потому, что цены взлетели, но и потому, что его популярность была огромной. Новая американская аристократия – промышленники, нефтяные магнаты, золотые миллионеры – знала, что жемчуг – это драгоценный камень королей, и требовала собственный жемчуг.

Чтобы удовлетворить спрос, жемчуга не хватало. Добыча природного жемчуга достигла опасно низкого уровня, и цены поднялись на беспрецедентную высоту. В 1916 году Картье за одну нитку жемчуга получил от Мортона и Мэй Плант один из их городских особняков рядом с особняком Вандербильтов на Пятой авеню, чтобы разместить в нем штаб-квартиру фирмы «Картье» в Нью-Йорке.

Продавцы жемчуга в Европе знали, что культивированный жемчуг достаточно хорош, чтобы смутить покупателей, не говоря уже о ювелирах, ученых и всех остальных. Поскольку рынок жемчуга всегда опирался на эффект дефицита и погоню за совершенством, все боялись, что изобилие таких убедительных драгоценных камней на рынке обрушит цену всего жемчуга.

В конце концов цены действительно упали, но не по той причине, которой боялись дилеры всего мира. Культивированный жемчуг не наводнил рынок и не обрушил цену природного жемчуга вместе со своей собственной ценой. Он обрушил спрос на природный жемчуг. Рынок природного жемчуга сократился, потому что культивированный жемчуг был лучше. Он тоже был натуральным, но при этом более качественным и дешевым.

Никто не мог купить Тайсо-рен. Но каждый мог приобрести жемчужины Микимото. Каждый. Задолго до того, как Микимото получил свою первую жемчужину, он написал в письме, что мечтает украсить ниткой жемчуга шею каждой женщины в мире. Поэтому он выращивал жемчужины любого размера, в любых количествах и по любой цене. Хотя в результате жемчуг перестал быть эксклюзивным украшением богатых, он сохранил свою ценность и остался драгоценным минералом. И все это благодаря Микимото, прирожденному шоумену, и его Жемчужной нитке босса, самой совершенной и недоступной нитке жемчуга.

В результате культивированный жемчуг стал жизненно важным аспектом спринта к экономическому и промышленному взлету периода Реставрации Мэйдзи, и Микимото знал об этом. Возможно, он был одержим совершенством и очарован мечтой украсить ниткой жемчуга каждую женщину, но он не был чужд коммерции. У него было чувство прекрасного, как у настоящего самурая, и душа поэта. Микимото воспользовался Реставрацией Мэйдзи и намеревался отплатить за это сторицей. Как бы Микимото ни любил Америку, он был националистом. Свой первый урожай сферических жемчужин Микимото посвятил императору Японии. И в каком-то смысле он посвятил всю жемчужную отрасль своей стране, поскольку 75 процентов мировой торговли жемчугом проходят через Кобе.

Микимото называли «самым блестящим примером эпохи, которая позволила простому человеку стряхнуть свои узы и быть свободным» [280]. Именно эта свобода позволила ему стремиться к чему-то большему. Микимото стал бизнесменом, ученым, жемчужным королем мира. Жемчуг стал первым (и последним) экспортным товаром, выращенным в Японии. Как и сам Микимото, страна нашла свою новую идентичность в двадцатом веке и стала авангардом технологии, которую двигают вперед ученые и новаторы. И эта идентичность не потребовала полного уничтожения прошлого.