Власть и совесть. Политики, люди и народы в лабиринтах смутного времени

Россия – страна, которая больше всех пострадала от революций и, казалось бы, выстрадала эволюционный путь развития, – была вновь брошена в пучину революционных битв. Психология разрушать все до основания, даже независимо от многих из нас господствует над обществом. Одни свергают Ельцина и Гайдара, другие – Хасбулатова и Руцкого. Да и команды у тех и других в большей или меньшей степени постоянно настроены на революционные битвы. И они стараются вовсю, зная, что, если «не держать революционный шаг», могут затоптать или выкинуть из строя.

Такова логика нашего революционного сознания. Я, например, убежден, что каких-то особых противоречий между Ельциным и Хасбулатовым не было. Они – люди одной команды, одного настроя, одного выбора, наконец. Но стараниями окружения, а где-то и под влиянием крайних сил лидеры становятся заложниками революционного сознания, сталкиваются лбами. Тут же, что закономерно для смутных времен, одни клянутся в верности одному, другие – другому. Разве допустило бы уважающее себя государство такие нападки на двух высших должностных лиц? И чего мы добились в результате? Кто выиграл?

Можно было бы обо всем этом не говорить, но я уже писал, что на этом фоне общество раскалывается на «наших» и «ненаших». Даже политические партии формируются по этому признаку. Могут ли в этих условиях нации чувствовать себя спокойно и уравновешенно? И они начинают руководствоваться в своих отношениях с ближними и дальними соседями различных национальностей революционно-националистическими категориями. И тут появляются «наши» и «ненаши». Революции взрывают нации, а эволюционный путь – самый естественный для самоутверждения и национального возрождения народов в силу многих причин, о которых я писал, отметается. Согласие превращает и глину в золото, а раздор может превратить и золото в глину, – так, по-моему, говорят наши мудрые соседи – китайцы. Это верно и для нашего Отечества.

Третий вопрос. Государство и государственность формируются веками, и в этом заключается историческая мудрость. Революции, как правило, разрушают государство и растворяют в сознании людей величие идеи и практики государственности. Мы же идеи революционных преобразований и революционной критики направили прежде всего на государство. Удары, которые наносились, может быть, во многом, и весьма оправданные, попадали прямо в голову государству. И никто до сих пор не сказал: делайте с системами внутри что хотите, но государство не разрушайте. Должна же быть какая-то грань. Разные идеологические системы и даже политические режимы могут быть разрушены, но нельзя было разрушать само государство. Тем более в конце XX века. Разрушив его, реформаторы снизили донельзя, а фактически уничтожили рейтинг идеи государственности в сознании людей. Получилось, что для многих сегодня государство и КГБ – это одно и то же. Такой стереотип формировали и объективно и субъективно. Государство превратилось в антипод демократии, тогда как настоящая демократия – это прежде всего сильное государство, стоящее на страже человеческих прав и свобод. Именно изменив его функции, думается мне, надо было укреплять государство. Уж коль мы пошли на реформы, так и нужно было реформировать государство в этом направлении, не допуская ослабления его авторитета. Особенно в России.

Этот момент крайне важен. Ведь именно в России всегда не только политическое, но и духовно-нравственное значение имела идея государственности, державности. Благодаря этому Россия, даже находясь между Востоком и Западом, сумела стать великой державой. Два года тому назад мне приходилось говорить молодым «революционерам» из парламента, что Россия не должна себе позволять вести себя так, как ведут, к примеру,

Эстония, Литва и Грузия. В том числе и по отношению к Союзу. У России другая миссия, более тяжелая и ответственная, но исторически значимая. «Орел мух не клюет», – говорят в народе, и потому нельзя было России копировать поведение мелких государств.

Стереотипы разрушения союзной государственности автоматически переносились на Российскую Федерацию. Радикалы вместе с литовскими, латвийскими и прочими депутатами утверждали в течение двух лет в союзном парламенте, что СССР – это империя и ее крах неизбежен. В пример приводили даже Римскую империю, хотя ее гибель – совершенно другое историческое явление. Может быть, многое в этих рассуждениях действительно было правдой и насильно кого-то держать в составе СССР было не надо. Речь не об этом. Дело в том, что подобная логика рассуждения была недопустимой роскошью для депутатов от Российской Федерации и для российских депутатов. Союзный центр хоть и поздно, но пошел на Союзный договор, а некоторые из моих коллег – российских депутатов – до сих пор продолжают бороться против Федеративного договора, который стал исторически важным моментом собирания Отечества.

Нет, не прав был госсоветник Президента Татарстана, когда говорил, что Договор был составлен «наверху». Над ним ведь работали многие, в том числе и его земляки, начиная от нынешнего Президента М. Ш. Шаймиева, который даже был руководителем одной из рабочих групп Совета Федерации РСФСР, и кончая нынешним Председателем Верховного Совета Татарстана Ф. М. Мухамедшиным, который вместе со своими экспертами участвовал в разработке Федеративного договора. Не прав и О. Румянцев, утверждавший, что мы готовили Договор об образовании Российской Федерации. Мы этим не занимались. Посмотрите тексты моих выступлений на первом и третьем Съездах народных депутатов, где однозначно говорится, что мы не должны копировать Союзный договор, ибо развиваем Федерацию на основе исторической российской государственности. И соответственно берем на себя договорное оформление лишь одного вопроса – распределение полномочий.

После подписания Федеративного договора мы начали мирным путем строительство федеративного государства, не «разбивая» его на 30 или 50 государств, как нам предлагали некоторые советники. У нас лишь по атрибутике было федеративное государство, а по содержанию оно функционировало в режиме государства унитарного. И теперь нужна долгая и кропотливая работа прежде всего федеральных органов власти совместно с органами власти республик, краев, областей и автономий Российской Федерации, чтобы мы пришли к правовому, федеративному государству.

Чем в большей степени мы достигнем децентрализации, тем в большей степени нам удастся на демократических основах наладить процесс интеграции в государстве. Неужели это трудно понять? На создание такого механизма Россия, как крупное государство, вынуждена была бы идти, даже если бы она являлась многонациональной.

Крепость и жизнеспособность государства во многом зависит от согласованности интересов не только по вертикали, но и по горизонтали. Тут еще больше противоречий. Мы пошли по американской системе разделения полномочий между ветвями государственной власти. И осуществили это тоже революционным путем. При этом, используя чисто иррациональные факторы, тут же нарушили баланс ветвей власти – особенно между законодательной и исполнительной.

Россия, как отмечал Бердяев, это общество поляризованного сознания. В точном соответствии с этим рьяные сторонники одной и другой ветвей власти стали на баррикады. Их науськивает друг на друга мифическая «четвертая власть», не имеющая своей «веточки» и потому вечно недовольная и ищущая, как бы лучше устроиться на одной из двух ветвей. Третья власть не знает, что делать, ибо для ее успешной работы должна быть крепкая государственная власть, издающая и исполняющая законы.

Отсюда хилое государство, неработающая власть, не способная (как это ни грустно признавать) ни достоинство свое сберечь, ни целостность сохранить. Ну а на безвластии, как известно, рождаются и хаос, и диктатура, но демократия – никогда.

Понятно, что свобода одного человека кончается там, где ущемляется свобода другого. Этот принцип относится и к демократии межнациональных отношений. Если есть государство, то должна быть и власть закона. Объявляйте голодовки, собирайте митинги, будьте другом или противником самых больших начальников, но закон есть закон, перед ним все равны. Как пишет, анализируя идеи А. Солженицына, Михаил Бернштан: «Вольность – это независимость человека от государства и от своеволия остальных людей. Своеволие ущемляет свободу, а совокупность своеволий ведет к гражданской резне. Закон и основанное на законе государство ограничивают людские своеволия и тем обеспечивают личную свободу» [1]. У нас же своеволие считается признаком демократии и свободы личности. Благодаря этому защищенность человека в обществе от преступников и просто психически больных людей сведена к нулю. Поэтому наши сограждане, пострадавшие от произвола власти, может быть, как никто другой, сегодня приходят к выводу: любая власть лучше безвластия. Крайне горький вывод, если наши преобразования в сфере власти дошли до требования любой власти.