Путь к народу (СИ)
Путь к народу (СИ) читать книгу онлайн
Обширные пространства, лежащие к востоку от Волги, в Саратовской, Симбирской, Самарской губерниях, назывались и теперь называются Заволжьем. От низменного левого берега начинаются плодородные земли - зимой бескрайне белые, весной зеленые, летом желтые и прозрачно чернеющие осенью. Здесь находились крупнейшие частные имения (почти 80 процентов земли к началу XX века принадлежало крупным землевладельцам). Два самарских уезда Ставропольский и Сызран-ский - были центрами этого заповедного до поры до времени царства хлеба, дворянских красных околышей, поголовной родственности, царства простора, необузданности нравов и сословной спеси, на которое, однако, уже наступал новый век...
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
4
Поразительна отзывчивость писателя на события жизни, повороты истории. То, что мы назвали произведениями о прошлой, ведь отделялось от этого "прошлого" двумя-тремя годами! Но и то сказать, скорость исторических перемен диктовала художникам свой темп.
Ко времени возвращения А. Н. Толстого, Советская Россия была занята восстановлением разрушенного, строительством и успешно двигалась вперед. Но на внешний взгляд в ней царствовал нэп. Впрочем, не только свидетелям, но и некоторым участникам событий так казалось. Не один и не сто коммунистов почувство" вали, что опора ускользает из-под ног: "За что боролись?" Про" ливали кровь, чтобы буржуй, как ни в чем не бывало, загребал деньги и веселился пуще прежнего, в то время, когда города полны беспризорных, когда в руинах и ржавчине застыли погасшие заводы, когда вновь, казалось, вернулась безвылазная бедность?
Бывший красный боец Буженинов (рассказ "Голубые города", 1924), заболевший "нервным переутомлением", отправляется к себе на родину, в уездный городишко. Жизнь, с которою он здесь столкнулся, угнетает его. Писатель мастерски воссоздает уездный быт, словно и не тронутый революцией. А если и есть приметы нового, то они носят карикатурно-пошлый характер: "Вот почтенный старичок в очках, продавец львов из бумажного теста с зелеными рылами и расписных свистулек, не обращая внимания на суету и шум, читал книжицу. Перед его лотком стоял пьяный человек, перекинувший через плечо грязные валенки, видимо, принесенные на продажу, и повторял зловеще:
- Предметы роскоши - не дозволяется. Это мы сообщим кому следует". "Василию Алексеевичу представлялось, что сидит он на дне глубочайшего колодца, и только пестрые плакаты Добролета, Доброхима, красный силуэт рабочего между красных труб на штукатуренной стене над головами чаепийц и курителей махорки напоминают о далекой-далекой Москве, где гремит жизнь".
Страстный мечтатель, создатель проектов голубых городов будущего, Бужениноз не может и не хочет примириться с этой реальностью: "Жить неохота. Мещанство. Житьишко. Семечки грызут за воротами. Да, да, товарищ Хотяинцев, отстучали копыта наших коней. Улетели великие годы, Счастливы те, кто в земле догнивают..." Будни революционных преобразований оказались не по плечу таким, как Буженинов, они не готовы к "прозаической", пословам В. И. Ленина - "(для мелкобуржуазного революционера "скучной", работе расчистки почвы от обломков..." [В.И.Ленин, Полн, собр. соч., т. 36, с. 205] Писатель не настаивает на типичности образа Буженинова, подчеркивая его одиночество, нервозность, неумение видеть и понимать людей и - в конечном счете эгоцентризм: он не хочет расстаться с голубой мечтой, поджигая городишко и вывешивая над ним план своего города. Только теперь он ощущает "личное свое Я" и приходит в восторг от этого ощущения.
Сила рассказа не только в образе Буженинова, но и в густо сатирическом изображении уездного быта первых послереволюционных лет. Читатель встретит здесь десятки деталей и черт, зримо рисующих картину "звериной", застойной жизни. Нельзя не заметить, что эта косная сила пугала и самого писателя. Вернувшись в Россию и застав многое нетронутым и даже как бы более агрессивным, увидев обывателя, закалившегося в огне войн и ныне торжествующего свою сытость, свое право жить так, как он хочет, писатель был удручен. Преувеличение силы обывательщины (хотя и одновременно борьба с нею сатирическими средствами) характерно и для рассказов "Василий Сучков", "Сожитель" (1926), "Подкидные дураки" (1928). Психология обнаглевшего мещанина, везде видящего ущемление своих "потребностей" и логически естественно приходящего к преступлению, показана в рассказе "Василий Сучков". Но особенно интересен рассказ "Подкидные дураки". Та же драма бывший красный боец и будни - раскрыта иначе, нежели в "Голубых городах". Ракитникова погубила не мечтательность, а мерное погружение в застойность материального благополучия, спокойствия. Таких коммунистов называли разложившимися. Из лихого красного командира он превратился в "изолгавшегося и запаршивевшего" служащего, живущего пивной и "пишбарышнями". "И полетели года над незрячей жизнью..." Уходит жена, остаются приятели с портфелями, которые лишь казались приятелями, "потому что единодушно все заговорили об обеде с водкой...". Здесь уже нет мотива сострадания герою, как в "Голубых городах" или в известной повести "Гадюка", нет и пугающей "уездной" действительности - дело происходит в Ленинграде. Писатель прямо обвиняет во всем самого Ракитникова, превратившегося в ничтожество. Финал рассказа откровенно издевательский: задумавший самоубийство Ракитников вместо этого слушает разглагольствования соседа-профессора, подводящего под все жизненные процессы, в том числе и самоубийство, "геологическую" и "биологическую" базы... Напустив слюней "в пузырек с засохшими чернилами", Ракитников пишет жалкое письмо жене и идет к профессору играть в подкидного дурака.
...Читатель, конечно, заметил, что начиная с темы эмиграции, на протяжении 20-х годов А. Н. Толстой создавал в основном рассказы и повести сатирические, отрицающие, а не утверждающие. Из них ушла даже тема женской любви, которая освящала действительность в его раннем творчестве, сулила героям единственную "нетленную точку" в хаосе жизни - любящее сердце женщины. Крупные произведения, созданные в эти годы - романы "Эмигранты" ("Черное золото") и "Гиперболоид инженера Гарина", - также отрицают как старый гуманизм, так и идею сильной личности, приводящую к фашизму (Гарин), разоблачают идеалы буржузного общества. Мастерство Толстого-сатирика достигает в эти годы высшей точки. Именно в сатире он впервые пришел к созданию типов. И все же... Мы знаем, что это были годы творческой неудовлетворенности, годы поисков. Писатель искал свою тему. Тему по плечу своему таланту, тему, ведомую идеей, которая никогда не остазляла его, идеей русской государственности, идеей величия русского народа. Этой темой станет для Толстого эпоха преобразований Петра I.
5
Еще до создания романа "Петр Первый" писатель неоднократно обращался к исторической теме. Он сам считал началом своей работы в прозе рассказ "Соревнователь" (1909) и признавался, что "недочеты я скрывал под стилизацией (XVIII век)". "Соревнователь", "Катенька" (1910), несколько пьес, из которых наиболее удачна "Любовь - книга золотая" (1918), - это обращение к анекдоту, мастерская имитация "галантного" стиля; в основе этих произведений лежат незамысловатые любовные истории, и если бы не просвечивающая сквозь стилизацию всегдашняя толстовская ирония, не озорная сочность языка, вряд ли стоило бы упоминать эти произведения. Но, во всяком случае, работа над ними дала писателю опыт овладения историческим материалом, правда, пока чисто внешней стороной его. Последним из произведений этого ряда стала повесть "Граф Калиостро" (1921) с щедрым набором исторической экзотики. Однако уже до этого началась серьезная работа Писателя над темой Петра I - рассказ "День Петра" (1917).